А&В. Бабочка - Tais
— Бабочку? — Он не понял, к чему она ведет.
— Да, бабочку. Когда я была маленькой, мы семьей сходили в зоологический музей, и там была выставка насекомых. Они для сохранности залиты в прозрачную эпоксидную смолу. Венцом этой выставки была огромная тропическая бабочка. Она была с ладонь взрослого человека и такая красивая, что я оторваться от нее не могла. Она была как живая, я могла видеть каждую жилку на ее крыльях, каждый волосок на ее тельце. Казалось, что она просто присела отдохнуть и вот-вот упорхнет. Но она была давно мертва, как и эти актеры. Эту часть их жизни тоже словно залили в смолу. Пройдет много времени, может быть, целые века, а на экране они раз за разом будут играть те же роли. Это удивительно… И очень жутко.
— Но ты же хочешь так же? Тоже станешь бабочкой в смоле?
— Да. Пусть это и жутко, но я тоже хочу прикоснуться к вечности. Буду так же многим после смерти радовать своей красотой людей, как и та бабочка. — Она замолчала, отвела взгляд и задумалась на минуту, а после с выражением, будто на нее снизошло божье откровение, взглянула на него. — Кстати, я же тебе еще не похвасталась! Можешь меня поздравить.
— С чем это? — Он допил остатки вина в бокале и потянулся за бутылкой.
— Меня взяли на главную роль!
— Да ну? — На лице не было ни капли удивления. Он попытался налить себе еще вина, но в бокал упала только одна осиротевшая капелька. Пустая. Бутылку они прикончили до странного быстро. — И что же это за роль?
— Я буду играть Дездемону! — Она сияла от счастья. Он ухмыльнулся.
— Отелло? Какая заезженная история. Что интересного смотреть что-либо, если знаешь концовку? — Он поставил бокал и пустую бутылку на прикроватную тумбу.
— Ты не понимаешь. Это же бессмертная классика!
— Дай угадаю, играть ты ее будешь в захудалом театре, где самый большой наплыв посетителей — три человека, два из которых просто зашли не туда, за работу тебе ничего не заплатят, а костюм придется шить самой?
— Дурак. — Она дала ему подзатыльник и, скорчив такое лицо, будто объясняет элементарные вещи неразумному дитятке, продолжила. — Это студенческий театр и костюм мне выдадут.
— Значит, во всем остальном я угадал? — Он отпустил короткий смешок.
— Да, мне не заплатят, но это отличная возможность себя показать. Туда часто заходят агенты разных кинокомпаний в поисках молодых талантов. Да и опыт мне совсем не повредит. А ты ничего не понимаешь. — Она всем своим видом давала понять, как она обиделась, и этот глупый детский жест с надуванием щек лишь сделал эту обиду комичной.
— Утю-тю. Кто у нас тут большая серьезная актриса? — дразнил он ее. В ответ она кинула ему в лицо подушкой. Он засмеялся.
— Вместо приколов, лучше бы поддержал. Для меня это важно.
— Знаю-знаю. Пригласишь посмотреть?
— Уже не знаю. От твоего поведения зависит.
— Ну я постараюсь быть хорошим мальчиком. — Он прижал ее к себе. Она поддалась и уткнулась носом в его грудь.
— Знаешь, я не первый раз играю в этой пьесе, но до сих пор не могу понять Отелло.
— А что его понимать?
— Разве, если любишь, не желаешь этому человеку счастья? Разве счастье этого человека не должно быть превыше чувства собственности? Все говорят, что Отелло любил ее, но разве любящий мужчина задушит свою возлюбленную, пусть он и думает, что она ему изменяет? Как по мне, по-настоящему любящий отпустит свою любовь на свободу и будет радоваться, что пусть не с ним, но она будет счастлива. Вот ты как думаешь? Может реально любящий убить свою возлюбленную?
— Да, может. Потому что чем сильнее любишь, тем сильнее хочешь, чтобы то, что ты любишь, принадлежало тебе одному. Ревность — лишь одно из проявлений любви.
— Хочешь сказать, что если я тебе изменю, то ты меня задушишь? — Она с прищуром посмотрела на него.
— Ага, и выброшу твое тело в каком-нибудь парке.
— Ну и шутки у тебя! — Она ударила его локтем в бок.
Они досмотрели фильм. Он сходил за еще одной бутылкой, которую уже стащил из запасов матери. И она тоже быстро закончилась. Хмель сильно дал в голову обоим. Лежа на кровати, они, то игрались словно дети, то ласкались, то целовались. Казалось, прошли лишь секунды, но он знал, что это были часы и усиленно пытался об этом не думать, забыть о том, что скоро ей придется уходить.
— Хочешь, расскажу страшную тайну? — заговорческим тоном спросила она, лежа на боку и смотря ему в глаза.
— Ну раз страшную, то давай.
— Сядь. — Он послушно сел на край кровати. Она встала с кровати, выключила телевизор, убрала их мобильники подальше и села ему на ноги, наклонившись лицом к его уху.
— В этом мире есть два типа людей, — прошептали ее губы, чуть касаясь его уха, от чего ему стало щекотно. — Сверхлюди, почти боги, которым дозволено все — Альфы. Для них не существует правил и законов. У них есть все: власть, богатство, сила. И потому никто ничего им сделать не может. И Беты — глупые, ничего не подозревающие овечки. И нет равенства перед правосудием, в котором Бет с рождения убеждают, и нет справедливости, и не существует безопасности. В любой момент Альфа может убить тебя или твоих родных, и никто его за это не накажет. Как кролик беззащитен перед клыками лисицы, так Бета беспомощен перед Альфой. И кем ты будешь, хищником или жертвой, решать не тебе, а твоей генетике. Но нельзя Бетам об этом знать, овца приносит пользу, лишь когда уверена в своей безопасности. И защищает эту страшную тайну от Бет организация, зовущая себя «Тени». Каждый, кто рискнет проболтаться об этом делении, вскоре умрет. Ничто не укроется от их бдительного взгляда. Они все знают и все видят.
— Что-то вроде «Большого Брата»? — Он отпустил короткий смешок. — И вообще, что за глупая сказка? По-моему, кому-то надо меньше пить.
— Я тоже, когда впервые об этом услышала, рассмеялась.
