Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле
– Триста тридцать три, – ответил Лабастьер. – Когда-то у махаонов это число считалось священным и изображалось цветком трилистника. На каждой странице – одно стихотворение. Мне это доставило удовольствие.
– Как ты успел перевести их за одну ночь?
– У меня тысячи голов, – напомнил император.
Грег с сомнением перелистнул первую, абсолютно чистую, и невесомую страничку. Удивительно: при почти полном отсутствии толщины страницы были не прозрачны, а белоснежны, словно плотный ватман. А вот и первый текст. Иззелена-черные буковки были малюсенькими, но Грег все-таки смог невооруженным глазом разобрать слова и прочел вслух:
«Мокрые усики – радугаСытую землю щекочут,Это небо смешит ее, радует,Удивить разноцветием хочет.Личинка, это друг друга ониТак любят – и вечно, и молча».
– Хм-м… – покачал он головой. – Интересно. Красиво, но непонятно. Похоже на японские хокку.
– Ты прав, – отозвался Лабастьер. – Но природа этого текста несколько иная. И я не смогу объяснить тебе, в чем его специфика, ты должен почувствовать это сам. Я бы выделил тут несколько основных семантических линий: «Не суетись, и ты обретешь гармонию», «мы смертны, и жизнь наша коротка», «мир прекрасен», «вселенная едина в своем многообразии, и мы – часть ее»… Однако займись этим на досуге, а сейчас – в путь.
Грег осторожно закрыл книгу и вновь хотел вернуть, так как боялся повредить ее, сжимая в руке, но император опять остановил его:
– Утром портной сделал спереди твоей блузы специальный карман…
Грег пощупал живот и с удивлением обнаружил там маленькую, в размер книги прорезь. Сунул туда палец и тот уткнулся в дно. Усмехнувшись, Грег положил в карман книгу, и они продолжили путь.
– Ты обещал разговор о моих соплеменниках, – чувствуя, что начинает говорить слогом Лабастьера, напомнил Грег, когда они миновали поросший колючим кустарником холм.
– Обещал, – согласился император.
Минут пять после этого они шли молча.
– Так давай побеседуем, – прервал тишину Грег.
– Давай.
– Что же ты не беседуешь?! – разозлился Грег.
– Беседую, – невозмутимо возразил Лабастьер.
– Проклятье, – пробормотал Грег. – Ладно… Ты думаешь вывести из анабиоза моих товарищей?
– Я думаю об этом, – отозвался император. Грег хотел уже было взбеситься вновь, но Лабастьер продолжил: – Взвешиваю все «за» и «против». «За» не вижу ни одного.
– А «против»? Перечисли!
– Всех не сосчитать. Чем больше я с тобой общаюсь, тем больше их появляется. Например, прямо сейчас ты проявляешь удивительный для меня первобытный эгоизм. Заключив двустороннее соглашение, ты истерично требуешь от меня выполнения моих обязательств, а о своих даже не вспоминаешь.
– Какие еще обязательства?! – возмутился Грег.
– Ты обещал рассказать мне о том, с чем вы столкнулись в космосе. А так как инициатива заключения этого соглашения исходила от тебя, то и первый шаг должен быть твой. Но ты не торопишься.
– Черт! – выругался Грег. Он и в самом деле и думать забыл об этом. – Ну ладно. Я расскажу.
«Наш корабль называется «Звездный странник», и я думаю, зря мы его так назвали. В его строительство вбухали треть годового бюджета планеты, и не стоило нам быть легкомысленными даже в названии. Надо было назвать его «Счастливчик» или хотя бы «Разведчик», а еще лучше «Мэйфлауэр» – так назывался корабль, на котором когда-то по океанским водам приплыли на мою родину первые поселенцы из Европы и основали великую страну. А странник странствует ради странствий, и это главная его цель… Так, к сожалению, и вышло.
Все в этом корабле – от системы жизнеобеспечения астронавтов, находящихся в анабиозе, до «святая святых» – гиперпространственного привода – было итогом новейших, безумно дорогих, но ни разу не проверенных на практике разработок. Во всяком случае, в совокупности. Но у человечества уже не было времени на проверки.
Нас отбирали по стольким критериям, что таких людей просто не бывает. Да и что такое «космобиолог», если ни с одной биологической формой вне Земли люди еще не встречались? И этот самый «космобиолог» при необходимости должен быть способен заменить пилота звездолета… И он, к тому же, чемпион континента по рукопашному бою без правил… Я лично не могу. Потому что очень трудно представлять себя. И вот такими, или примерно такими универсалами были поголовно все участники экспедиции.
