Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина
– Сама попросила карты разложить? Роза, ты просила?
Розка уставилась в пол. Скажешь «нет», получится, будто она доносчица какая-то. Розка еще со школы усвоила, что ябедничать нехорошо. Но вот, она старалась вести себя честно, а Катюша играла не по правилам, нечестно, и ничего, получалось – все преимущества на стороне Катюши.
– Чтобы этого больше не было, – сказала Петрищенко и решительным мужским шагом прошла в кабинет.
Сказать Катюше, что нехорошо же так? – мучилась про себя Розка. Или сделать вид, что вообще ничего не было?
Она еще немного помялась у Катюши за плечом, но та сложила карты стопочкой и убрала в стол.
– Все, – сказала Катюша весело. – Сеанс окончен. А ты бы, золотко, окно помыла. Пока вон погода золотая стоит. Помыть и на зиму заклеить. А то скоро холода, и с моря дует, аж спину ломит.
– Не буду, – сказала Розка сквозь зубы.
– Это почему? – весело удивилась Катюша.
– Я не уборщица, – выпалила Розка, чувствуя, как ее заливает краска.
– А кто же ты? – подняла бровки Катюша.
– Я… переводчик!
– Тоже мне переводчик. – Катюша порылась в ящике и достала розовое вязанье. – Тебя зачем, думаешь, взяли? Тебя взяли место придержать. Регинка в декрет ушла, вот тебя и взяли. И скажи спасибо, лапочка, сюда так просто не берут.
– Катюша, – раздался из-за двери голос Петрищенко, – подойди сюда, пожалуйста!
– Сичас, Елена Сергевна! – сладко пропела Катюша и пухлым боком стала выбираться из-за стола.
Розка поймала себя на том, что так и стоит, приоткрыв рот. Она с лязгом свела зубы и уселась на рабочее место. «Ятрань» под чехлом уже начала подергиваться пылью. Розка провела по ней рукой, но «Ятрань» не отозвалась, словно спала или умерла. И Розке вдруг стало тоскливо и одиноко, словно, кроме нее, больше никого-никого не было в этом страшном и пустом мире.
Она оглядела комнату. Муха в паутине билась и жужжала. Розка встала и, вытянувшись на цыпочки, оборвала паутину ребром ладони. Потом натянула зелененькое пальто и вышла.
Короткая тень плясала перед Розкой, билась круглой головой о выбоины асфальта, свет расплывался в глазах и играл на ресницах, и знаменитая лестница, росшая в небо, тоже расплывалась и плясала в синем веселом воздухе.
На бульваре она купила сливочный пломбир в вафельном стаканчике и, чтобы хотя бы немного развеселиться, яростно вонзила в него зубы. Зубы тут же заломило. Она заглотнула крупный кусок мороженого и шмыгнула носом.
На скамейках сидели довольные девки с колясками, старушки в сдвинутых набок мохеровых шапках кормили голубей, никому не было дела до нее, Розки.
Особенно противный парень, в штормовке и высокогорлом свитере, нагло рассматривал ее узкими глазами. Розке казалось, она его где-то видела. Вот сейчас скажет: «Такая красивая девушка – и плачет!»
– Такая красивая девушка – и плачет, – сказал парень.
Розка оскалилась. Зубы опять заболели, все сразу.
– Ну не очень красивая, – сказал парень, оценивающе окинув ее взглядом. – Но в общем симпатичная. Стрижка только так себе. Кто тебя стриг?
– Что ты понимаешь, дурак, – холодно сказала Розка. – Это в Париже так носят. Последняя модель.
– Тот, кто тебя подстриг, – продолжал парень, не дав себя сбить, – очень тебя не любит. А ты небось на чай дала. Признавайся: дала, нет?
Розка почувствовала, как у нее малиновым светом наливаются уши. Сговорились сегодня все, что ли?
– А хочешь, я тебе страшное скажу?
Парень не хотел отвязываться, и Розка, к которой привязывались достаточно редко, заколебалась между открытым хамством и некоторым хамством, но скрытым поощрением.
– Ну, чего еще? – спросила она мрачно, так до конца и не определившись.
– Открою тебе страшную тайну. Хочешь, угадаю, как тебя зовут?
