Аркадий и Борис Стругацкие - Полдень, XXII век
– Генка, – сказал он нерешительно. – Капитан, ты… это… брось. Чего ты?
– Отправляйтесь на свой Мон-Пеле, – пробормотал Капитан. – На свой Парикутин. Обойдемся…
– Капитан… Как же это?.. Вальтеру нельзя рассказывать, Генка!
– Очень даже можно… И скажу. Пусть он болван, да хоть не предатель…
Не вынимая рук из карманов, Лин пробежался по комнате.
– Ну чего ты, Капитан? Ну вот, Полли уже зубрит!
– «Полли, Полли»! Хвастун твой Полли. А на Атоса я вообще чихал. Подумаешь, штурман «Галактиона»! Трепло.
Лин обратился к Атосу:
– Ты правда, Атос, чего-то… Нехорошо, знаешь… Мы все стараемся…
Атос изучал лесистый горизонт.
– Чего вы все раскудахтались? – вежливо осведомился он. – Если я сказал – иду, значит я иду. Я, по-моему, еще никогда и никому не врал. И еще никого не предавал.
– Это ты брось, – грозно сказал Лин. – Капитан говорит верно. Ты бездельничаешь, и это, знаешь, свинство…
Атос повернулся и прищурился.
– А ну-ка, ты, деляга, – сказал он. – Почему «Зубр» хуже АГК-7 в условиях азотистого избытка?
– А? – растерянно сказал Лин и посмотрел на Капитана.
Капитан чуть поднял голову.
– А какие есть девять пунктов про эксплуатацию «Айрон-Три»? – спрашивал Атос. – А кто первый изобрел окситан? Не знаешь, трудяга! А в каком году? Тоже не знаешь?
Это был Атос – великий человек, несмотря на многочисленные свои недостатки. В комнате стояла благоговейная тишина, только Поль Гнедых яростно листал страницы «Введения».
– Мало ли кто чего изобрел первый, – неубедительно пробормотал Лин и беспомощно уставился на Капитана.
Капитан встал. Капитан подошел к Атосу и ткнул его кулаком в живот.
– Молодчага, Атос, – заявил он. – Я, дурак, думал, что ты бездельничаешь.
– «Бездельничаешь»!..– сказал Атос и ткнул Капитана в бок. Он принимал извинение.
– Виу, ребята! – провозгласил Капитан. – Держать курс на Атоса! Фидеры на цикл, звездолетчики! Бойтесь легенных ускорений. Берегите отражатель. Пыль сносит влево. Виу!
– Виу-вирулли! – взревел экипаж «Галактиона».
Капитан повернулся к Лину.
– Бортинженер Лин, – сказал он, – какие есть вопросы по географии?
– Нету, – отрапортовал бортинженер.
– Что у нас еще сегодня?
– Алгебра и труд, – сказал Атос.
– Вер-рно! Поэтому начнем с борьбы. Первая пара будет Атос – Лин. А ты, Полли, иди приседай, у тебя ноги слабые.
Атос принялся готовиться к борьбе.
– Не забыть бы спрятать материалы, – сказал он. – Пораскидали всё, учитель увидит.
– Ладно, все равно завтра уходим.
Поль сел на кровати и отложил книжку.
– А тут не написано, кто изобрел окситан.
– Эл Дженкинс, – сказал Капитан, не задумываясь. – В семьдесят втором.
Учитель Тенин пришел в 18-ю, как всегда, в четыре часа дня. В комнате никого не было, но в душевой обильно лилась вода, слышались фырканье, шлепанье и ликующие возгласы: «Виу, виу-вирулли!» Экипаж «Галактиона» мылся после занятий в мастерских.
Учитель прошелся по комнате. Многое было здесь знакомым и привычным. Лин, как всегда, раскидал одежду по всей комнате. Одна его тапочка стояла на столе Атоса и изображала, несомненно, яхту. Мачта была сделана из карандаша; парус – из носка. Это, конечно, работа Поля. По этому поводу Лин будет сердито бурчать: «Не воображай, что это очень остроумно, Полли…» Система прозрачности стен и потолка расстроена, и сделал это Атос. Клавиша поставлена у него в изголовье, и, ложась спать, он с ней играет. Он лежит и нажимает ее, и в комнате то становится совсем темно, то появляется ночное небо и луна над парком. Обычно клавиша портится, если Атоса никто не остановит. Судьба Атоса сегодня – чинить систему прозрачности.
На столе у Лина бедлам. На столе у Лина всегда бедлам, и тут ничего не поделать. Это именно тот случай, когда бессильны выдумки учителя и весь мощный аппарат детской психологии.
Как правило, все новое в комнате связано с Капитаном. Сегодня у него на столе чертежи, которых раньше не было. Это что-то новое, значит, об этом надо подумать. Учитель Тенин очень любил новое. Он присел к столу Капитана и принялся рассматривать чертежи.
Из душевой доносилось:
– А ну подбавь холодненькой, Полли!
– Не надо! Холодно! Простужусь!
– Держи его, Лин, пусть закаляется!
– Атос, дай терку…
– Где мыло, ребята?
