Илья Некрасов - Сумма биомеханики
Вновь гремят взрывы – на этот раз приближающиеся. Перед глазами мельтешит, с потолка падают осколки бетона, который начинает осыпаться. И сам тоннель будто качнулся… затем снова и снова.
Два тоннеля. Или четыре?
«Или больше?» – он в отчаянии вертит головой.
Казалось, еще чуть-чуть, и им овладеет паника. Ее безумный, истошный вой, больше похожий на рев загнанного и обреченного зверя, уже подступал к горлу, поднимаясь откуда-то снизу.
Оставалось одно.
Он собрал остатки сил и…
Хеллиг опускает «FTH-IA» на пол, становится рядом на колени и начинает молиться.
В конце одного из тоннелей с оглушительным грохотом полностью обваливается потолок.
Отовсюду появляются неясные силуэты солдат СС, которые, шатаясь и падая, спешат к жертве.
Один за другим гремят мощные разрывы бомб, и потолок над священником частично рушится.
На «FTH-IA» падает тяжелый осколок перекрытия, и прибор испускает потоки искр во все стороны. Лампы на стенах и потолке тут же перегорают и лопаются. Та часть тоннеля, в которой находится загадочный прибор, погружается во мрак.
Солдаты, выбегающие из освещенной половины тоннеля, направляются в его затемненную часть и один за другим исчезают в черной податливой массе. Она точно проглатывает их.
Олег открыл глаза, очнувшись от отвратительного звука. Он услышал хруст ломающихся человеческих костей.
«Тротуар… Что произо…»
Мгновенно прозвучал ответ на так и не заданный до конца вопрос – боль. Она впилась в него хищными загнутыми когтями. Стала вытягивать крик, но пока без результата.
Ноги, локти, спина… все тело пронзали раскаленные иглы. Однако самая главная, горячая и острая игла воткнулась в мозг, проникнув из области виска. И с каждой секундой кто-то безжалостный неумолимо продвигал ее дальше. По щеке текло что-то обжигающее.
Боясь заплакать, Олег зажал себе рот, и тотчас мамины руки потянули ребенка к себе.
– Мама… Мама… – слабо всхлипнул он.
Почувствовав самое родное и близкое существо, которое все прощает и понимает, он наконец заплакал.
Сквозь пелену слез можно было разглядел качели, с которых мальчик только что упал.
Вокруг стояли друзья. Каждый по-своему переживал. Кто-то с виноватым видом теребил края своей рубашки, кто-то, насупившись, утирал слезы. Рядом лежали разбитые очки.
Он сомкнул набухшие веки.
Постепенно мир боли исчез. Даже этот соленый привкус крови во рту. Остался лишь голос мамы и тепло ее рук.
Нежные ладони продолжали гладить по спине, и мало-помалу… он сам не понял, когда открыл глаза. Еще чуть-чуть, и мальчик смог посмотреть на летний двор чистым и ясным взглядом – более не замутненным страданием.
Олег лежал на тротуаре недалеко от места аварии, рядом громоздилась перевернутая машина со следами потушенного пожара. Пламя давно отступило, отплясав безумный, разрушительный танец. Вокруг ходили люди в белых халатах и с носилками. Взгляд мужчины продолжал проясняться.
Словно сквозь отступающий сон он слышал голоса людей, склонившихся к жертве автокатастрофы.
Какая-то девушка сунула в его ватные руки планшет и сразу поспешила прочь. Растворилась в толпе спешащих во все стороны и равнодушно поглядывающих на тело.
Получив планшет, Олег более-менее пришел в себя. Кряхтя, приподнялся на локтях. Сел на корточки и попробовал определить, исправен ли гаджет.
Компьютер удалось включить, и оператор тотчас понял, что он чужой:
– Что за… твою мать!
В ужасе он вскочил и бросился к стоящим неподалеку зевакам: «Где тот парень?! Где вор?!». Но те лишь мельком взглянули в его сторону. Олег успел сделать всего три-четыре шага, как его скрутило.
Внезапный приступ жестокой боли.
Спазм в животе.
Словно под ребра воткнулся тупой, зазубренный клинок, который не режет, а рвет плоть. Новый наплыв мучений буквально оглушил его. Олега будто потащило в невероятно глубокую яму. Пришлось опуститься на колено.
Он поднял край футболки и увидел страшную, во весь живот, гематому, от вида которой в глазах потемнело. Боль сразу переместилась в голову.
Казалось, она должна разорваться на части под напором обжигающей опухоли, что стремительно раздувалась в самом центре мозга. Она прорывалась наружу, угрожая расколоть вместилище личности, посылая по нервам чередующиеся импульсы жара и холода. Волну за волной. Струйки пота, как гадкие, противные змеи, ползли по лицу и груди.
