Иван Филин - Лань

Иван Филин

Лань. Трилогия Безгрешный. Книга первая

Подкидыш

Тихая ночь, и самое удивительное в ней – это плач ребенка. Старый кузнец проснулся, и еще не веря себе, открыл дверь своего дома. Старого человека, который многое пережил за свою жизнь, нечем было удивить. Но теперь его удивлению не было предела. На его крыльце лежал маленький ребенок. Кто мог его подкинуть, он не знал. И сам не мог оставить дитя на пороге своего дома. Бережно взяв его на руки, он покачал головой. Зная, что его трудно будет прокормить, и что скажет Расма?

Она спала, разбудив свою дочь, он, молча, показал ей дитя. Еще не проснувшись, Расма ничего не поняла. Только потом спросила.

– Откуда это?

– Подкидыш, кто-то принес его нам, не умирать же ему от людской ненависти. Расма осмотрела ребенка и, ничего не сказав, переодела его и накормила. Кузнец долго скрывал подкидыша от соседей, – но потом правда стала известна всем, но никто не знал, кто подкинул ребенка, в столь малой деревне все было известно всем.

Люди, что подкинули дитя, все верно рассчитали, ни у кузнеца, ни у его дочери не было сыновей, к тому же он мог прокормить подкидыша.

Его ремесло могло обеспечить большую семью, которой у пожилого кузнеца уже и не было. Муж Расмы слег от болезни, а сама она не нашла себе другой любви.

Предгорная деревня, в которой они жили, пустела с каждым днем, жизнь здесь становилась все более трудной, и только кузнец своим ремеслом мог прокормить себя. И в то же время его здесь удерживала не только кузница, но и близость к железным залежам, которые добывали рудокопы.

Любой другой человек был бы более обременен подкидышем, нежели Кузнец который сам обрадовался подкидышу, как дару небес.

Сначала Кузнец растерялся и даже не знал, что делать с подкидышем. И только потом принял его как собственного.

– В любом случае он будет знать, что он не родной, и в то же время мы будем воспитывать его как родного, – сказал он Расме.

Вместе с Расмой они жили довольно неплохо, но сам кузнец не мог найти себе ученика или подмастерье. Многие люди уходили из деревни на равнины, где жизнь была намного легче. Кузнец предъявлял довольно жесткие требования к своим ученикам. Мало кто выдерживал его характер и тяжелую работу, и порой ученики сами убегали от тяжелой работы, если Кузнец не вышвыривал очередного рослого увальня со двора.

Подмастерье – так назвали мальчика, стал надеждой для них, тем чудом, на которое Кузнец и Расма не надеялись. И уже давно приемные родители все меньше спрашивали, не потерялся ли у кого ребенок. Все еще надеясь найти его родителей. Но таких не находилось, хоть и говорили, что Кузнец принял бы их к себе.

Так они и стали жить втроем, неплохо и в семейной радости.

Шли годы, ребенок рос, а Кузнец своим тяжким трудом зарабатывал на хлеб. Ему приносили старые вещи, из них он делал новые. Когда не было работы, он просто делал то, что хотел, и вскоре его творения находили себе хозяина.

Что бы немного заработать он ковал, инструменты и подковы, труд кузнеца был востребованным и тяжелым, и даже сами заказчики – землепашцы, охотники или рудокопы с большой неловкостью подходили к старому Кузнецу за следующим заказом.

Кузнец удивлял их не столько качеством и сроками работы, сколько своей тягой к работе, железным характером, здоровьем и жизнелюбием.

И приходит к нему землепашец, или рудокоп, и думает он, что выйдет сейчас Расма – дочь кузнеца, и скажет, что нет больше Кузнеца, не может он, старый стал.

Но всегда выходил сам Кузнец. Как казалось, еле немощный, глухой, но озаренный жизненным светом, при виде которого невольно кланялся пришедший.

О цене Кузнец никогда не спрашивал.

– Оплатишь труд, как посчитаешь нужным, – говорил он заказчику.

Все знали труд кузнеца, и все уважали его как человека. Всегда помогали помощью человеческой или монетой, да и сам Кузнец помогал людям, чем мог. За что говорили о нем хорошо и уважали его, не только как кузнеца, но больше как человека.

Когда мальчик подрос кузнец начал обучать его своему ремеслу. Твердость и упорство мальчика нравились кузнецу, и в нем самом появилось намного больше сил, чем было раньше. Теперь Кузнец знал, что свое мастерство он может передать другому человеку.

Расма тоже была рада помощнику по хозяйству, смотря, как мальчик работает в кузнице, и все меньше его о чем-то просила, сама справляясь по хозяйству.

Сам подмастерье говорил редко, тяжелый труд не тяготил его, наоборот, он становился все более сильным и крепким, как телом, так и духом. Со сверстниками он общался редко, все время проводя в кузнице, познавая ремесло кузнеца.

