Александр Розов - Волонтеры атомной фиесты
…
После нескольких минут непрерывной стрельбы, на горную долину будто обрушилась тишина. Потом ухо стало улавливать треск пламени, постепенно слабеющего в сырых джунглях. Эпифани Биконсфилд глянула в бинокль, и в следующее мгновение, издав хрипящий горловой звук, рассталась с недавно съеденным завтраком.
- Пиф, — тихо сказал Бокасса, протягивая ей флягу с «зеленухой», — я же предупреждал: выглядеть будет хреново.
- Блин! — прохрипела она, и сделала отчаянный глоток обжигающе-крепкого пойла, — Я, кажется, всего навидалась, но такое… Блин!
- Меромиса бы сюда, — спокойно проворчал суб-лейтенат Рглар, — пусть бы посмотрел, фюрер хренов, под чем расписался, и за что отвечает.
- Хер с ним, у него своя роль, у нас своя, — тихо отозвался Бокасса, — и, знаете, ребята, в практическом ракурсе мы ничего другого не могли сделать. Не в плен же брать этих.
- У тебя все логично, командир, — откликнулся подошедший лейтенант Хенгист, потом уселся на траву, — hei foa, у кого курево близко?
- Вот, — лаконично сказал Рглар и протянул ему тонкую флотскую сигару.
- Mauru, — поблагодарил Хенгист, и щелкнул зажигалкой.
- Mauru, — следом за ним сказала Пиф, и вернула фляжку Бокассе.
- Maeva, — ответил он, и тоже сделал глоток зеленухи, — а скажи, Хенгист, к чему ты это задвинул про мою логичность?
- Да так… — лейтенант пожал плечами. — …Вот смотрю я на это… Ну, ты понял… И мне кажется, что по-человечески это как-то не очень правильно. Можно было напугать их, и погнать на запад до индонезийской границы.
- Это триста миль даже по прямой, — возразил Рглар, — они бы физически не дошли.
- Ну, не знаю, — Хенгист снова пожал плечами, — а ты думаешь, все правильно, что ли?
- Хэх… Может и правильно… Командир, ты-то как по своей логике думаешь?
- Если по военно-политической логике, — сказал капитан-инженер, — то это однозначно правильно. Потому, что теперь премьер-министр Меромис не сможет дать задний ход. Подписался он под этим, как ты очень в тему отметил.
- Ух, ты… — с ноткой восхищения прокомментировал Рглар, — …Я в эту сторону даже не подумал. Да, теперь-то Меромис наш, и никуда от нас не денется.
…
*24. Органный концерт на фоне атомных грибов
Утро 11 января. Восточные Каролины, остров Косраэ. Кооперативная агроферма.
Каторжник — англосакс, мужчина лет 40 с плюсом, одетый в рабочие салатные бриджи-полукомбинезон, сидел за столом под навесом около просторного корраля для элитных овцекрольчих. Он успел выпить чашечку чая, провести утренний осмотр, и сделать на компьютере заметки о состоянии своих питомиц. Заметки были лаконичные вроде:
«Вниманию завхоза Хон Син-Е. Мне кажется, что надо на эту неделю увеличить вдвое количество витаминного салата в рационе наших питомцев, чтобы они взбодрились».
Или:
«Вниманию доктора Хелланики. Мне кажется, у Терции подрагивает левая задняя лапа, возможно, это мелочи, но лучше будет, если ты посмотришь».
Разместив заметки на «доске объявлений» локальной инфо-сети, он налил следующую чашечку чая из фигурного китайского чайника с яркими изображениями влюбленных
птичек неизвестной породы, затем, не торопясь, просмотрел на экране ноутбука анонсы утренних новостей, а после этого открыл файл очередной главы своей книги: «Правдивая повесть Джеффри Галлвейта, эсквайра из Сиднея, о пребывании в стране канаков». Напомним, что Джеффри Галлвейт до последней декады октября прошлого года был советником МИД Австралии, но судьба забросила его на каторгу в Меганезию на 10 лет. Теперь он в рабочее время занимался овцекроликами, а в свободное — книгой, которую заливал по главам на свой блог в инфо-пиратской сети OYO — «Теневом Интернете». Поскольку книга была отчасти литературным дневником, в ней отражались не только этнографические и культурологические наблюдения, но и взгляды автора на текущие события в мире, в частности — в южно-тихоокеанском регионе… Он напечатал:
«Вчера закончилась атомная война. Так говорят в стране канаков. Сегодня вечером, как объявил мэр, тут на Косраэ, начнется фестиваль, а меня попросили провести 13 января пробный органный концерт в здешней филиппинской капелле в память Святого Илария Пиктавийского, епископа и учителя церкви IV века. Викарий Седоро боится, что судьба церкви в Меганезии висит на волоске, как в Римской Империи во времена Илария. Мое мнение иное, поскольку наблюдения указывают, что новые канаки вовсе не склонны к гонениям против какой-либо религии, если только религия не становится политической партией. С момента, когда викарий Седоро подчинился приказу локального суда и на Рождество произнес проповедь о долге здешних католиков поддерживать Лантонскую Великую Хартию, я думаю, что церковь здесь в безопасности. Что же касается органа в капелле, то, как я рассказывал, его история начинается с моего посредственного эскиза, возбудившего любопытство канаков. Они и построили этот музыкальный инструмент в капелле — разумеется, не по моему эскизу, а по своему проекту, созданному, исходя из знаний по физике газов и акустике. Инструмент этот более всего напоминает научный лабораторный стенд с трубами длиной от двадцати футов до нескольких дюймов. При взгляде на него кажется, что он так же далек от музыки, как ракетные дюзы, а пульт, заимствованный у вульгарного электрического синтезатора для поп-концертов, может оскорбить настоящего музыканта даже просто своим внешним видом. Тем не менее, у такого странного органа удивительно чистый звук, жаль только, что акустика здешней капеллы несовершенна, но я постараюсь, все же, достойно выступить 13 января…».