Олег не выдержал и, медленно согнувшись, уткнулся головой в асфальт. Замер, подобно механической кукле, у которой кончился завод.
Криохранилище.
У трех стоящих рядом капсул, полностью заполненных туманом усиленной дозы релаксанта, суетились сотрудники криофирмы. Абсолютно одинаковые на вид, неопределенного возраста, в белых халатах. С какими-то чересчур гладкими лицами, которые трудно запомнить. Средние, малопримечательные люди. От каждой капсулы тянулись провода, подключенные к ноутбукам, которые лежали на полу.
Тревожные голоса парадоксальным образом также были похожи – фактически, слышался один и тот же фальцет.
– Системный сбой… управление потеряно… запущен перекрестный процесс.
– Что это значит?
– Вначале как обычное дежавю, но потом массивы необратимо сшиваются.
– А если отрубить связь?
– Тогда потеряем многих… мозги набекрень выявит первая же проверка. Это не просто банкротство.
– Знаешь, какие люди тут лежат?!
Рабочее место «хранителя снов» пустовало. Более того, оно было опечатано.
На системном пульте одиноко лежала книжка стихов.
В то же самое время у кабинета босса ожидала приема Елена. Нервничающая девушка ерзала на стуле, беспокоясь о решении вопроса.
Ее практически трясло.
Внезапно произошло то, чего она так боялась: дверь в кабинет распахнулась. Елена успела заметить, что помимо рабочего стола там находится мягкая кушетка, на которой лежали измятый плед и подушка.
Из кабинета вышел секретарь, стройный мужчина лет двадцати пяти, носивший глазные линзы. На каменном лице ни тени эмоций. Он закрыл за собой дверь и решительно направился к вскочившей со стула девушке.
– Заявление не принято, – неожиданно мягко сказал мужчина. – Наоборот, мы просим вас успокоиться… Каждый совершает ошибки. У нас весьма тонкая работа, а вы справляетесь лучше всех.
– Справлялась когда-то. – На глазах проступили слезы.
Секретарь подошел вплотную и положил свои руки ей на плечи, сделав все поразительно легко и плавно. Профессионально улыбнулся.
– У вас остался неиспользованный отпуск, – он растягивал слова и даже сумел добиться «теплоты» взгляда. – Приказ уже подписан.
– Но я…
– Никаких «но». Вы нужны нам. Отдохните и возвращайтесь. Фирма будет ждать.
Елена смогла поверить в настолько благоприятный исход лишь через две-три секунды. Правда, на ее лице мелькнула тень сомнения:
– Я могу… все-таки увидеться…
– К сожалению, это невозможно, – учтиво и в то же время твердо ответил секретарь. – Он покинул офис.
Елена закивала головой и бросила короткий недоверчивый взгляд на закрытую дверь в кабинет босса.
– Этой ситуацией займутся другие. Постарайтесь забыть… как недоразумение. Досадный сбой. Такое бывает. Чем сложнее программа…
«Программа?»
– … тем выше вероятность ошибки. Более того, они неизбежны. Вы знаете это.
Услышав о «сбое», девушка застыла.
При чем здесь система? Что он несет?
Проблема возникла, когда она разрешила оператору покинуть зал, хотя не имела права. Это человеческий фактор, элементарное несоблюдение инструкции, а не «программа». Система не допускает таких ошибок.
Ее охватило странное ощущение… Елена с подозрением уставилась на секретаря, но почти сразу одумалась – опустила взгляд, решив, что сейчас будет лучше… лучше…
Сомнение слишком пугало.
Бывший оператор смотрел куда-то вперед, стоя на лестнице у офиса фирмы. Его рука сжимала смятую трудовую книжку.
Сердца не было слышно, а легкие будто не требовали воздуха.
Внутри грудной клетки поселилась… пустота. Не злое и голодное эхо, зовущее куда-то идти или что-либо разрушать. Нет.
Пустота, что внутри машин, холодных механизмов, отличающая их от живых существ.
Бессмысленный взгляд уставшего человека, более не замечавший деталей, скользил по улице, пока не добрался до чьих-то ног.
Олег начал спускаться по лестнице, пошатываясь и держась за перила, видя перед собой только мелькающие ботинки.
Сверху из окна смотрела Елена, сильно испугавшаяся за него. Но она уже ничем не могла помочь… Ей было жаль Олега и себя. Тех, кому они причинили вред, и остальных, кому еще предстоит пострадать. Жутко хотелось плакать. Желание почти переходило в отчаяние, которого нельзя избежать. Оно было слишком сильным и цепким. Похожим на приступ и физическую ломку. Спасло то, что у секретаря нашлась аптечка.