Он уже мог что-либо делать сам в кузнице, но с мастерством кузнеца это не могло сравниться. Единственное, чего у него не было это имени. Кузнец не дал ему имя, сказав: «Найдет свое имя сам».

Так и называли его Подмастерье, потом и сам мальчик привык к этому имени.

Цена мечей

Однажды приехал к ним некий купец. Он выкупил все, что сделал кузнец для себя, для души. Все украшения из металла, чаши, кувшины, разную утварь.

– За твою работу я щедро тебя благодарю. Сказал купец. – Все, что ты делаешь, мило и красиво, но есть заказ к тебе. Надобно будет мне мечей и копий больше, если что помощников разумных могу дать.

На что кузнец, нахмурившись, ответил.

– Ты купец, у меня купил, мне заплатил. Я не в обиде, и ты за свой выгодой присмотрел. Я творю, что от сердца дано, и люди радуются. И если захотел ты помышлять не торговлей, а разбоем – то уходи, и не приходи более. Ибо нет во мне старом, желания мечи делать, что жизни у людей отнимают.

Застыдился купец, торговля его не шла более, вот и задумал он ранее, рать собрать из разбоя. Но кузнец, как узнал о намерения его?

– Ладно, не гневись, не хочешь не надо. Делай что хочешь, потом приду.

Подмастерье не понимал, как можно было от такой выгоды отказаться. Ведь выковать мечи и наконечники мог он сам, и за несколько дней заработать много монет.

– Почему не согласился ты мечи ковать? Спросил он у кузнеца за ужином. Вместо ответа Подмастерье получил затрещину, от которой свалился на пол.

А Кузнец ничего не ответил. И несколько дней не впускал его в кузницу.

– Иди и извинись пред ним. Посоветовала Расма, смотря на сироту с сожалением.

Подмастерье с виноватым видом подошел к кузнецу, встал на колени и сказал.

– Прости. Но кузнец, казалось не замечал его.

– Отец прости.

– Я не отец тебе. Не мое отродье ты.

– Я знаю, но во что гнев твой?

– Вот когда поймешь, тогда и прощения проси. А покуда, лучше бы я тебя не видел, и уходи.

Юноша ушел. Еле пряча слезы, неужели все из за того, что он захотел мечи ковать? Думал он. Работа не тяжкая, прибыльная. И железа можно закупить, и помощников нанять. Вернулся к ужину Подмастерье, но выгнал его кузнец из дома, едва увидев. Три дня почти не ел Подмастерье, не впускали его в дом кузнец. Жил то на улице, то в хлеву чужом.

И вдруг понял он, что не для того дар кузнецу дан, что бы оружие делать. А кому купец даст меч и копья? Разбою да грабителям. И понял Подмастерье, если может человек делать дело и творить, – во зло или в добро. То лучше в добро пусть будет оно. А если дар дан, то во сто крат пусть во имя добра пойдет.

И пришел он тогда к кузнецу с повинной головой. Но ничего не сказал кузнец, едва посмотрев на пасынка своего. Дал ему заготовку, а сам старый пошел отдыхать. И понял Подмастерье, что все время, этот старый человек, работал за него, молодого. Слезы полились из его глаз, и раскаяние пришло в его душу. И сам сказал он себе, – Никогда не делать оружия, а если и творить, то только для радости и души.

Так кузнец передавал мастерство свое. И сколь не быстро было обучение Подмастерья как кузнеца, но иные уроки, теперь понимал его ученик быстро, и радость невольно подкрадывалась к старику.

Но иногда Кузнец огорчался и говорил в сердцах, наблюдая за работой ученика.

– Не быть тебе кузнецом, хоть телом и духом ты крепок, но не твоя судьба все это.

Обескураженный Подмастерье удивлялся.

– Если гонишь ты меня, то говори, но не уйду. За твое добро, что видел я в тебе, своим отплачу.

– Не в том судьба твоя, другая.

– Коль знаешь судьбу мою, познавший жизнь, то говори.

– Жизнь знаю, а как сказать не знаю. Стар я стал.

Иногда появлялось в Подмастерье что то такое, сила какая то, от которой казалось, он горы мог сдвинуть, что виднелись в дали. И тогда сам кузнец доверял ему, оставляя свою работу ему. И сам подмастерье понимал, что силы берутся в нем от истины сказанной, но что это за истина, он и сам не знал.

Радовался кузнец, когда у его пасынка все получалось, и сам Подмастерье радовался. И все же иногда скажет кузнец что то такое, от чего молодому не по себе становилось, не то пророчество, не то правда какая, и тогда задумывался Подмастерье, а откуда это все. Жизнь почти прожил Кузнец старый, знает все про нее, и ведает, но как будущее может видеть, всем ли дано? Как понимать может, что руки его творят, как железом управляют, и молотом тяжелым, с которым он не всегда в силах был справиться. И задумывался он тогда и не находил ответа.