Клиффорд Саймак - Зарубежная фантастика

Андерсен ухмыльнулся:

— Потому что мы не можем расколоть этот орешек.

Адамс кивнул.

— Верно. Очевидно, существуют неизвестные силы в Галактике, утаивающие от человека какие-то секреты всякий раз, когда он берется за их исследование. Мы, конечно, встречали множество странных явлений. Планетарные условия, которых мы до сих пор не переделали. Странные, страшные формы жизни. Экономические системы и психологические концепции, которые ставят нас в тупик и все еще причиняют нам головную боль каждый раз, как только мы о них думаем. Но мы всегда могли, по крайней мере, знать то, что нас превосходило, а с 61 Лебедя это не так. Мы не смогли даже попасть туда. Планеты или закрыты облаками, или экранированы, поэтому мы никогда не видели поверхности ни одной из них. А когда мы приближались к системе на расстояние нескольких миллионов миль, мы начинали скользить, — он посмотрел на Кларка, — это правильное определение, не так ли?

— Для этого нет слова, — ответил ему Кларк. — Но термин “скольжение” подходит так же, как и любой другой. Вас не останавливают и не тормозят, но вас отбрасывают. Как если бы корабль попал на лед, хотя это намного более скользко, чем лед. Что бы это не было, оно не регистрируется. Никаких сигналов, ничего, что можно было бы увидеть и что оставило хотя бы малейшее мерцание на экранах приборов, но вы входите в него и соскальзываете с курса. Сделаете поправку, соскальзываете снова. В старые времена попытка достичь этой системы и невозможность приблизиться к ней хотя бы на милю ближе какой-то границы доводила людей до сумасшествия.

— Как будто, — нахмурился Адамс, — кто-то взял и провел линию недосягаемости вокруг этой системы.

— Что-то вроде этого, — согласился Кларк.

— Но Саттон проник внутрь, — сказал Андерсен.

Адамс кивнул.

— Саттон проник внутрь, — повторил он.

— Мне все это не нравится, — признался Кларк. — Мне это совсем не нравится. Кое у кого завихрение в мозгах. Наши корабли слишком большие, говорят они. Если бы мы употребили корабли меньших размеров, мы могли бы проскользнуть внутрь. Как будто то, что нас держит — сеть или что-то вроде.

— Саттон пробрался, — сказал Адамс упрямо, — его запустили в спасательной шлюпке, и он пробрался. Его маленький корабль пробился там, где наши большие были бессильны.

Кларк также упрямо покачал головой.

— В этом нет смысла, — проговорил он. — Размеры корабля не имеют с этим ничего общего. Где-то есть другой фактор, о котором мы даже никогда не думали. Саттон прошел внутрь вполне нормально и разбился, и, если бы он был в корабле, когда тот разбился, он бы умер. Он проник не потому, что его корабль был мал, а по какой-то другой причине.

Мужчины сидели, напряженно думая.

— Почему Саттон? — в конце концов спросил Андерсен.

Адамс тихо ответил:

— Корабль был мал. Мы смогли послать только одного человека, и мы выбрали человека, который, как мы думали, выполнит задание лучше других, если только проникнет внутрь.

— И Саттон был лучшим?

— Был, — жестко отрезал Адамс.

Андерсен дружелюбно заметил:

— Ну, очевидно, был лучшим. Он проник внутрь.

— Или был пропущен внутрь, — подсказал Блэкборн.

— Не обязательно, — возразил Андерсен.

— Это же логично предположить, — заспорил Блэкборн. — Почему мы хотели попасть в систему 61 Лебедя? Выяснить, опасна ли она. Такова причина, не так ли?

— Да, причина была такова, — кивнул Адамс. — Все неизвестное потенциально опасно. Его нельзя сбросить со счета до тех пор, пока нет полной уверенности. Таковы были инструкции Саттона: выяснить, опасна ли 61 Лебедя.

— Это лишнее доказательство того, что они тоже хотят узнать о нас, — сказал Блэкборн. — Мы прощупываем и подсматриваем за ними несколько тысяч лет. Они могут желать получить о нас информацию так же сильно, как мы о них.

Андерсен кивнул.

— Я понял, что вы имеете в виду. Они рискнули бы пропустить одного человека, если бы смогли затащить его внутрь, но они не пустили бы полностью вооруженные корабли и целую команду на дистанцию боя.

— Точно, — согласился с ним Блэкборн.

Адамс резко прервал нить разговора, обратившись к Кларку:

— Ты говорил о контактах. Они были сделаны недавно?

Кларк с сомнением покачал головой.

— По-моему, как раз двадцать лет назад. Там куча ржавчины. Проводка в некоторых местах размягчилась.

— Ну, давайте предположим, — сказал Андерсен, — что Саттон каким-то образом, каким-то чудом знал, как починить корабль, но даже тогда ему нужны были материалы.

