Млечный путь № 1 2018 - Песах Амнуэль
– Вы не забрали его ноутбук, – сказал Розенфельд.
Магда передернула плечами.
– Мне не позволили. Нет формальных оснований. Я смогу купить его на распродаже через три месяца.
– Простите, Магда, – сказал Розенфельд, вставая.
– Не уходите. Пожалуйста. Мне нужно было выговориться, правда. А вы умеете слушать. Мало кто умеет.
– Спасибо… – пробормотал он. Добавил, помолчав:
– Та статья Тиллоя… О происхождении гравитации в спонтанных флуктуациях вакуума…
Магда подняла на него взгляд, посмотрела в глаза. Сказала «да».
Розенфельд кивнул.
– Я пока не понимаю деталей, – сказал он, вставая. – Я имею в виду…
– Я знаю, что вы имеете в виду. – Магда тоже поднялась. – Но вы знаете главное. Детали – потом, хорошо?
– Да.
Он вышел, не обернувшись и не попрощавшись. Будто сбежал. А может, так и было?
***
– Господь, – сказал Розенфельд, подняв вверх вилку и будто насаживая на нее невидимое существо, присутствующее везде, во всем и всегда, – наделил свои создания свободой выбора, и человек пользуется этой возможностью почем зря.
Сильверберг допил пиво, поставил кружку на стол подальше от размахивавшего вилкой Розенфельда и сказал, изобразив философский интерес.
– Совершенно с тобой согласен. Ты, например, должен был еще два часа назад отправить мне на почту экспертное заключение по делу Мильнера, но, имея свободу выбора, потратил полдня на бессмысленные разговоры с женщиной, которая ничего плохого не сделала ни тебе лично, ни известной нам обоим особе, ни бедняге Смиловичу.
– Откуда, – с любопытством спросил Розенфельд, – ты это знаешь?
– Что? О твоей беседе с доктором Фирман? Мне рассказал твой телефон. Точнее, его расположение на карте. Я искал тебя, чтобы напомнить о деле Мильнера, твой телефон переводил звонки в почтовый ящик, но был включен, и я отследил его местоположение, поскольку это, если ты не забыл, служебный аппарат, а местоположение каждого сотрудника полиции должно быть известно, поскольку…
– Два раза «местоположение» и «поскольку» в одной фразе – перебор, – заметил Розенфельд. – И не надо объяснять мне, как работает полицейская система распознавания, я в свое время участвовал в ее внедрении.
– Тогда могу тебе сообщить, что с половины десятого до одиннадцати – полтора часа! – твой телефон находился в кабинете доктора Фирман. Сам-то ты, конечно, мог в это время встречаться с другой женщиной…
– Стив, мне нужно было поговорить с Магдой.
– И ты, конечно, выяснил, что к смерти Смиловича она не могла иметь никакого отношения.
– Никакого, – кивнул Розенфельд. – Очень умная и серьезная женщина. Отличный специалист – могу сказать со всей ответственностью. Я не специалист в квантовой теории вакуума, но даже на меня ее работы произвели впечатление.
– И ты с ней говорил об этом, – ехидно произнес Сильверберг.
– Нет. Это она и так поняла. Но Фирман действительно сглазила Смиловича, и он от этого умер. Вот в чем проблема, понимаешь?
– Нет, – признался Сильверберг. – Две твои фразы противоречат одна другой. Что ты говорил о сглазе? Что это антинаучно, противоречит законам физики и биологии. Ты познакомился с доктором Фирман. Она колдунья?
– Конечно, нет. Но – да. Речь идет о свободе выбора.
– Нет, но да, – буркнул Сильверберг. – Ты можешь выражаться яснее?
– В понедельник, – заявил Розенфельд. – Все объясню в понедельник.
– Ты что-то раскопал? – удивился Сильверберг.
– Да, – подтвердил Розенфельд. – И нет. В том и проблема. В ситуации выбора.
– Запутал ты меня окончательно, – пожаловался старший инспектор.
– В понедельник, – твердо сказал Розенфельд, – я все объясню. Мне осталось почитать пару статей, написанных Смиловичем без соавторов.
Махнув рукой Бену, Розенфельд бросил на стол пятидолларовую купюру и кивнул Сильвербергу.
Дверь за ним закрылась с тихим скрипом, в котором Сильвербергу послышалось слово «сглаззз».
***
Профессор Литроу шел по коридору, не глядя по сторонам. Не то чтобы ему было все равно, что происходило вокруг, напротив – он все замечал и при случае мог выговорить студенту за то, что тот пнул ногой мусорную корзину, стоявшую около двери в двести третью аудиторию. Сознание же профессора блуждало в мирах, которые называют высшими, но на самом деле – как считал Литроу – нет в мире ничего более материального и сущего, чем математические абстракции и физические идеи, ими выраженные.
Явление Розенфельда, вставшего на пути с видом стража, не пропускающего чужеземца в таинственный замок, заставило профессора прервать некое мысленное движение (никак не коррелировавшее с движением в физическом пространстве коридора), и Литроу, как ему самому показалось, возник перед Розенфельдом, вынырнув из подпространства.
– О! – сказал профессор. – Вижу, вы догадались.
– О! – повторил Розенфельд. – Как вы догадались, что я догадался?
Профессор окончательно вернулся в реальность физического мира. Мысль, которую он высказал, не подумав, озадачила, похоже, его самого, и Литроу несколько секунд размышлял, приводя в порядок цепочку соображений, приведших к неожиданному высказыванию.
– Просто, – сказал профессор, увлекая Розенфельда к широкому, выходившему во двор, окну, – я знаю, убедился на опыте ваших прежних расследований, что вы обычно являетесь дважды: в первый раз настырно задаете интересующие вас вопросы, а во второй приходите с готовой версией произошедшего, и она, как показывает тот же опыт, как ни странно, оказывается верной.
– Как ни странно? – Розенфельд сделал вид, что обиделся.
– Конечно. – Профессор сделал вид, что не заметил обиды. – Вы любите до всего докапываться сами. Это хорошее качество, когда приводит к правильному результату, но в девяти случаях из десяти, когда думаешь сам и не консультируешься с коллегами, результат получается отрицательный. Сужу по собственному опыту – если не обсудишь новую идею, скажем, с Джонсоном, Янгом или с той же Фирман, потом оказывается, что упустил вроде бы мелочь в рассуждениях, а она качественно влияет на результат. Поэтому мне и кажется странным, что вы, судя, опять же, по моему опыту, являете собой приятное исключение. Впрочем, статистика невелика, и все может обернуться выполнением закономерности.
– Угу, – Розенфельд продолжал обижаться. – Вы считаете, что следующую экспертизу я непременно завалю?
– С чего бы? – удивился Литроу. – Я говорю о
