Иван Андрощук - Анатомия абсурда
Кучер остановил коней – дальше было не проехать. Шорох спрыгнул, открыл дверцу и подал Ирине руку. Едва она показалась, по толпе прокатился изумлённый шелест. Смутившись, невеста спрыгнула с подножки и пошла за Шорохом. Две маленьких девочки, тоже в нарядах невест, подхватили и понесли её фату. Одна из них свободной рукой прижимала к груди большую красивую куклу. Заметив взгляд Ирины, она похвасталась:
– Это мне мама подарила, в родительский день…
Ирина отвернулась – глаза ей застили слёзы.
– Ира, вы расстроились? – растерялся Шорох. – Да вы не плачьте! Смотрите, сколько людей собралось на вашу свадьбу! Такой свадьбы не было ни у кого на свете, ни у одного короля, ни у одной принцессы! А вот и жених!
Тихий стоял у ворот, окружённый девушками в белом и юношами. Ирину подвели к нему, он взял её за руку и повёл в ворота. Женщины запели свадебную песню. Дорожка из цветов пересекала неширокую площадь внутри ограды и вела прямо к ступеням кладбищенской церкви. На крыльце стоял человек в красном монашеском плаще-домино, длинные рыжие волосы волнами падали ему на плечи, а на груди блестел большой золотой крест. Молодые остановились у крыльца. Человек в домино объяснил вполголоса:
– У нас, конечно, есть священники – но они отказываются венчать живую с мёртвым, считают это кощунством. Поэтому не обессудьте – обвенчаю, как смогу.
Он сошёл к молодым, остановился над ними на высоте трёх ступеней и спросил:
– Живая по имени Ирина, согласны ли вы, по своей воле и без принуждения, взять в мужья мёртвого по имени Тихий и перед Богом и людьми быть ему верной женой в земной и загробной жизни?
– Да, – сказала Ирина.
– Мертвый по имени Тихий, согласны ли вы, по своей воле и без принуждения, взять в жёны живую по имени Ирина и быть ей верным мужем в загробной и земной жизни?
– Да, – сказал Тихий.
– Теперь поцелуйтесь и обменяйтесь кольцами.
Молодые поцеловались и надели друг другу кольца, взяв их с подушечки, которую поднесла девушка в белом платье. Рыжий поднялся на крыльцо и провозгласил:
– Перед лицом Бога и перед всеми, кто пришёл на ваше торжество, объявляю вас, живая по имени Ирина, и вас, мёртвый по имени Тихий, законными мужем и женой. А теперь – к столу. Музыка!
Заиграла лихая музыка, и молодые, а за ними все гости, пошли за стол. Столами, ломящимися от яств, был заставлен весь погост. Чего только не было на этих столах! Вина и наливки, секреты изготовления которых утеряны сотни лет назад, вычурные блюда, о которых мы, теперешние, и слыхом не слыхивали… А каких только гостей не было! Рассказывали, что на Старом кладбище, под вековыми липами, видели даже основателя города – князя Венцеслава, пировавшего с ханами Золотой Орды. Словом, всю оставшуюся ночь, до третьих петухов, гулял и плясал развесёлый кладбищенский люд. Не один проснулся потом в чужом гробу; не одного полунощные петухи разбудили в объятьях молодой интересной покойницы.
Наутро Ирину Реверанец, одетую в свадебное платье, нашли на городском кладбище. Она лежала, обхватив рукой свежий, ещё не успевший порасти травой, холмик на могиле Назария Хреново, и счастливая улыбка цвела на её бездыханных губах.
42
Самый терпеливый из читателей, героически продолжающий читать нашу повесть, должно быть, давно уже смотрит на часы – а то и на календарь. Спешу обрадовать его: всё, последняя глава. Я и сам, признаться, где-то даже рад, что наконец можно будет отложить перо и с улыбкой грусти на губах сказать "прощай" городу Киряйгороду. Собственно, можно было и не начинать, но если ты не напишешь – то кто? Нет, здесь я, конечно, преувеличиваю, могли написать и другие, среди обывателей Киряйгорода сыщется немало талантов, нарочито искусно пером владеющих. Однако есть таланты, есть и обстоятельства. И одно маленькое обстоятельство, а именно то, что я с детства не мог терпеть куриного мяса, позволяет мне считать себя одним из немногих киряйгородцев и, пожалуй, единственным из нашей пишущей братии, кто способен на объективное освещение событий. Потому что если я с малых лет не мог терпеть этой противной курятины, то не мог я её терпеть и в ту роковую весну, когда город Киряйгород однажды проснулся под шпорой пернатого ахернарского генодесантника.
