Красное сафари на Желтого Льва - Татьяна Эмильевна Тайганова
Человек представил себя ублаженным отовсюду. Обоняние. Осязание. Желудок. Все вполне подвергалось воздействию удовольствий. Не найдя в себе места, которому от чего-нибудь не могло не стать приятно, он с отвращением осознал: цивилизация всесильна.
ХОЧЕТСЯ ОСТРЕНЬКОГО? ПОЖАЛУЙСТА! ПРАВДА, ДОРОГОВАТО — ЛЮБОВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ БЫСТРО ИЗНАШИВАЮТСЯ, А ДОНОРОВ НЕ ХВАТАЕТ. ФИРМА МОЖЕТ ПРЕДЛОЖИТЬ НОВИНКУ — БЕСКОНТАКТНЫЙ СЕКС. АХ, ВАМ НЕ ТАКУЮ ЛЮБОВЬ, А ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ? ЭТО ПО ДРУГОМУ КАТАЛОГУ, ПОЖАЛУЙСТА, ФИРМА ГАРАНТИРУЕТ И ДРУГОЕ.
КАКОЕ ХОТИТЕ ИСПЫТАТЬ НАСЛАЖДЕНИЕ? ЗРИТЕЛЬНОЕ? СЛУХОВОЕ? А, ДЫХАТЕЛЬНОЕ! И ЧТОБ НЕДОРОГО. ПОНЯТНО. НЕТ НИЧЕГО ПРОЩЕ. СЮДА, РАЗ ВАМ ДЫХАТЕЛЬНОЕ. ВСЕГО ЛИШЬ В БЕЗВОЗДУШНОЕ ПРОСТРАНСТВО. ТОЛЬКО НА ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ. ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ ВЫ ВРЫВАЕТЕСЬ ОБРАТНО. И МУЧИТЕЛЬНО ПРЕКРАСНЫЙ ВОЗДУХ ВЗРЫВАЕТ ВАС ИЗНУТРИ. ЗАПАХИ ПОМОЙКИ РАДУЮТ, КАК ВНЕЗАПНО ЖЕЛАННАЯ ЖИЗНЬ, ВЕРНУВШАЯСЯ ПОСЛЕ ОБМАНУВШЕЙ СМЕРТИ. ВЫ СЧАСТЛИВО ДЫШИТЕ МИНУТУ, ДВЕ, ЧАС И ДАЛЬШЕ, ВЫ СЧАСТЛИВЫ НА ВСЕ ДАРОВАННОЕ ВАМ ВРЕМЯ.
ЗДОРОВЬЕ? НУ ЧТО ВЫ! ФИРМА ГАРАНТИРУЕТ ВАМ ТЕЛО ОБРАТНО.
Человека затошнило от сладкого бытия.
В конце концов он не один. У него есть Память. И Холодильник. И Стены с известняком.
ОН распахнул наивно тарахтящий примитивный куб. Внутри ясно и безветренно. Холодно. Погода и климат. И странно, что погода и климат никогда не меняются и не вращаются Калейдоскопом. Можно приоткрыть — ненадолго — еще один объем, малый. Там сохраняет себя морозное Нечто. Память объяснила: снег. Слово показалось неповторимым, терять его из себя не хотелось.
Нетакой человек произнес быстро вслух:
— Снег…
…снег вдоль деревьев вдоль снег вдоль дороги вдоль город забылся в снегу снег опускается в смог снег заглушает стон снег сквозь меня сквозь…
Человек вжался в объем морозильника — уместилась лишь ладонь. А хотелось полностью и навсегда.
Ему нечего положить в снег, кроме себя самого. Но явится бытинспекция, вытряхнет тело навзничь, что-нибудь из него разбив при повороте или в дверях, а комнате назначат свежее излечение. А если не разобьют и разморозят до прежнего страдания, то выселят все равно, и Старая Вещь достанется другому.
…верх поднимается снег
падает
в белой пене
плывут шорохи
тонут в белом…
Память. И ее слова. Утихают медленно, вспарывая человека. Боль, сужаясь, уходит. Нетакой плачет оттого, что она не осталась рядом. С болью можно жить. Боль в одиночестве становится другом.
У вещи скверный характер. Пока тарахтит — паралитично трясется, внезапно перегорает и внезапно самоизлечивается, рыдает время от времени под себя длинными лужами. Не имеет одного колеса из четырех. Старая вещь инвалид.
Как и я, подумал человек. В ней тоже что-то не так. Или во мне. Я ищу в этом холоде, хотя ничего не оставлял.
