Филип Дик - ВАЛИС. Трилогия
Я приготовлю ей завтрак, решил он, а затем, выбравшись из постели, осторожно, на цыпочках, прошёл на кухню.
И увидел знакомую фигуру.
– Эммануил, – сказал Херб Ашер. Мальчик призрачно фосфоресцировал, сквозь его фигуру смутно проглядывали разделочный стол и стена с подвесными шкафчиками. Что–то подсказало Ашеру, что это лишь образ Эммануила, что настоящий Эммануил где–то далеко, совсем в другом месте. И в то же время он был здесь и смотрел прямо на Ашера.
– Ты нашёл её, – сказал Эммануил.
– Да, – сказал Ашер.
– С ней ты обретёшь покой и безопасность.
– Да, – сказал Ашер. – Впервые в жизни.
– Теперь тебе не придётся подменять реальность мечтами, как делал ты, живя в куполе, – сказал Эммануил. – Ты уходил в себя, потому что боялся. Теперь тебе нечего бояться, ведь с тобою она. Не сомневайся, Херберт, она не образ, а точно такая, какой ты её видишь: реальная и живая.
– Я понимаю, – кивнул Херб Ашер.
– И ещё один важный момент. Поставь её в эфир, когда Элиас купит станцию; помоги ей, помоги своей защитнице.
– Это похоже на парадокс, – сказал Херб Ашер.
– Однако верно. Ты можешь многое для неё сделать. Ты был совершенно прав, когда думал о взаимности. Вчера она спасла тебе жизнь. И ты, – Эммануил поднял руку, – получил её от меня.
– Ясно, – сказал Херб Ашер; он ничуть не сомневался, что так оно и было.
– Сильные должны защищать слабых, но иногда бывает трудно определить, кто силён, а кто слаб. В большинстве отношений она сильнее тебя, но в чём–то и ты способен её защитить. Это главнейший закон реальной жизни: взаимная поддержка. Если досконально разобраться, то всё в мире сочетает силу со слабостью, даже йецер а–тов – твой йецер а–тов. Она одновременно и вселенская сила, и личность – и это таинство. У тебя ещё будет время, вся твоя будущая жизнь, чтобы постигнуть это таинство, хотя бы отчасти. Ты будешь знать её всё лучше и лучше. А вот она знает тебя полностью; точно так же, как Зина имеет абсолютное знание обо мне, Линда Фокс имеет абсолютное знание о тебе. Думал ли ты о таком? Думал ли ты, что Линда знает тебя насквозь и очень давно?
– Эта козлотварь не застала её врасплох, – отметил Херб Ашер.
– Йецер а–тов затем и йецер а–тов, что никто и ничто не может застать его врасплох.
– Я увижу тебя когда–нибудь снова? – спросил Херб Ашер.
– Не так, как ты видишь меня сейчас, не как человека, подобного тебе. Я и сейчас не такой, каким ты меня видишь; я уже сбросил человеческую сущность, полученную мною от матери, Райбис. Мы с Зиной воссоединимся и сольёмся с макрокосмом, у нас не будет больше сомы, физического тела, отдельного от мира. Мир будет нашим телом, а наш разум – разумом мира. Он будет и твоим разумом, Херберт. А также разумом каждого другого существа, которым был избран его йецер а–тов, ангел–хранитель. Ведь как учат раввины, каждый человек… ну ты же всё это знаешь, Линда тебе рассказывала. Но она не рассказывала о последнем даре, припасённом ею для тебя – о полном, окончательном оправдании всей твоей жизни. Она будет присутствовать на твоём суде, и судить будут больше её, чем тебя. Она безупречна, и она одарит тебя этой безупречностью, когда настанет момент. А потому не страшись, твоё спасение гарантировано. Она отдаст свою жизнь за тебя, за своего друга. Как сказал Иисус: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друга своя». Дотронувшись до этой козлотвари, она… пожалуй, я не буду об этом.
– Она на мгновение умерла, – догадался Херб Ашер.
– На мгновение столь краткое, что его почти что и не было.
– И всё же так было. Она умерла и вернулась. Хотя я ничего и не заметил.
– Да, не заметил. Так откуда же ты знаешь?
– Я почувствовал это утром, взглянув на неё спящую, – сказал Херб Ашер. – Я ощутил её любовь.
На кухню вошла, сонно позёвывая, Линда Фокс, одетая в пёстрый шёлковый халат. Увидев Эммануила, она резко остановилась.
– Kyrios [греч. Господь], – сказала она негромко.
– Du hast den Mensch gerettet, – сказал Эммануил. – Die giftige Schlange bekampfte… es freut mich sehr. Danke.
– Die Absicht ist nur allzuklar, – ответила Линда. – Lass mich fragen: warm also wird das Dunkel schwinden?
– Sobald dich fuhrt der Freundschaft Hand ins Heiligtum zum ew'gen Band.
– О wie? – спросила Линда Фокс.
