Голубятня на желтой поляне: Роман-трилогия - Владислав Крапивин
«Как я могу на это смотреть?» — леденея внутри, подумал Яр. Но смотрел. И другие смотрели.
Магистр небрежно произнес:
— Видите, никаких барабанщиков. Просто лихорадочный звон и шум перепуганных ребятишек.
— Однако вы боялись подойти, — глухо сказал Глеб.
— Да… Они случайно выбрали ритм из пяти тактов. Это нас задержало на время. Но это совсем не барабанщики из песни. Не правда ли, Глеб Сергеевич?
— Неправда! — звонко сказал Алька. — А вон тот! Он же с барабаном!
У обугленного зубца стаял темноволосый мальчишка и вскидывал руки с тонкими палочками.
— А, этот… Он же всего один, — отозвался Магистр. — Всего-навсего. Да и барабан у него не настоящий. Смотрите…
Мальчишка придвинулся. Будто оказался здесь, в комнате. И было странно, что не слышно ударов. Он бил грубо оструганными палочками не то в кожу, не то в клеенку, туго натянутую на круглый походный котелок. На его грязной голубой рубашке мотался измочаленный аксельбант.
Глеб резко подался вперед.
Полыхнул желтый огонь. Мальчик медленно повернул большеглазое темное лицо с закушенной губой. Взглянул на всех отчаянно и упрямо.
Глеб сдавленно сказал:
— Юрка…
Особая цель
1
Гелька и Янка шли из школы. Лениво брели и молчали.
Сентябрь кончался, но дни стояли по-прежнему теплые. Было совсем безветренно. Пушистые семена белоцвета висели в воздухе неподвижно. На пустырях цвели мелкие городские ромашки, и над ними летали поздние бабочки. Солнце еще грело сквозь рубашки плечи, но не сильно — словно осторожно трогало на прощанье теплой ладошкой. У Гельки в такие дни было спокойное, тихое настроение. Даже тревога за Юрку почти угасала, и казалось, что скоро все объяснится и все будет хорошо…
Гелька сказал:
— Пойдем к реке, Янка…
— Зачем? — Янка оторвался от своих мыслей. Что это были за мысли, Гелька не знал. Но видимо, не такие спокойные, как Гелькины.
— Просто так, — сказал Гелька.
— Вода уже холодная… — Янка смотрел как-то озабоченно.
— Да не купаться же. Посидим на обрыве. Вон какой хороший денек…
— Что? — Янка остановился. Не то испугался, не то сильно удивился. Или обиделся?
Гелька тоже испуганно остановился.
— С тобой что? Янка…
Янка сморщил лицо, тряхнул головой.
— Ты скажи… Ты что сейчас сказал?
Гелька ошеломленно пробормотал:
— А что такого… Сказал: хороший денек…
— Сейчас… — Янка опять поморщился. Уронил с плеча сумку, быстро сел на край каменного тротуара, обхватил колени, съежил плечи — на них горбились мягкие погончики школьной рубашки.
Гелька торопливо сел рядом. Тихое настроение пропало, и опять пришла тревога — она стала такой привычной в дни августа и сентября. Гелька ничего не спросил. Он ждал, что скажет Янка.
Янка медленно посмотрел из-за поднятого плеча. Горько прошептал:
— Теперь ясно, почему она кружилась…
— Что?
— Голова… Помнишь, как я стал бояться высоты?
— Ну… не так уж ты боялся. Это хоть с кем бывает, — осторожно сказал Гелька. — Это случайно.
Янка уткнулся носом в колени. Сказал опять шепотом:
— Не случайно… Это всегда так бывает перед тем, как начинаешь летать. Очень боишься высоты, и этот страх надо пересилить… Теперь-то я все вспомнил.
— Янка…
— Гелька, я не Янка.
Гелька, не показывая испуга, сказал очень бережно:
— Пойдем домой потихонечку. Ты, наверно, немного заболел. Тогда вечером продрогли на свалке…
— Гелька, я правда не Янка…
— А кто?
— Меня звали знаешь как? Да-ни-ил. Данила, Данилка… Данька… Мама звала Денек. Потом и все так звали…
— Ну, хорошо. Пойдем к маме…
— Да я не про эту маму. Той мамы нет… — тихо сказал Янка.
— Ну… смотри, Листик и Васька идут. Давай мы тебя домой проводим. А?
Янка быстро встал. Накинул на плечо белый ремень сумки. Отбросил назад волосы. И сделался какой-то непривычный: сразу подросший, строгий, незнакомый. Сказал негромко, но решительно:
— Лучше пойдем к тебе, Гелик. На крышу. Все вместе. Там никто не мешает, я про все расскажу.
Они проговорили до вечера.
В сентябре сумерки приходят рано. Они зябкие, осенние. Но у нагретого кожуха энергосборника на крыше было тепло.
Над головами зажглись первые звезды. Янка грустна сказал:
— Я с самого начала чувствовал, что Юрка уйдет. И что я должен ему помочь. Это была особая цель. Думаете, я тогда случайно вагон с искоркой разогнал? Я понимал, что так надо. Только не знал зачем. Все случилось раньше времени, потому что появился Глеб. Мы с ребятами не рассчитали… Ну кто мог подумать, что в Старогорске неизвестно откуда появится какой-то Глеб? Из-за него все и сорвалось…
— Может, все-таки не сорвалось? — робко спросил Листик. Они с Васькой почти все время молчали, но теперь Листик подал голос.
— Как же не сорвалось? — с беспощадной досадой сказал Янка. — Я должен был увести Юрку к отцу вот сейчас, в сентябре, когда все вспомню… Отец просил хотя бы узнать про Юрку, весточку от него принести, а все ветерки решили: это не выход. Решили, что надо вытащить Юрку туда вот такого, пока он не вырос, рвануть его на сорок лет вперед. Через все эти чертовы пространства и временные поля, напролом… А я это дело провалил.
— Но ты же не виноват, — сказал Гелька.
— Какая разница, виноват я или нет? Юрка-то с отцом никогда не встретятся.
— А может, все-таки встретятся? — робко проговорил Листик. — Может, Юрик отца сам найдет?
Янка трахнул кулаком по энергосборнику и сказал почти со слезами:
— Ну как вы не понимаете? Он его не нашел. Раз он был с нами во время восстания. Теперь-то я знаю, что Музыкант — это Юрка… А восстание было за сорок лет до того, как на Планете появился Яр…
— Да как это может быть? — беспомощно спросил Гелька. — Юрка ушел от нас полтора месяца назад, А эскадер-«девятка» еще не построен… Так не бывает.
