Василий Мидянин - Что делать, Фауст. Пропушкина
— Иваныч, — хрипло сказал Пушкин, — а вот ты, к примеру, знал, что Кюхля умер?
— Кюхля? — осторожно удивился Гнедич. — Кто это?
— Понятно. Проехали. — Пушкин поднялся из-за стола, направился к своей дорожке, склонился над монитором, едва не повалив его. — Ну что, Костя, много без меня накидал?.. У-у-у, бестолочь! Давай-ка я сам теперь...
Еще с четверть часа Пушкин неутомимо метал тяжелые шары, успев за это время оприходовать до дна заветный графинчик и еще дважды заказать по пятьдесят. Когда он выбил шестой страйк и, отдуваясь, плюхнулся за свой столик, мобильник у него во внутреннем кармане тоненько запиликал «Le Vent, Le Cri». Поэт выдернул телефон из кармана, поднес его к уху.
Это был Некрасов.
— Здравствуйте, Александр Сергеевич, — произнес генеральный директор «Нашего современника». — Гуляете, сударь?
— Не без этого, Николай Алексеевич, — смиренно согласился Пушкин.
— Не изволите ли пояснить, на какие нужды пошли пятьсот долларов из кассы журнала, кои вы соблаговолили получить сегодня вечером?
— Это аванс, — хмуро проговорил Пушкин. — Мне. За новую «повесть Белкина».
— Что-с, и авторский договор на нее уже, наверное, имеется? — ядовито осведомился Некрасов.
— Николай, ну брось. Я сказал, сделаю — значит, сделаю.
— Видите ли, Александр Сергеевич, пару раз вы уже брали авансы под новые произведения, после чего все как-то рассасывалось. Не помнишь? Поэма «Чеченский пленник» и документальное исследование «Кровавые разборки в Кремле: Сталин против Берии»?
— А, — пробурчал Пушкин. — Это. Ну да. Напишу ужо. Собираю материал.
— Это я проглотил, ладно, — продолжал между тем Некрасов. — Но всякому терпению рано или поздно наступает предел. Мне не жалко денег; это не те деньги, которые способны меня расстроить; мне жалко, когда они падают в пустоту. В никуда. Короче, Александр Сергеич: с завтрашнего дня все гонорарные и прочие выплаты осуществляются лично через меня. Ключ от сейфа я у Гузмана изыму. Представительские расходы не отменяю, если надо посидеть с автором в ресторации или подмазать слегка кого-нибудь — финансы будут, но в конце каждой недели изволь мне полный отчетец: куда пошло, сколько, коим образом.
— Кюхельбекер умер, — угрюмо произнес Пушкин.
— Поздравляю. И давай-ка наведем, наконец, порядок в бухгалтерии. Вот прямо завтра и займемся. На тебе довольно крупные суммы висят, а я до сих пор не знаю, на что они истрачены.
— Николай, — с трудом проговорил Пушкин, — давай лучше завтра побеседуем. Я уже пьяный и наговорю тебе сейчас всяких дерзостей...
— А мы уже обо всем побеседовали, — заявил Некрасов и отключился.
Обернувшийся Соболевский с тревогой заметил, что его приятель уже с трудом держится вертикально. В глазах великого пиита плескался туман — так же, как и в запотевшей рюмке, которую он пытался ровно держать перед собой.
— Александр, тебе не хватит? — обеспокоено осведомился Соболевский.
— Отвали, халдей! — злобно огрызнулся Пушкин.
С этими словами он опрокинул рюмку в себя, практически не промахнувшись.
— О, горе, — вздохнул Соболевский и от греха подальше отправился в туалет.
— День такой, — обратился Пушкин к Вяземскому, который, широко раскинувшись за столом, устало обмахивался иллюстрированным рекламным проспектом. — Весь день такой. С утра. Дерьмо. Петр, для чего мы тут? Мы, два орла...
Вяземский фыркнул, расчищая на столе место, дабы утвердить локоть, но ничего не ответил.
— А хочешь, я тебе анекдот р... расскажу? — Прижав ладонь ко рту, редактор «Нашего современника» едва подавил рвотный спазм. — Сегодня придумал. Ну, смотри... Идут три быка: молодой, постарше и матерый... И типа видят в долине стадо коров...
