Юрий Леж - Чужая воля
Ошеломленная такой неожиданной развязкой, но так и не понявшая, что её «кобель» уже мертв, расхристанная девица замерла в полудесятке шагов от Некты, недоуменно переводя взгляд с нее на борца-десантника.
— Ну, и где там мой коньяк? — глядя в пространство, требовательно повысила голос агентесса.
И тут же, будто ожидая именно этого момента, возле столика возникла плечистая официантка с бокалом коньяка и тарелочкой сыра на мельхиоровом сияющем подносе. Едва не споткнувшись о вытянутые ноги убитого, пловчиха замерла в непонятом ожидании, а Некта лихо и неправильно, в один глоток, выпила поднесенный коньяк, бросила на поднос выловленную во внутреннем кармане курточки купюру и негромко, только для официантки, сказала:
— Сдачи не надо. И горячее тоже отменяется. Вызывают меня срочно… по важным делам…
После чего неторопливо, деловито, будто и в самом деле — только что вызванная кем-то и куда-то, агентесса вышла из кафе, оставив тамошнюю публику самостоятельно разбираться в сложившейся по её вине ситуации. И только здесь, на улице, девушка смогла пусть лихорадочно и сумбурно подумать: «Зачем я его убила? Не хотела же… надо было ответить простым ударом, он же пьяный в дым, хватило бы… кто же подтолкнул меня под руку, заставив взяться за стилет? Неужели в меня вернулась Некта Великолепная, младшая дочь второго сына Роберта III д, Артуа — Жана Безземельного, графа д, Э, крещенная Изабеллой и в реальности умершая не дожив до восемнадцати лет? Только она, не задумываясь, отвечала холодным железом на оскорбление, и у нее излюбленным оружием был длинный тонкий стилет — как раз по женской руке. Но этого просто не может быть… у живущих нет души, и все навыки и привычки очередной жизни исчезают в момент возвращения в Преисподнюю, оставляя лишь память и жизненный опыт…» Вновь она явственно ощутила присутствие чужой воли. Для полноты чувств не хватало лишь звучащего внутри головы голоса Иерарха: «Он был нам нужен именно сегодня…» Представить себе этот жутковатый, оглушающе сильный и глубокий, как бездна, бас Некта могла легко, хоть и общалась с одним из подлинных властелинов Преисподней не более любого другого агента… впрочем, то дело по усмирению Дикого Демона вряд ли так легко забыл и сам Иерарх.
«Забавно, мне надо бы бежать со всех ног, — переключились мысли Некты с собственных проблем на текущую обстановку. — Там, в кафе, уже, наверное, вызвали полицию. А убийца стоит спокойно рядышком со входом и покуривает сигаретку…» И хотя на самом деле она не курила, но невероятное чувство полнейшей безопасности не позволяло агентессе бежать и скрываться с места происшествия. «И в самом деле что ли меня Иерарх прикрывает? — вновь задумалась девушка. — Значит, это его воля кажется мне чужой, посторонней?»
…двенадцать часов спустя…
- Паша, ты про сегодняшнее убийство в студенческом кафе слышал?
Задавший вопрос оперативник лет тридцати, коротко стриженный, плечистый, с не запоминающимся, простым лицом, развалился на побитом, потертом жизнью и сотрудниками городского управления полиции стуле, периодически поднося к глазам взятую со стола очередную бумагу и по диагонали, мгновенно, на лету схватывая содержимое протоколов допросов, осмотра места происшествия, официальных поручений прокурора…
Дежурный следователь, ровесник сыскаря, но видом посубтильнее, с красивым мужественным лицом, из тех, что так нравятся женщинам, сидевший за столом напротив, сосредоточенно читал какую-то книгу и с трудом оторвался от её содержимого, возвращаясь в мир давно не ремонтированной, почти сплошь заклеенной по стенам календарями с девицами разной степени обнаженности, заставленной старой рассохшейся и обшарпанной мебелью второго, а то и третьего срока годности, комнатку для дежурной смены. Здесь, по обыкновению за чаем или кофе, коротали долгие часы ночных бдений в ожидании вывозов на происшествия сотрудники городского управления полиции: следователь, оперативник, судмедэксперт, — правда, последний отлучился на пару часиков по каким-то личным делам, но выдернуть его в случае тревожного выезда было делом пары минут, номерок телефона, похоже, очередной своей пассии эксперт дисциплинированно оставил напарникам.
- Слышал, но так — краем уха, — ответил, наконец-то, следователь Паша. — Кажется, зарезали там кого-то по пьяному делу, бывает… так ведь, Сергей?
- Зарезали? — взметнул ко лбу брови оперативник. — Да там такого бугая уложили с одного удара… да еще то ли заточкой, то ли настоящим боевым стилетом — пока результатов вскрытия нет… Хотя, чего только в наше время не случается, но вот самое-то любопытное во всем этом деле — показания свидетелей. В кафе буквально же куча народу была. Ну, пьяная, третий день гуляющая компания этого самого покойника — те еще ребятишки, однако, конечно, они могли бы и чертей зеленых увидеть, но вот официантка… Девушка трезвая, только с утра на смене, бывшая спортсменка, к фантазиям, вроде как, не склонная — она говорит, что обслуживала среднего роста и телосложения женщину лет сорока, волосы светлые, до плеч, на лицо — без особых примет. Администраторша и охранник, которые на шум выглянули из подсобки, уверяют в один голос — посетительница была высокой, худой, чернявой и длинноволосой, больше похожей на цыганку или какую южанку, чем на наших. К ней-то и подошел этот бугай, наверное, сказал чего неприличное, а в ответ — ножик прямо в сердце.