Итак, это будет даже не глава, а некое подобие эпилога, в котором я попытаюсь проследить за судьбой тех из обитателей и гостей города Киряйгорода, кто появлялся на страницах нашей повести.
Куры с приходом осени и приближением холодов начали собираться в стаи и в одно морозное сентябрьское утро улетели в тёплые края. Больше они в Киряйгороде не появлялись, и о том, что произошло с ними дальше, мне ничего не известно. По всей вероятности, дешёвой птицей, удивляясь и понемногу ахернея, теперь наслаждается какой-нибудь другой город.
Вместе с ними улетели и больше не возвращались и их горластые кавалеры. Так что мертвецы, которых по ночам будил трубный глас этих увенчанных гребнями герольдов дьявола, просыпаться перестали.
Темнее дело с манекенами. Не с тем, что с ними стало – тут как раз всё ясно. Ведь это именно манекены были вторыми похитителями Ирины Реверанец – теми, кого она приняла за врачей морга. Они похитили её для того, чтобы изучить строение женского типа человеческого организма. За мужским типом дело не стало – на киряйгородских улицах всегда валяется в достаточном количестве пьяных особей этого типа. Изучив таким образом анатомию мужчины и женщины, манекены произвели себе необходимые дополнения и теперь ничем не отличаются от нормальных людей. Так что если вам посчастливилось провести приятную ночь в обществе очаровательной женщины, а тем более с классическими пропорциями, то вы не можете иметь гарантии, что она – не манекен.
Нет, тут всё ясно, непонятно другое: как, каким образом эти резиновые и пластмассовые куклы научились двигаться, ходить, разговаривать, митинговать – то есть вести себя, как люди. Пожалуй, наиболее приемлемо (поскольку других пока нет) объяснение профессора Шрайбикуса, который считает себя знатоком по части магии, алхимии и колдовства.
Шрайбикус полагает, что средоточием жизненной энергии человека является не внутреннее его строение, как мы привыкли думать, а сама форма человеческого тела. Оживить эту форму можно, обладая достаточными познаниями в алхимии. Так, средневековые знатоки этой дисциплины могли создавать глиняных кукол – големов, которые вели себя почти совсем как люди. Используя те же знания и похожие методы, гаитянские колдуны оживляют мертвецов, делая из них так называемых зомби.
Что же касается киряйгородских манекенов, то тут поработал бакалавар чёрной магии и магистр информатики, крупнейший алхимик современности Зенон Кобелия. Он собирался при помощи оживлённых манекенов завоевать весь мир. Однако просчитался. Иронии судьбы было угодно, чтобы этот зарвавшийся властолюбец избрал местом осуществления своего дьявольского замысла именно Киряйгород, и именно весной того года, когда на его улицах вовсю разворачивался инопланетный генетический десант. Происходившее в городе зарождение новой высокоцивилизованной расы – киряйгородских ахернян – сопровождалось мощнейшими сотрясениями биоэнергетического поля. Эти сотрясения и стали причиной того, что манекены вышли из-под контроля своего повелителя и зажили самостоятельной жизнью. Более того, биоаномалии вывели из строя и саму установку Зенона Кобелия, в результате чего она оживила не только человекообразных манекенов, но и набитые опилками чучела животных во всех музеях и живых уголках города. Так что сообщения грибников и охотников о крокодилах, обезьянах и тиграх, якобы виденных в киряйгородских лесах, вполне могут быть правдивыми.
Я позволил себе усомниться в этой теории профессора Шрайбикуса, посчитав её несколько абсурдной, о чём ему тут же и сказал. А надо отметить, что разговаривали мы с ним на центральной площади города. На моё замечание Шрайбикус, хитро усмехнувшись, спросил, как, по-моему, называется эта площадь. Я пожал плечами: "Разумеется, Под Рукой". "А вы не помните, под какой – под правой или левой?" – всё так же усмехаясь, спросил профессор. "Наверное, под пр-р…" – начал было я, да так и онемел на полуслове: та самая правая, в честь которой называлась площадь и которая прежде гордо указывала на стоящее напротив здание гастронома, теперь, как и левая, была засунута глубоко в карман. Я изумлённо обернулся к собеседнику. "Памятник имеет форму человеческого тела, которая так притягательна для знатоков алхимии. Ваш покорный слуга в этой области тоже имеет маленькие успехи," – скромно объяснил профессор Шрайбикус. В первый момент я было испугался, представив себе Отто Карловича эдаким фюрером монументов, ведущим свои бронзово-каменно-железобетонные полчища завоёвывать мир – однако, вспомнив, что профессор, как и подавляющее большинство согорожан, принадлежит теперь к высокоцивилизованной расе киряйгородских ахернян, для которой понятие "завоёвывание" – глубокий архаизм, успокоился.