Джеффри Галлвейт задумался ненадолго, и продолжил творить текст:
«…После этого уточнения, вернемся к тому, что говорят о Второй Зимней войне — как называют эти трагические события в неофициальных политических комментариях. Всю первую неделю года мировая пресса обсуждала перспективы международных усилий по наведению порядка в Океании, и публиковала опровержения слухов о сокрушительных атомных ударах, нанесенных анархистами по миротворческим силам. Но, позавчера все изменилось, будто первая неделя пропала из бытия. Ведущие газеты и TV-новости уже молчали о наведении порядка, зато обсуждали речь султана Брунея о новых угрозах со стороны Аль-Каиды. А вчера на заседании Совбеза ООН было заявлено, что действия религиозных фанатиков из Аль-Каиды спровоцировали Меганезию на неизбирательное применение тактических ядерных бомб. Возможно, такое толкование причин военного кризиса определило успех неофициальных мирных переговоров с Меганезией…».
Тут Галлвейт решил, что слишком увлекся своей профессиональной областью (как уже говорилось, его предыдущим местом работы был МИД Австралии). Проведя некоторое усилие над собой, он сменил курс, и напечатал далее:
«…Но вернемся к событиям в самой стране канаков. Как я уже говорил ранее, здесь на Косраэ мы перед Новым годом были эвакуированы из постиндустриальных районов в джунгли, и не зря. В новогоднюю ночь Альянс нанес ракетный удар. На южном берегу был разрушен морской порт, на западном берегу — авиа-городок и дамба с ВПП, а на нашем восточном берегу — корейский городок при агроферме, филиппинский отель, и ранчо Саммерсов. Я радовался, что все люди, и все мои четвероногие питомцы остались невредимы, но переживал, что семьи, с которыми я уже подружился, лишились жилья и небольших предприятий, дававших им благополучие. Особенное беспокойство вызывала судьба филиппинцев. Они боялись, что ракетный удар был ядерным, и что на восточный берег Косраэ нельзя будет вернуться из-за радиации. Я убедил их, что для таких страхов нет оснований, но не мог опровергнуть страх нищеты. Здешние филиппинцы так и не стали гражданами, и им не полагались огромные выплаты из фонда kanaka-foa. Мне пришло в голову попросить для них средства у других меганезийских филиппинцев, резервистов Народного флота, полноправных граждан страны канаков. Их около десяти тысяч и, по здешним правилам о разделе репараций, они обогатились на войне…».
Дойдя досюда, Галлвейт испытал этические колебания, но рассудил, что информация, которая на Косраэ известна всем, не может считаться приватной, и продолжил:
«…Вчера утром мы вернулись из эвакуации, и мэр Тофол-тауна, временно разместив филиппинцев в кампусе колледжа, передал их олдермену Анхело пакет листков золота, которые у канаков используются, как компактный эквивалент алюминиевых фунтов. В порядке комментария, мэр сообщил: эти средства передали со своих депозитов здешние резервисты. Они вернутся с военного флота немного позже, но хотят, чтобы у соседей-филиппинцев не было проблем с закупками для восстановления отеля «Наутилус». На вопрос: когда надо вернуть золото, мэр ответил: никогда. Филиппинцы приняли это с удивлением, но без лишних вопросов, как очередную непонятную выходку канаков. С другой стороны, канаки поступили по-своему логично. Они привыкли к этой общине из полсотни семей филиппинских католиков, придающей особый колорит берегу Лелу и Тофол-тауну, и они хотят, чтобы этот колорит был здесь всегда. У некоторых авторов сказано, что характер канаков лучше всего выражен изречением: «au oone aha miti», что значит: наша земля, это море. Да, канаки — номады Океании, мобильные, как сам океан, однако я думаю, что большее представления о характере канаков, все-таки, дает другое изречение: «E mea au naaro te mea» — так будет потому, что мы так хотим».