Но пока инвалид урчит доисторические мерные ругательства, человеку кажется, будто в нем есть необходимость.
…снег
падает
в белой
пене…
За окном — цунами. Черно-бордовое. Он предпочел бы белое. Белые шорохи. Но общественные вкусы формируются свыше. Поэтому сегодня черно-бордовое.
НеТак, отойдя в пустую от вещи сторону, провел по стене холодными пальцами, чтобы оставить влажный след своего присутствия. В руку толкнулся мягкий бугор.
Шелковистый.
Задышал небольшими легкими.
Гибко шевельнулся и выпрыгнул из стены в комнату.
НеТак вспомнил, что недавно стена была беременна.
Кошкой, подсказала Память.
НеТак отдернулся в безопасность. Не может быть. В стене только прессмусор Свалки. И ничего больше.
А откуда ты знаешь, что выбрасывают на Свалку?
Но Кошек не бывает уже тысячи лет. И тысячи лет живого не рождает ни живое, ни мертвое. И ничто не бывает на самом деле беременным.
А может быть, кошки живут в стенах. И не только кошки.
Сопротивляясь здравому, человек ощутил внезапное облегчение.
Рожденное стеной приблизилось к Холодильнику, чтобы тронуть усами вблизи. Зажмурившись, отжало усы белым холодильниковым углом и ласково мяукнуло.
— Что?.. — испугался человек.
Но это, с усами, человеческого не услышало. Затарахтело вторым голосом Холодильнику. Два доисторических существа запели хором.
Тоже мурлычет. Как Старая Вещь. Вещь. Наверное, потому и вышла, что давно не слышала похожего. Или искала, и вот нашла.
Это не просто Кошка, раз ждала тысячи лет в Стене. Это Идея Кошки. Праматерь всех кошек. И исчезнуть из мира не может.
Праматерь. Не так уж сложно. Он тоже рожден женщиной. Наверное, у родившей его вне законов тоже была Идея.
Пракошка потянулась усами в стороны, проверяя, все ли нужное для возрождения имеется рядом. Около лапы нервно подскакивал длинный хвост.
Я хотел увидеть совершенное. Снег. Или Льва. Или другое, не похожее на меня. Чтобы подошло и поверило, хотя бы во сне. Человек ощутил неловкость собственного присутствия. Я не готов к последствиям. Совершенному мне от себя предложить нечего. Она понимает и правильно не видит меня.
Пусть, согласился человек. И попросил: но пусть у Идеи будет собственное имя.
Пожалуйста, с готовностью откликнулась Память. Варвара.
— Это что-то значит?
— Значило. Чужая. Или Дальняя.
— Хорошо. Это подходит. Я позову… Варвара?
К нему не повернулись.
Хвост около Кошки существовал отдельной и вполне самостоятельной жизнью. Он изнурял себя высшим пилотажем — вверх, вниз, вбок. Стремительный танец.
— Всё? Или опять никогда? — внятно и отчетливо спросила у Хвоста Варвара.
Хвост, заблудившись в виражах, тряхнул раздраженным черным концом и указал им обратно в стену.
Неужели там есть что-нибудь еще? — попятился взглядом человек. Или даже много? Там мусор. Спрессован настолько, что все хочет вылезть обратно и соглашается жить среди Человечества. И мир скоро заполнится всяким, рожденным на Свалке.
Может быть, новое окажется спасительней для мира, чем мы.
НеТак почувствовал, как быстро устает в нем логика, чтобы освободить место ожиданию нормального чуда.
— Вечно ты что-нибудь теряешь, — прошипел кошке ее Хвост.
НеТак посмотрел на стену. Потерянное могло быть только там.
Стена капнула кошкиной тенью, небольшой и в полосочку. Тень, увидав над собой черно-бордовое окно, встала дыбом, приникла к Стене и плоско затаилась. Полоски торопливо притворились мелкими оконными квадратами. Окна сгруппировали Здание. Этого бы не нужно, огорчился человек.
— Мимикрия! — дернулся Хвост. — Позор! Убери это и иди сюда! — Он энергично ругался.
Тень отважилась и заползла под свою кошку. Хвост, описав нервную спираль, заявил:
— Варвара, этот мир отвратителен. Посмотри в это так называемое окно — там же конец света. И где у него подоконник? На чем мы с тобой должны сидеть по ночам?
Варвара не согласилась:
— Мир так легко не кончается.
— На помойке мне нравилось больше. Там иногда пахло тухлой рыбой. Без шестивалентного хрома.
— Когда-нибудь нужно