Почему я стал астронавтом? Повелся на инфантильную ерунду. В детстве меня почему-то мучил вопрос: если космос бесконечен, то в мириадах вероятностных сочетаний обязательно найдется моя копия… И если мы встретимся, мы откроем друг другу какую-то тайну… Идея ушла, а интерес к космосу остался.
Мы летели на поиск новой родины для людей, потому что старую они уже высосали почти без остатка, и теперь, обезумев, за этот самый остаток дрались между собой. И посылали на бой друг с другом орды роботов. Чтобы заставить безобидных, как электрические чайники, роботов воевать, сделать их агрессивными по отношению к людям, их заражали специальными компьютерными вирусами. Этих вирусов развелось так много, что верить роботам было уже нельзя.
Природа не заложил в нас инстинкт сохранения вида. Точнее, заложила, но лишь как сочетание инстинкта самосохранения и материнского инстинкта. Дальше одного поколения это не работает. Выживи сам, сумей уберечь детей – и все будет в порядке… А тех, кто этому мешает, – убей. Было чудом, что среди нас еще находились люди, способные думать об интересах будущих поколений, а не только о себе и своих детях… Было чудом, что именно эти люди стояли в тот момент у руля и сумели правдами и неправдами ради этой абстрактной для большинства цели сделать нищих беднее еще на треть. Но, как бы то ни было, мы отправились в путь.
Газетчикам говорилось, что мы – разведчики, что, найдя землю обетованную, вернемся и заберем туда всех желающих. Специалисты знали, что это ложь. Мы должны были найти место, пригодное для жизни, и остаться там. Чтобы человечество продолжалось хоть где-то…
Но мы вернулись. Вернулись, спасая собственные шкуры. Потому, что даже изгаженная, перенаселенная и воюющая сама с собой Земля была более пригодной для жизни, чем все встреченные нами в пути миры».
Грег остановился и заявил:
– Я проголодался.
Уже вечерело, и теперь они шли по голой, глинистой, испещренной трещинами почве.
– Нужно пройти еще немного, – сказал император. – Через полчаса мы выйдем к водоему, там нас будут ждать мои слуги с порцией пищи для тебя.
– Полчаса? Нет проблем, – Грег двинулся дальше. – Я уже много рассказал тебе. Не пора ли тебе, согласно нашему договору, высказаться по теме, интересующей меня?
– Вообще-то ты ничего не рассказал мне о том, что меня интересовало, – заметил Лабастьер. – Ничего о мирах, где ты побывал. Политическую, экономическую и экологическую ситуацию на Земле в момент вашего отлета я прекрасно знал и без тебя… Будем вести игру честно. Я принимаю эстафету, но, так же, как и ты, расскажу лишь о предварительной ситуации к той, что тебя интересует. А ты в это время готовься быть более точным.
– Проклятье! – пробормотал Грег, но тут же смолк, потому что заговорил император.
«Меня заинтересовали космические разработки людей. Я даже построил корабль, подобный вашему. Но в процессе строительства выяснилось, что мнемополе, посредством которого сообщаются друг с другом мои оболочки, имеет не столь уж большой диаметр действия, а в гиперпространство не проникает вовсе.
Что это значило? Что в глубокий космос могут отправиться только мои подданные, но не я. Если бы я все-таки отправил туда одну или несколько своих оболочек, они, оторванные от тысяч остальных сознаний, перестали бы быть мной.
Я проводил эксперименты. На одну из моих оболочек надевали так называемый «блокиратор», нейтрализующий действие мнемополя. И всегда, всегда данная оболочка, став как бы отдельной бабочкой с собственной личностью, становилась агрессивной по отношению ко мне, пыталась перехитрить меня и сбежать. И всегда противилась тому, чтобы вновь слиться с общим сознанием.
Мог ли я доверить звездолет такой моей бывшей части? Конечно же нет. И уж тем более я не мог доверить его своим подданным… Ведь я доверяю только себе. Это вам, бескрылым с отдельными личностями постоянно приходится доверяться друг другу, чтобы добиться цели совместными усилиями. Но, согласись, разочаровываетесь вы чаще, чем действительно чего-то достигаете… А мне не нужно это вечно грозящее разочарованиями сотрудничество с другими личностями, мне достаточно сотрудничества с самим собой.
Была еще одна возможность – роботы. Но идея разумных не живых существ глубоко чужда бабочкам, и я, при всей моей лояльности к человеческим разработкам, в этом остаюсь маака. К тому же ваша история подтвердила, что и роботы могут стать угрозой.
