Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле
– Присаживайся и утоли голод, – сказал император. – Я изучил ваши физиологические потребности. Эта пища приемлема для тебя и содержит все необходимые для продолжения жизнедеятельности вещества.
Грег уселся на циновку и огляделся. Через дыры в стенах на него пялились сотни любопытствующих глаз. «Что и говорить, интим мне обеспечен», – подумал он. А еще он с удивлением осознал, что легко различает лица самцов и самок, и среди последних кое-какие кажутся довольно симпатичными… «Впрочем, чему тут удивляться, дело ведь не в размере, а в пропорциях, – сказал он себе. – Когда разглядываешь журнал с красотками, разве задумываешься над тем, что эти красотки на бумаге величиной сантиметров в десять…» Сколько сотен тысяч лет прошло с тех пор, как он в последний раз касался женщины? Грег подумал о Клэр, но в тот же миг его посетило какое-то смутное эротическое видение, связанное с самками-бабочками… Отогнав наваждение, Грег перенес внимание на плоскую чашу.
Содержимон ее энтузиазма не вызывало: она была наполнена желтой мутноватой кашицей с приторным запахом чего-то подгорелого.
– Что это такое? – спросил Грег подозрительно.
– Вы называли это «рис», – заявил Лабастьер. – Мы подвергли зерна привычной вам термической обработке и добавили мёд. Насколько я понимаю, это должно быть питательно и вкусно для тебя. Во всяком случае, питательно.
– А там что? – спросил Грег, указывая на высокую посудину.
– Мы называем это «напиток бескрылых». Результат брожения сока съедобных ягод.
– Хм, – сказал Грег, взял сосуд в руки, поднес к лицу и осторожно понюхал. Жидкость откровенно пахла брагой. Грег сделал осторожный глоток… Кислятина редкостная, но пить можно. Судя по всему, в этом пойле градусов пять-семь.
Он перенес свое внимание обратно на «еду». Совершенно очевидно, что требовать от хозяев серебряный столовый прибор смысла нет. Грег двумя пальцами зачерпнул немного бурой кашицы и попробовал на вкус. Бабочки снаружи возбужденно залопотали.
Как Грег и подозревал, «рис» был подгоревшим, да к тому же еще и приторно сладким. Но есть хотелось ужасно, а угощение казалось хоть и странным, но съедобным. Грег проглотил взятую щепотку. «Ладно, – подумал он, – позже попытаюсь навести порядок в понятиях этих букашек о человеческой пище. А пока придется довольствоваться тем, что есть. Во всяком случае эта бурда, вроде бы, не содержит никакой заразы».
– Император, – обратился он к Лабастьеру, висящему на флаере против него.
– Слушаю тебя, Грег Новак, – отозвался тот.
– Я, конечно, понимаю, что им интересно, но нельзя ли объяснить твоим подданным, что на сегодня представление окончено. Мне хотелось бы пообедать спокойно…
– Это не трудно, – откликнулся Лабастьер, затем что-то пропел по-своему, и человекобабочек словно ветром сдуло. Метафора была здесь тем более уместна, что за стенами раздался шелест сотен крыльев, словно налетел внезапный порыв ветра.
– Если хочешь, Грег Новак, я тоже временно покину тебя, – предложил император. – Я буду снаружи. Сколько тебе понадобится времени?
– Часик, нормально? – спросил Грег. – Я бы поел и немного отдохнул.
– Да, – согласился Лабастьер. – Я войду к тебе через час. – С этими словами его флаер вылетел наружу.
Преодалевая брезгливость, Грег утолил голод и жажду, а затем, чувствуя легкий хмель, растянулся на циновке, подложив под голову руки, и попытался собраться с мыслями. Он жив, и это плюс. Но есть и минус – он в плену (якобы в гостях) у потомков людей… Такой большой и сильный по сравнению с ними, но в то же время беззащитный и беспомощный. Что он может предпринять дальше?
Внезапно в животе забурчало, напомнив, что человеческое пищеварение подразумевает и дефекацию. Этого Лабастьер явно не предусмотрл. Грег беспомощно огляделся по сторонам, но ничего подходящего для возникшей ситуации не обнаружил.
Он мог бы и потерпеть немного, но решил не тянуть с решением столь животрепещущего вопроса, а потому поднялся и выглянул в проем наружу. Флаер императора висел в метре от входа.
– Проблема, – сказал Грег.
– Твой организм стремится вывести ненужные шлаки? – со знанием дела осведомился император.
– Вроде того, – подтвердил Грег. – Может, пройдемся обратно в лес?
– Это вовсе не обязательно, – возразил Лабастьер. – Ты можешь опорожнить свой кишечник в те чаши, где была пища, а мои подданные унесут их прочь.
– А потом в той же посуде принесут мне еду?! – возмутился Грег. – Нет, император, у людей так не принято. Для еды – одна посуда, для дерьма – другая!
– Не возбуждайся понапрасну, – заявил Лабастьер. – Твое желание легко выполнимо. Сейчас тебе доставят специальную посуду для испражнений… Теплокровные животные из нашей коллекции не требовали ее, но разум прихотлив, и я был готов к этому…
Не прошло и пяти минут, как влетевшая в «коттедж» стайка бабочек принесла Грегу точно такую же посудину, в какой ему был подан «рис», но немного поглубже. Он же в это время опять валялся на циновке, предаваясь вполне оправданной меланхолии.
Нечто явственно унизительное было в процессе испражнения в эту керамическую тарелку. Но Грег был не из тех людей, что комплексуют попусту. Сделав свое дело и выставив посудину наружу, он обнаружил, что уже основательно стемнело.
– Император, – позвал он, плохо различая в сумерках, тут ли флаер Лабастьера.
– Я здесь, – отозвался тот.
– А освещения в моем жилище не предусмотрено?
– Искусственное освещение не в традициях ураний, а мы находимся на их территории.
– Понятно. А ночной сон бабочкам необходим?
– Урании ведут ночной образ жизни. Днем они не спали только потому, что хотели посмотреть на тебя.
– Очень мило с их стороны, – заявил Грег. – Но я веду дневной образ жизни. И сейчас я хотел бы поспать. Готов продолжить общение утром. Ты не против?
– Я не против, – как-то совсем по-человечески ответил император. – Но у нас принято перед сном удовлетворять желания, связанные с биологическим воспроизведением.
– У нас тоже есть похожая традиция, – усмехнулся Грег, – но тут вы мне вряд ли сможете помочь. Спокойной ночи.
Он вернулся внутрь, ощупью нашел циновку, разделся и растянулся на ней во весь рост, чувствуя неприятную липкую влажность тела. «Интересно, моются эти чертовы бабочки когда-нибудь или нет? Наверное нет, у них же крылья, которые, небось, нельзя мочить. А мне обязательно надо умыться. Завтра нужно будет решить и этот вопрос». За день произошло столько событий, что на их осмысление понадобится немало времени. Но сейчас утомление брало верх, и почти сразу Грег начал засыпать.
…Ему снилось что-то прозрачное и неуловимое. Что-то сплошь из легких касаний и шепотков. Он словно погрузился в тихую и нежную суматоху с явным эротическим уклоном. Казалось, кто-то легко и влажно касается его губ и тела, включая самые интимные места. Их трогают, щекочут, теребят и целуют…
Внезапно проснувшись, Грег понял, что это совсем не сон. Темнота была почти полной, и ничего конкретного он не видел, но очертания нескольких крылатых фигурок, хоть и смутно, но все же угадывались. Да и без того было понятно, что происходит в его «спальне». Несколько ураний, тихо переговариваясь между собой и посмеиваясь, ласкали его тело, возбуждая физическое желание и пытаясь его удовлетворить.
«Надеюсь, это хотя бы самки?.. – сквозь сон подумал Грег, но тут же, окончательно проснувшись, возмутился: – Этого мне еще не хватало! Зоофилия какая-то!»
– Ну-ка, брысь! – рявкнул он в темноту. Шелест крыльев взметнулся и исчез. Словно ничего и не было. Осторожно, боясь кого-нибудь ударить или придавить, Грег сел на циновке.
«Нет, это уж слишком! – решил он. – Надо сразу правильно себя поставить. До каких пор эта проклятая бабочка будет считать, что вправе решать за меня все, вплоть до тонкостей моей личной жизни?»
Грег поднялся и решительно выбрался наружу. Ночь была темной, но звезды сияли ярко, значительно ярче тех, которые он видел когда-то. И благодаря их свету контуры императорского флаера проступали из сумерка.
– Эй, ты! – крикнул Грег в темноту.
– Слушаю тебя… – Голос Лабастьера слегка помедлил и закончил: – …Человек.
– Вот именно! Человек! Я – человек, и я свободен! Я – не животное из твоего зверинца. Впредь спроси, насекомое, хочу я чего-то или не хочу, а потом уже делай это! И не смей вторгаться в мою личную жизнь! Ты понял, что я имею в виду или нет?
Лабастьер снова помедлил, а затем произнес с нарочитой отчетливостью:
– Я понял лишь то, что ты не совсем осознаешь, в каком положении ты находишься.
– То есть? Ну, и в каком?
– Ты – мой гость, но ты и мой пленник.
– Ничего нового я не услышал, – заявил Грег. – Я прекрасно понимаю свое положение. Только не забывай: это мы вас сделали!
– Но не ты лично. Я спас тебя от гибели, но если понадобится, я без труда и сомнений лишу тебя жизни.
