Три жизни господина N - Алексей Геннадьевич Некрасов-Вебер
Дома мы оказались во временно холостяцкой квартире. Отец сухо сообщил, что мама уехала по горящей путевке в Сочи, и через пару дней должна вернуться. Я снова опустил глаза, и ощутил, как откуда-то потянуло холодным сквозняком неизбежности. Если в моей судьбе наметились некоторые перемены, то у родителей все повторялось один в один.
На следующий день мы с отцом снова ехали на метро в сторону центра. Школа, с которой я связывал свои надежды, оказалось довольно старым, но крепким зданием послевоенной постройки. Наверное, еще пленные немцы возводили. По лестнице с деревянными перилами, мы зашли на второй этаж, и оказались в длинном и широком проходе. Лучи августовского солнца играли на старых рамах, но коридор еще хранил утреннюю прохладу. За окнами покачивала желтеющими листьями высокая липа, и, казалось, что в воздухе уже разливалось ожидание "Первого сентября". Навстречу попадались подростки обоего пола в сопровождении одного, а иногда и двух родителей. Я понимал, что это были другие соискатели. Сейчас они конкуренты, а в ближайшее время, возможно, станут моими одноклассниками.
Пройдя весь коридор, мы оказались в широком прохладном холле. Перед кабинетом, где должна была решиться моя судьба, стояли еще две пары: – Полная невысокая девочка с очень похожей на нее мамой. Худой сутулый парень в очках в сопровождении отца, на интеллигентном лице которого была написана ученая степень. Все они, как и мы с отцом, сильно нервничали. Первым зашел очкарик. Довольно быстро он вернулся, улыбающийся и счастливый. Девочку продержали гораздо дольше. Когда она, наконец, появилась, мать кинулась к дверям, словно потерявшая яйцо наседка. Они одновременно что-то затараторили и быстро пошли по коридору.
– Ну, с Богом! – неожиданно перекрестил меня отец и подтолкнул вперед.
В кабинете за длинной партой сидели двое. Бородатый мужчина лет сорока и совсем молодая светловолосая женщина в открытом летнем платье. Напротив их был поставлен стул для экзаменуемых. Я подошел ближе и назвал фамилию. Блондинка наклонилась над столом и стала искать меня в списках. А мой взгляд непроизвольно уткнулся в ее широкое декольте. Видимо почувствовав столь пристальное внимание, она удивленно подняла глаза. Я быстро отвернулся.
– Рады вас видеть, Павел! Садитесь, пожалуйста, – произнесла блондинка вежливо, но с затаенной в голосе иронией.
Первым вопрос задал бородач. Математическая задача была не особо сложная, и я ее достаточно быстро решил. Бородач оживился и дал задание намного сложнее. Тут я уже поплыл. Следя за ходом решения, экзаменатор очень живо реагировал на метания моей мысли, и, как показалось, искренне был раздосадован неудачей.
– Ладно, давайте, теперь пробуем…, – произнес он и, начал писать на листе уравнение.
– Евгений Маркович! А можно, теперь я? – ласково пропела блондинка.
– Хорошо, хорошо – согласился бородач и недовольно отодвинул листок в сторону.
По теме вопроса я понял, что привлекательная молодая особа представляет здесь "ее величество" физику. Этот предмет я тоже вроде бы подготовил, но подвела олимпиадная изюминка задания. Уже потом, за дверями кабинета, меня осенило, что можно было решить гораздо изящнее и проще. Я же залез в километровые формулы и в итоге наделал ошибок. Экзаменаторша с явным удовольствием констатировала мою неудачу. Следующий вопрос был не сложным, но тут злую шутку сыграло нервное напряжение. Ошибку я сделал, уже при написании исходного уравнения. Увидев, хотел исправить, но не успел.
– Спасибо, Павел! Не смеем больше вас задерживать, – ехидно произнесла блондинка. Уходя, я поймал на себе взгляд, бородача, и увидел в нем сочувствие.
– Ну как! – кинулся ко мне с вопросом отец.
– Плохо – пробормотал я, и тут же увидел, как мой родитель прямо на глазах осунулся и постарел. В метро мы расстались. Отец поехал на работу, я домой. Хорошо помню, как по дороге меня угнетало созерцание веселых беззаботных лиц вокруг. Все эти незнакомые люди были в тот момент для меня воплощением бездушного окружающего мира, которому нет до твоих проблем никакого дела. А это были не просто переживания подростка. Очередной крах потерпел умудренный опытом человек, возомнивший было себя хозяином судьбы. Упругая стена туннеля отбросила назад, да еще и посадила в натекшую с потолка лужу.
На следующий день вернулась из отпуска мать – загоревшая, похорошевшая, не в меру возбужденная. Узнав о моем провале, она поохала, но как-то не очень искренне. Видно другие проблемы уже пересиливали материнский инстинкт.
И вот наступило тридцать первое августа. Все еще пребывая в депрессии, я не выходил из своей комнаты. Около восьми вечера ко мне вошел отец.
-Готовься, завтра в новую школу поедешь. Надеюсь, дорогу запомнил. Провожать больше не буду, – произнес он, еле сдерживая раздражение.
На следующее утро я уже бежал не по проторенному маршруту, а в противоположную сторону к метро. Чувства, которые переполняли меня в тот день, были очень противоречивы. С одной стороны я был счастлив, но понимал, что это отец, всеми правдами и неправдами добился моего зачисления, возможно даже кому-то заплатил. И этот прискорбный и стыдный факт, ставил под сомнение возможность окончательно вырваться из проложенной еще до моего рождения колеи…
Обливаясь потом, Денис тащил наверх пачки еще пахнувших типографией журналов. Когда-то эта процедура казалась священнодействием, но в последнее время стала раздражающе обыденной и порождала неприятный вопрос: " Куда теперь все это девать?"
" Пять шесть пачек в киоски на реализацию. Через пару месяцев, добрая половина вернется." – уныло думал он. – "Какую-то часть должны раскупить авторы. Но все равно, как минимум, сотня экземпляров зависнет."
С левой стороны комнаты постепенно вырастала баррикада из нереализованных журналов. Недавно, посетив место работы мужа, Ленка обнаружила эти залежи и устроила скандал. Может быть, с излишней женской эмоциональностью она говорила в целом правильные вещи:
– Ты же видишь, что это уже никому не нужно! И все равно толкаешься, как баран в закрытые ворота! Может, пора, наконец, чем-нибудь полезным заняться?
Полезной, по мнению супруги, была только деятельность, за которую в данный момент хорошо платили. И бессмысленно было доказывать, что есть еще работа на дальнюю перспективу. Есть, в конце концов, и труд ради вечности.
– Вот она, твоя вечность! Сейчас у стенки пылиться, потом на макулатуру пойдет. Но пионеров теперь нет. Сам будешь на пункт вторсырья таскать!
И все же Денис продолжал упорствовать. Казалось, еще чуть-чуть и наступит перелом. Плоды многолетних усилий не пройдут даром. Даже на публикацию господина N, он в тайне надеялся, хотя хорошо понимал:
" Ели и удастся сделать из повести конфетку, все равно это мало кого заинтересует. Тут нужна серьезная реклама, серьезные вложения. Деньги рождают славу, слава приносит деньги. Замкнутый круг, в который тебе никак не вписаться!"
И все же надежда на счастливый