– Du… Wie stark ist nicht dein Zauberton, deine Musik. – Лицо Эммануила было очень серьёзным. – Sing immer fir alle Menschen, durch Ewig–keit. Dabei ist das Dunkel zerstaren.
– Ja, – кивнула Линда Фокс.
– Я сказал ей, – пояснил Эммануил Хербу Ашеру – что она тебя спасла. Ядовитый змей побеждён, чем я доволен. Затем я её поблагодарил. Она сказала, что его намерения не были для нее загадкой. А затем она спросила, когда рассеется тьма.
– И что ты ей ответил?
– Это между нами, между нею и мной. Но я сказал ей, что её музыка должна существовать во все времена и для всех людей, это часть моего ответа. Главное, что она понимает. И она будет делать то, что ей делать должно. Между ней и нами существует полное взаимопонимание. Между ней и Судом.
Подойдя к плите – кухня сияла чистотой, всё лежало на своём месте, – Линда Фокс нажала кнопки, а затем открыла холодильник и начала изучать его содержимое.
– Я приготовлю завтрак, – сказала она.
– Я думал сам этим заняться, – огорчился Херб Ашер.
– Лучше отдохни, ты же столько перенёс за последние сутки. Сперва полиция задержала, затем Велиал взял тебя под свой контроль.
Линда ласково улыбнулась. Даже с растрёпанными после сна волосами она была… нет, это было невозможно выразить в словах. Во всяком случае он сейчас не мог. Видеть её и Эммануила одновременно – это было для него слишком много. Он утратил способность говорить и мог только кивать.
– Он тебя очень любит, – сказал Эммануил.
– Да, – серьёзно согласилась Линда.
– Sei frohlich, – сказал ей Эммануил.
– Он пожелал мне счастья, – пояснила Линда Ашеру. – И я счастлива. А ты?
– Я…
Ашер замялся. Он вспомнил, что Линда спрашивала, когда рассеется тьма. Значит, тьма ещё не рассеялась. Ядовитый змей побеждён, но тьма осталась.
– Будь счастлив, всегда, – сказал Эммануил.
– О'кей, – согласился Херб Ашер. – Буду.
Линда возилась у плиты с завтраком, и ему показалось, что она поёт. Он не мог сказать точно, так это или нет, потому что в его голове всегда звучали её мелодии. Они всегда были с ним.
– Ты прав, – сказал Эммануил. – Она поёт. Негромко напевая, Линда поставила кофейник на конфорку. День начинался.
– Эта штука на крыше… – начал Херб Ашер. Но Эммануил уже исчез, они с Линдой Фокс остались на кухне одни.
– Я позвоню городским властям, – сказала Линда Фокс. – Они его уберут. У них есть специальная машина, которая это делает. Убирает ядовитых змеев. Убирает из жизни людей и с их крыш. Включи радио и послушай новости. Там будут войны и слухи о войнах. Будут большие потрясения. Мир… мы же видели лишь крохотную его часть. А потом позвоним Илие насчёт радиостанции.
– И никаких больше мюзиклов в переложении для струнного оркестра.
– Через какое–то время, – сказала Линда Фокс, – всё войдёт в норму. Он вырвался из клетки и теперь туда возвращается.
– А что, если мы потерпим поражение?
– Я умею заглядывать в будущее, – сказала Линда. – Мы победим. Мы уже победили. Мы всегда уже победили, с самого начала, с до–Творения. А с чем ты пьёшь кофе? У меня никак в голове не держится.
Позднее они с Линдой Фокс поднялись на крышу, чтобы взглянуть на останки Велиала. К полному своему удивлению, Ашер увидел не окоченевший труп козла, а нечто подобное останкам огромного сияющего воздушного змея, который потерпел крушение и свалился с небес на крышу. Он валялся здесь, огромный, прекрасный и погибший, похожий на разбившийся вдребезги свет.
– Таким он был когда–то, – сказала Линда. – Изначально. До того, как он пал. Такова была его изначальная форма. Мы называли его Мотыльком. Мотылёк, падавший медленно, тысячелетиями, пересекая Землю, подобно некой геометрической форме, опускаясь всё ниже и ниже, пока от его формы ничего не осталось.
– Он был прекрасен, – сказал Херб Ашер.
– Он был утренней звездой, – сказала Линда. – Ярчайшей звездой в небесах. А теперь ничего от него не осталось, лишь это.
– Как он пал, – сказал Херб Ашер.
– А вместе с ним пало всё, – добавила Линда. Они спустились в дом и позвонили городским властям. Чтобы прислали машину и убрали его останки.
– Станет ли он когда–нибудь таким, каким был прежде? – спросил Херб Ашер.
– Возможно, – сказала Линда. – Возможно, и все мы когда–нибудь станем.
А затем она спела Ашеру одну из Даулендовых песен. Это была песня, которую Линда Фокс ежегодно пела на Рождество для всех планет. Самая нежная, самая очаровательная песня из лютневых тетрадей Джона Дауленда:
Долгие годы калека страдал,