— И много, — подтвердил Кларк.

— Лебедяне могли снабдить его ими, — предположил Шилкросс.

— Если лебедяне существуют, — усмехнулся Андерсен.

— Я не верю в то, что они смогли бы, — сказал Блэкборн. — Цивилизация, которая прячется за экраном — не машинная. Бели бы они строили машины, вышли бы в космос, вместо того, чтобы отгораживаться от пространства. Я полагаю, что лебедяне не техническая раса.

— А экран? — напомнил Андерсен.

— Он необязательно технического происхождения, — вяло произнес Блэкборн.

Кларк хлопнул ладонью по столу.

— Что за польза от этих размышлений? Саттон не чинил этот корабль. Он привел его домой как-то без починки. Он даже не старался починить его. На всем лежат покровы пыли и ни следа от гаечного ключа.

Шилкросс наклонился вперед.

— Я не понимаю одного, — сказал он. — Кларк говорит, что некоторые иллюминаторы были разбиты. Это означает, что Саттон пролетел одиннадцать световых лет без всякой защиты.

— Он использовал скафандр, — ответил Блэкборн.

— Там не было скафандра, — тихо возразил Кларк. Он оглядел комнату, как бы боясь, что кто-то вне их маленького кружка мог его слышать. Он понизил голос.

— И это не все. Там не было ни пищи, ни воды.

Андерсен выколотил трубку о ладонь, и глухой звук эхом отдался по комнате. Бережно, сосредоточенно, как бы желая сконцентрироваться на этом, он сбросил пепел в пепельницу.

— Может быть, у меня есть ответ на это, — сказал он, — по крайней мере, ключ. Предстоит еще много работы, прежде чем мы дадим ответ. Да и тогда мы не можем быть полностью уверены.

Он неподвижно сидел в кресле, зная, что все смотрят на него.

— Я не решаюсь высказать то, что у меня на уме, — сказал он.

Никто не проронил ни слова.

Часы на стенке отсчитывали секунды.

Далеко снаружи, за открытым окном, в тишине дня трещала цикада.

— Я думаю, — вновь нарушил молчание Андерсен, — что этот человек не человек.

Часы все тикали. Цикада взывала в тишине.

Наконец заговорил Адамс:

— Но отпечатки пальцев подтвердили. И сетчатка тоже.

— О, это вполне Саттон, — объяснил Андерсен. — И в этом нет сомнений. Саттон снаружи. Саттон во плоти. То же тело, или, во всяком случае, часть того же тела, которое покинуло Землю двадцать лет назад.

— На что вы намекаете? — спросил Кларк. — Если он тот же — он человек.

— Возьмите старый корабль, — продолжал Андерсен, — и подновите его. Добавьте одно приспособление там, другое тут, ликвидируйте одно, модернизируйте другое. Что у вас получится?

— Перестроенная конструкция, — ответил Кларк.

— Это как раз нужная мне фраза, — сказал Андерсен. — Кто-то или что-то сделали то же самое с Саттоном. Он — перестроенная конструкция и самая лучшая человеческая конструкция, которую я когда-либо видел. У него два сердца и его нервная система расстроена… ну, не расстроена, но другая. Несомненно, не человеческая. И у него есть дополнительная циркуляционная система. Может, не циркуляционная, но так она выглядит. Только она не связана с сердцем. Именно сейчас она не работает. Как запасная система. Одна система работает, и ее можно переключить на другую, пока первая чинится.

Андерсен убрал трубку в карман и крепко потер руки, как бы вытирая их.

— Ну вот, — сказал он, — теперь вам ясно?

Блэкборн пробормотал:

— Но это же невозможно.

Андерсен, очевидно, не расслышал его, но тем не менее как бы ответил ему:

— Мы сканировали Саттона почти целый час, мы зафиксировали и отсняли каждый дюйм его тела. Проанализировать материал такого объема — это требует времени. Мы еще не закончили. Но в одном мы потерпели неудачу, мы применили психометр, но он ничего не показал. Ни проблеска мысли. Ни даже утечки информации. Его ум был закрыт, словно плотно заперт.

— Какой-нибудь дефект с прибором? — спросил Адамс.

— Нет, — ответил Андерсен, — “психо” был в порядке.

Он осмотрел собравшихся одного за другим.

— Может, вы не понимаете, что это означает? — спросил он и начал разъяснять. — Когда человек спит или принял наркотики, или в любом другом случае, когда он без сознания, психометр может вывернуть его наизнанку. Он раскопает такие вещи, о которых человек, придя в сознание, клянется, что не помнит или не знает. Даже когда человек сопротивляется, определенная утечка информации существует, и она увеличивается, в то время как умственное сопротивление ослабевает.