Кто-то с грохотом валится на пол. Вопль:
– Какой дурак кинул мыло под ноги?
Хохот, крики «виу».
– Страшно остроумно! Как вот врежу!..
– Но-но! Втяни манипуляторы, ты!..
Учитель просмотрел чертежи и положил их на место. «Увлечение продолжается, – подумал он. – Теперь кислородный обогатитель. Мальчики здорово увлеклись Венерой». Он встал и заглянул под подушку Поля. Там лежало «Введение в…». «Введение» было основательно зачитано. Учитель задумчиво перелистал страницы и положил книгу на место. «Даже Поль, – подумал он. – Странно».
Теперь он видел, что на столе Лина нет боксерских перчаток, которые валялись там регулярно и непременно изо дня в день в течение двух последних лет. Над кроватью Капитана не было фотографии Горбовского в вакуум-скафандре, а стол Поля был пуст.
Учитель Тенин понял все. Он понял, что они хотят удрать, и он понял, куда они хотят удрать. Он понял даже, когда они хотят удрать. Фотографии нет – значит, она в рюкзаке Капитана. Значит, рюкзак уже собран. Значит, они уходят завтра утром, пораньше. Потому что Капитан любит делать все обстоятельно и никогда не откладывает на завтра то, что можно сделать сегодня. Кстати, рюкзак Поля наверняка еще не готов: Поль предпочитает все делать послезавтра. Значит, они уходят завтра, и уходят через окно, чтобы не беспокоить дежурного. Они очень не любят беспокоить дежурного. Да и кто любит?
Учитель заглянул под кровати. Рюкзак Капитана был упакован с завидной аккуратностью. Под кроватью Поля валялся рюкзак Поля. Из рюкзака торчала любимая рубашка Поля – без ворота, в красную полоску. В стенном шкафу покоилась со знанием дела сплетенная из простыней лестница – несомненно, творение Атоса.
Так… Значит, надо думать. Учитель Тенин помрачнел и повеселел одновременно.
Из душевой выкатился Поль в одних трусах, увидел учителя и прошелся колесом.
– Неплохо, Поль! – воскликнул учитель. – Но не гни ноги, мальчик!
– Виу! – завопил Поль и прошелся колесом в обратную сторону. – Учитель, космолетчики! Учитель пришел!
Он всегда забывал поздороваться.
Экипаж «Галактиона» ринулся в комнату и застрял в дверях. Учитель Тенин смотрел на них и думал… ничего не думал. Он очень любил их. Он всегда любил их. Всех. Всех, кого вырастил и выпустил в Большой Мир. Их было много, и лучше всех были эти. Потому что они были сейчас. Они стояли руки по швам и смотрели на него так, как ему хотелось. Почти так.
– Ка те те у эс те ха де, – просигналил учитель. Это означало: «Экипажу «Галактиона». Вижу вас хорошо. Нет ли пыли по курсу?»
– Те те ку у зе це, – вразноголосицу ответил экипаж.
Они тоже видели хорошо, и пыли по курсу почти не было.
– Облачиться! – скомандовал учитель и уставился на свой хронометр.
Экипаж молча кинулся облачаться.
– Где мой носок?! – заорал Лин и увидел яхту. – Не воображай, что это остроумно, Полли… – проворчал он.
Облачение длилось 39 секунд с десятыми, последним облачился Лин.
– Свинство, Полли, – ворчал он. – Остроумец!..
Потом все сели кто куда, и учитель сказал:
– Литература, география, алгебра, труд. Так?
– И еще немножко физкультуры, – добавил Атос.
– Несомненно, – сказал учитель. – Это видно по твоему опухшему носу. Кстати, Поль до сих пор сгибает ноги. Саша, ты должен показать ему.
– Ладно, – сказал Лин с удовольствием. – Но он туповат, учитель.
Поль ответил немедленно:
– Лучше быть туповатым в колене, чем тупым, как полено!..
– Три с плюсом. – Учитель покачал головой. – Не слишком грамотно, но идея ясна. Годам к тридцати ты, может быть, и научишься острить, Поль, но и тогда не злоупотребляй этим.
– Постараюсь, – скромно сказал Поль.
Три с плюсом не так уж плохо, а Лин сидит красный и надутый. К вечеру он придумает ответ.
– Поговорим о литературе, – предложил учитель Тенин. – Капитан Комов, как поживает твое сочинение?
– Я написал про Горбовского, – сказал Капитан и полез в свой стол.
– Чудесная тема, мальчик! – сказал учитель. – Будет очень хорошо, если ты справился с ней.
– Ничего он с ней не справился, – заявил Атос. – Он считает, что в Горбовском главное – умение.
– А ты что считаешь?
– А я считаю, что в Горбовском главное – смелость, отвага.
– Полагаю, ты не прав, штурман, – сказал учитель. – Смелых людей очень много. Среди космолетчиков вообще нет трусливых. Трусы просто вымирают. Но десантников, особенно таких, как Горбовский, – единицы. Прошу мне верить, потому что я-то знаю, а ты пока нет. Но и ты узнаешь, штурман. А что написал ты?