— Знаю я этот анекдот.
— Нет, ни хрена ты не знаешь! И вот смотри: молодой говорит — давайте, мол, сейчас бегом спустимся с холма и отымеем всех телок...
— Да-да, а господин постарше возражает: нет, давайте лучше неторопливо спустимся с холма и покроем всех стельных коров.
— Не перебивать, скотина! Короче, господин постарше ему возражает: нет, давайте лучше неторопливо спустимся с холма и покроем всех стельных коров... А старик снисходительно смотрит на них обоих и говорит: значит так, сейчас мы ме-е-е-едленно спустимся с холма и накроем все стадо...
— Ну, всё? Знаю я этот анекдот.
— Нет, не всё еще.
— Как не всё? Ну и чем же сия оказия закончилась, любопытно знать?
— Когда они ме-е-е-едленно спустились с холма, в долине уже никого не было.
Пушкин неуклюже потянулся за оставшейся от Соболевского водкой, попутно сворачивая на бок не в добрый час подвернувшиеся под руку стаканы и бутылки.
— Вона что, попрыгунья-стрекоза, — насмешливо произнес Вяземский, отдуваясь. — Да ты, никак, лето красное пропела?..
— И ты туда же, — безнадежно махнул рукой Пушкин. — А еще друг... С французским прононсом в мундире, мать его ети!.. А вот нарочно позвоню сейчас Наташке!
Он схватил мобильник и начал тыкать непослушными пальцами в клавиши, пытаясь найти в адресной книге телефон жены. Это удалось ему не сразу. Минуло не менее восьми гудков, пока на том конце линии сняли трубку.
— Наташка, ты где?.. — Пушкин пьяно улыбнулся, хотя конфидент и не мог его видеть. — Наташенька... Наташик, ты знаешь, я... — Язык у него заплетался. — Нажрался?.. Нет... Наташк, подожди... Ну чего ты...
Он умолк, некоторое время слушал, а затем широко размахнулся и яростно швырнул мобильником об стену. Миниатюрный телефонный аппарат в противоударном корпусе радостно заскакал по мраморным плитам пола.
— Дерьмо! — страшным голосом прохрипел Пушкин, карабкаясь на стол. — Весь мир — дерьмо, и люди в нем — актеры! — Брызнули во все стороны столовые приборы, хрупнула тарелка с канапе под подошвою великого отечественного литератора. — Колька, хватит дрыхнуть! Поехали к блядям! Давай вызванивай Ксю!
— Извините пожалуйста, сударь, — деликатно произнес метрдотель, коснувшись локтя Батюшкова, который с умилением любовался беснующимся приятелем, — вы не могли бы попросить своего товарища иметь себя в виду?
— Он памятник себе воздвиг нерукотворный! — гордо возгласил Батюшков, тыча пальцем в лихо отплясывающего на столе Пушкина. — К нему не зарастет звериная тропа!
Метрдотель вздохнул — он страшно не любил пьяные скандалы, которые в его работе были печальной неизбежностью, — и дал знак рослым официантам.
Черный «БМВ» остановился возле крытого ржавым кровельным железом двухэтажного особняка княгини Болконской на набережной Мойки, где Пушкин с женой снимали квартиру.
Наталья Николаевна Гончарова тихонько проскользнула в дверь и зажгла свет в прихожей. Густой сивушный запах, плававший в воздухе, и болезненный храп, доносившийся из кухни, безошибочно подсказали ей, что муж дома. Быстро скинув туфли и плащ, Наталья Николаевна прошла в гостиную, на ходу раскладывая мобильник и не глядя набирая хорошо знакомый ей номер.
Абонент отозвался после второго гудка.