– Ну? – неуверенно сказала Розка. С ее именем попасть в точку было практически невозможно. Розке оставалось только надеяться, что покойной тете Розе отольется на том свете.
– Ну вот я вижу, что совершенно определенно цветок. – Парень закрыл глаза и начал двигать перед собой руками. – Маргарита? Нет, определенно нет… Лиля? Нет, это так вульгарно. Роза! Точно, Роза. В самую точку. Ваша аура, все переплетение тонких энергий, все говорит в пользу Розы. Признавайтесь.
– Дурак, – сказала Розка, вся красная.
– Хочешь, фамилию отгадаю? Определенно что-то связанное с животным.
– Дурак, – тупо повторила Розка. Она вспомнила, где видела парня.
– А вот и не угадала, – сказал парень весело. – Меня зовут Вася. А ты Розка Белкина, работаешь в СЭС-два. И я работаю в СЭС-два.
– Что-то я тебя там не видела, – мрачно сказала Розка.
– А я молодой специалист, человек вольный, – парень подумал и позвенел мелочью в кармане, – безответственный. Вот куплю-ка я себе мороженого.
Он улыбнулся угрюмой мороженщице, и та улыбнулась в ответ.
– Вон скамейка освободилась, пойдем сядем.
На скамейке лежало несколько желтых листьев, и Вася смахнул их рукой:
– Садись, Розалия. – Он сделал широкий жест, включивший в себя скамейку, несколько голубей и две маленькие лужи.
– Я не Розалия, – возразила Розка, – я просто Роза.
Вафельное донышко у ее стаканчика уже начало подтекать, и она боялась, что струйка липкого мороженого побежит за рукав пальто.
– И очень зря, – сказал парень. – Розалия гораздо симпатичнее. В этом есть что-то величественное.
– Ну и глупо.
– Твоя речь, Розалия, – парень развернул пломбир и аккуратно кинул бумажку в урну, – страдает однообразием. Ну и как тебе работается, Розалия?
Розка пожала плечами:
– Никак.
– А. – Вася с удовольствием откусил от мороженого. – Обманули тебя, да, Розалия? Пообещали рост профессиональной квалификации и все такое. А ты сидишь, бумажки перебираешь, ага? Окна мыть еще не заставляли?
Розка издала неопределенный звук.
– Тебя пугает моя проницательность, – проницательно сказал Вася, – но вынужден тебя разочаровать. Меня тоже пытались заставить мыть окна. Только весной. Я вымыл. Заметила, наши окна – самые чистые окна в мире? Ну, по крайней мере в СЭС. Потому что наши соседи, коротко именуемые Чашками Петри, вообще не моют окон. И вообще, Розалия, вынужден тебя предупредить. Временами из окошечка в дверях, ведущих в странную маленькую комнатку, именуемую боксом, у них льется странный неземной свет.
– Это кварцевая лампа, – сказала Розка авторитетно. – Она для стерилизации.
– Как ты думаешь, что они там стерилизуют, Розалия? – Парень откусил еще мороженого и закатил узкие глаза. – Ох, не к добру это. Ты, кстати, на учет встала? Не встала. Подозреваю, даже еще не снялась.
– Комсомольский? Я не знаю, кому карточку сдавать.
– Мне, – сказал парень и вытер руки о штормовку. – Я, будучи единственным лицом комсомольского возраста, автоматически являюсь комсоргом строения пять-пятнадцать «А». Правда, есть еще Лилька из СЭС-один, но ей нельзя доверять. Она женщина. Ее легко может перевербовать какой-нибудь красивый и опасный иностранец. И он сразу узнает, что комсомольские взносы у нас выплачиваются нерегулярно. К сожалению. Потом, у нее, как я уже сказал, вульгарное имя. Женщина с именем Лилия – и комсорг? Согласись, в этом есть что-то неправильное. Ты что читаешь? Надеюсь, не «Алые паруса»?
Розка окончательно сбилась с толку.
– Нет, – сказала она неуверенно.
Вася одобрительно кивнул:
– Главное, не читать «Алые паруса». Погляди вон туда, Розалия.
Розка покосилась на соседнюю скамейку.
Страшная старуха с подведенными