- А ты там был, что ли? — больше из вежливости, чем из любопытства, поинтересовался следователь, кося глазом на чуть отодвинутую во время разговора книгу.
- Нет, там мой приятель из пятого отдела оказался, да и то — случайно, — пояснил Сергей. — Он мне и рассказывал, а теперь вот — перебираю присланные из отдела документы, а в протоколах вся эта несуразица черным по белому… Да еще и показания подружки покойног… ох, чувствую, кто допрашивал, натерпелся от этой стервы, она, видите ли, своими глаза наблюдала совсем юную девицу, не старше семнадцати, миниатюрную, но спортивную блондиночку с короткой стрижкой.
- Сам же говорил, что они после двух дней загула могли и чертей зеленых увидеть, — пожал плечами следователь.
- Могли, конечно, — бросил на стол очередной просмотренный протокол оперативник. — Вот только, как выясняется, эта подруга покойного ближе всех стояла к месту происшествия. Она и рассказала, как девица встала, шагнула к убитому, взяла его за край куртки — на нем этакая спортивная была, видно, первое, что в доме попалось под руку на себя и напялил — и просто ткнула кулаком в область сердца. А потом еще подхватила его и усадила на ближайший стул. Подруга покойного сперва вообще ничего не поняла, думала, мол, вырубился её дружок от передозировки, они же там пили водку с раннего утра.
- Ну, а тебя-то что так разволновало? — спросил Паша, больше всего сейчас желая вернуться к недочитанной книге. — Пусть из пятого отдела ребята и разгребают, раз на их территории случилось.
- Я больше за приятеля своего переживаю, — как бы по секрету поделился оперативник. — Ты можешь себе представить, какую они ориентировку на поиск сочинят? То ли сорокалетнюю искать будут, то ли семнадцатилетнюю, то ли высокую цыганку, то ли маленькую блондинку… мрак…
- Ну, справятся как-нибудь…
«Наверное, не зря про Сергея поговаривают, что он с мальчиками предпочитает любовь крутить, — мелком подумал следователь. — А с чего бы еще какому-то приятелю из чужого отдела в расследовании помогать, если он не близкий родственник или не любовник?..» Мысль мелькнул и ушла, а Паша подтащил поближе раскрытую книгу и вновь углубился в чтение. Оперативник, смахнув в ящик стола просмотренные документы, переданные под честное слово из пятого отдела, укоризненно покачал головой и негромко вздохнул. Равнодушие следователя — и не только этого — почему-то всегда выбивало его из колеи, хотя, казалось бы, Сергей давно должен был привыкнуть к такой манере поведения, не первый же год в уголовном розыске служит…
…лекция знаменитого Интрудера агентессу Преисподней не развлекла и не рассмешила — может, тому виной было недавнее происшествие в кафе, может, много малопонятных, заумных слов, неожиданных выводов, совсем не проистекающих из сказанного, или легкая путаница в причинно-следственных связях, чем откровенно грешил лектор, но единственное, ради чего, наверное, стоило заглянуть в набитую до отказа аудиторию, было явно интуитивное понимание мистиком и метафизиком сущности страданий грешных душ. Из долгой и причудливой словесной вязи и парадоксальных афоризмов Интрудер с необыкновенной легкостью и безосновательностью утверждал, что ожидающие Страшного Суда души мучают в Преисподней тем, чего они не любили, ненавидели, не терпели при жизни, и именно это становится самой страшной пыткой для них. На память Некте моментально пришла адская бухгалтерия, сверка счетов «от звонка до звонка» и лютая однообразная скука послерабочего времяпрепровождения. Наверное, от этого тяжелого и жалкого воспоминания неожиданно захотелось прорваться к кафедре, уже окруженной почитателями непонятного таланта профессора, взять лощеного, ухоженного мужчину лет пятидесяти за лацканы бархатного, богемного пиджака и носком сапожка изо всех сил ударить прямо по косточкам ближайшей лодыжки… свалить на пол и — бить, бить, бить ногами под ребра, по печени, по прикрывающим лицо рукам… «Опять повадки времен Столетней войны прорываются? — с трудом погасив собственное неумное садистское желание, подумала агентесса. — Ох, не доведут эти душевные порывы до добра… Скорей бы уж сам Иерарх объявился, не зря же он так тщательно руководит здешними событиями…» Впрочем, собственной значимости для одного из властелинов Преисподней Некта не переоценивала, скорее всего Иерарх занимался текущими делами этого Отражения наравне и параллельно со многими и многими другими, да и её догадки относительно участия одной из высших сил Преисподней в текущих событиях были всего лишь её догадками.