— Да, — тихо проговорила Натали в телефон, прикрывая трубку рукой. — Да. Доехала. Да. Ну что ты меня мучаешь?.. Да. Нет. Нормально. Да. Спит... Когда?.. — Закусив губу, она некоторое время молча слушала. — Поскорее бы, Жора... Да, понимаю... Но я... Я измучилась. Да. Ничего, на мой век хватит. По новому закону об авторском праве наследники получают гонорары еще семьдесят лет после того, как... Нет... А если он тебя?! Жорж, давай не будем... Да... Нет... Черт, я совсем запуталась... Да, хочу. Да. С тобой. Да, завтра. В «Черной речке»?.. Хорошо. Да, буду. Хорошо. Согласна. Да. Тоже. Пока.
Она сложила телефон, бросила его на диван. Закусив губу, повернула голову в сторону кухни. Прислушалась.
Нет, показалось.
Неслышно ступая, Наталья Николаевна двинулась в кухню.
Пушкин сидел за столом, уронив голову на руки. Он был в ботинках — значит, доехал сам, друзья непременно сняли бы с него обувь, уложили на кушетку и покрыли бы покрывалом. Если только сами не упились до положения риз. Но тогда в гостиной непременно обнаружилось бы еще от одного до пяти болезненно храпящих бесчувственных бревен.
Поморщившись, Гончарова аккуратно высвободила из-под локтя спящего Пушкина работающий палм и активизировала экран. По экрану побежали строки:
— Мне скушно, бес.— Что делать, Фауст?Такой уж выпал вам удел (все-таки предел, может быть? подумать; предел не может выпадать).Его ж никто не преступает (удела нельзя преступить! думай, как поменять, скотина!!!),Вся тварь разумная скучает:Иной от лени, тот от дел (и это правильно) ;Кто верит, кто утратил веру;Тот насладиться не успел,Тот насладился через меру,И всяк зевает да живет —И ВСЕХ ВАС ГРОБ, ЗЕВАЯ, ЖДЕТ (вот это воистину хорошо! ай да П-н, ай да с-ин с-н!)
КЮХЛЯКХЛЯЮХЛЯИ Я БЫ МОГ
В своем лэптопе запиши:Fastidium est quies — скука,Отдохновение души.Tru-la-la-la — о, вот наука!.. (Психоанализ? подумать)Скажи, когда ты не скучал?Подумай, поищи. Тогда ли,Как над Виргилием дремал,А розги ум твой возбуждали? (А на тебя весь день орали? Нет, все скверно; подумать)Тогда ль, как розами венчалТы благосклонных дев весельяИ в буйстве шумном посвящалИм пыл la-la-la-la похмелья?
A l’instant, si vous le dйsirez, venez avec un tйmoin.Распреканальство.
Тогда ль, как погрузился тыВ (честолюбивые) мечты,В пучину темную науки?Но, помнится, тогда со скукиКак (саламандру) из огняТы вызвал наконец меня.
АФФТАР ЖЖОТ!!! ЖЖОТ!!!
Я мелким бесом извивался,Развеселить тебя старался,Возил и к ведьмам и к... (к кому? читатель ждет уж рифмы «розы»!!!)И что же? всё по пустякам.Желал ты славы — и добился,Хотел влюбиться — и влюбился.Ты с жизни взял tra-la-la дань,А был ли счастлив?..
— ПОШОЛ НАХ, ПРИДУРОК!!!!!!!!!!!!!!!!!
ТРАЛЯЛЯ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Mauvais sujet que vous кtes, Alexandre, d'avoir reprйsentй de la sorte l'idiot!Je connais l’homme des lettres anonymes et dans huit jours vous entendrez parler d’une vengeance unique en son genre; elle sera pleine, complйte; elle jettera, l’homme dans la boueeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeepssssssssssssssssssssssst..........— Сокройся, адское творенье!Беги от взора моего!— Изволь. Задай лишь мне задачу:Без дела, знаешь, от тебяНе смею отлучаться я —Я даром времени не трачу.— Что там белеет? Говори, сцуко!— Корабль испанский трехмачтовый,Пристать (в Голландию?) готовый (отчего же в Голландию?а, собственно, отчего бы и не в Голландию?) :На нем мерзавцев сотни три,(Две обезьяны), бочки злата,Да груз богатый шоколата,Да модная болезнь: онаНедавно вам подарена...
После тройной отбивки внизу электронной страницы крупным полужирным шрифтом была набита последняя строчка, выделенная подчеркиванием:
