Скандерия (СИ) - Моденская Алёна

— Этот Литвин — ищейка. Я узнавал. Землю есть будет, но не отступится. — Долгих расстегнул форменный тёмно-синий китель, чтобы поудобнее устроиться на диване.

— Значит, он выяснит, что Несс этого не делала. Правда же?

Долгих только молча пожал плечами.

— Я этого не делала, — со вздохом сказала Агнесса.

— Конечно! Это все знают! — энергично закивала Ева.

— Да ладно, — произнёс Долгих, откинувшись на спинку дивана, — тебе светит максимум клиника.

— Вот именно! — торопливо подхватила Ева. — Ничего особенного! Всего-то.

— Что? — спросила Агнесса, уловив чересчур активное поведение подруги.

— Ну… там этот Правдоруб опять. — Ева, криво улыбнувшись, достала из сумки цветастый буклет.

Бегло пролистав брошюру, Агнесса увидела не меньше десятка собственных фотографий. Поняв, что номер целиком посвящён ей, отложила в сторону.

— Потом почитаю. Что там насчёт…?

— Следим, — закивал Долгих.

— Я вот что подумала. — Агнесса, поджав одну ногу, облокотилась на спинку дивана, подперев голову рукой. — Если эта Дина была в тот день в «Лабиринте», значит, у них там могла быть какая-то сходка.

— «Лабиринт» — большой район, — задумчиво произнёс Долгих. — Но камеры есть и там. Может, кстати, и тебя рассмотрим.

— А что ты там делала? — включилась Ева.

— Ездила к Котовой.

— А зачем? — оживилась Ева.

— Помнишь видео с её сеанса? Знаешь, кто его снимал?

— Э… и кто?

— Дина.

— Да ладно! — Ева округлила глаза. — А кто тебе сказал?

— Сама Котова. Я за тем и ездила к ней.

— Опять эта Ростова, — поморщился Долгих.

— А почему она раньше не рассказала? В смысле — Котова, почему она раньше не сказала, что это Ростова снимала сеанс? — Ева смотрела то на отца, то на подругу.

— Да просто пожалела эту Дину. — Агнесса задумчиво тёрла пальцами висок. — Талантливая стипендиатка, не с той компанией связалась. Вроде как её спасать надо, а не топить.

— Зато Ростова Котову не пожалела, — сказала Ева, опершись локтями на колени.

— Вот именно. Вы смогли найти типографию? — Агнесса обратилась к Долгих, указав на журнал Правдоруба.

— Судя по всему, они пользовались разными типографиями, — отмахнулся прокурор. — Ты мне вот что скажи — будут ещё сведения?

— Думаю, нет. По крайней мере, пока я здесь. — Агнесса обвела взглядом гостиную.

— Значит, мы начинаем. — У Долгих заблестели глаза. — Кто будет первым?

— Выбор-то небольшой. — Агнесса не чувствовала никакого энтузиазма. — Ростова пока в образе жертвы.

— Это не надолго, — пообещал Долгих.

— Валя вам что-то скажет только в одном случае — если вы прижмёте Хуберта.

— Хуберт?! — У Евы челюсть отвисла, она так и застыла с выпученными глазами и открытым ртом.

— А ты думаешь, ради чего Валя ввязалась в эту историю? — улыбнулась Агнесса. — Голову слепила, фотографию мне подбросила, тебе прислала венок.

— Ты думаешь, это она его прислала? — Ева выпрямилась и теперь смотрела на Агнессу недоверчиво, чуть искоса, сузив глаза.

— А кто ещё знал, что мы там соберёмся?

— Венок могли просто так прислать, без привязки ко времени, — вставил Долгих.

— Нет, — покачала головой Агнесса. — Они всё так и наметили — чтобы на людях, чтобы унизить. Когда что-то выбивает из колеи на публике, реагируешь острее. Зачем им, по-твоему, нужен Правдоруб? Для шумихи.

— То есть, она хотела меня… — Ева махала руками перед лицом, чтобы не заплакать.

— Унизить, — закончила за подругу Агнесса. — И мне голову подсунули тоже в публичном месте. И шкафчик первого сентября. Видимо, мы тогда случайно его открыли раньше времени, а они планировали хлопок после концерта. И фонтан, и душевая. Как весело, когда все голые и напуганные.

— Тварь, — выплюнула Ева. — А Хуберт? Как ты узнала?

— А кто потащил вас в усадьбу в Растяпинске, заранее зная, что это опасно? И ведь как рассчитал — понял, что я не поеду, а значит, можно будет сказать, что это я специально вас туда отправила.

— Но он же сам поехал, — прищурился Долгих.

— Наверное, он просто не ожидал, что всё именно так кончится.

— А почему ты думаешь, он заранее знал, что там опасно? — Ева слегка склонила голову набок.

— Он меня как-то очень подробно расспрашивал об усадьбе — что да как. А насчёт мутантов Черноречья — так у него в профиле висят аж три документальных фильма. Сама посмотри.

Ева достала коммуникатор и стала быстро щёлкать по экрану.

— А как ты узнала, что Евсеева по нему сохнет? — спросил Долгих, бросив короткий взгляд на коммуникатор дочери.

— А кто первый лайкает его стихи?

Ева подвинулась к отцу, показав экран коммуникатора.

— Евсеева, — кивнул Долгих.

— И потом, разве ты не видела, как она на него смотрит? — спросила Агнесса у Евы. — Понимаешь, человек становится сам собой, только когда думает, что его никто не видит. Всего-то и нужно, что капелька наблюдательности. Когда Валя думала, что на неё никто не смотрел, она прямо таяла рядом с Хубертом. Я думала, все это заметили. Разве нет?

— Не все такие наблюдательные, знаешь ли.

— Вот с них и начнём, — потёр руки Долгих.

— А эта пигалица Соня? — спросила Ева, постукивая углом коммуникатора по подбородку.

— С ней может быть проблема — она вполне может взять всё на себя.

— Дура, — фыркнула Ева.

— Зато самоотверженная, — улыбнулась Агнесса.

— Ладно, поехали, — скомандовал Долгих и поднялся, потирая руки.

— Пока-пока, — на прощание прощебетала Ева.

Когда Долгих ушли, в доме повисла давящая тишина. Агнесса подняла со столика буклет и подошла к окну. Непрекращающийся дождь сплошной серой пеленой накрыл пруд с цветущими лилиями, белую беседку и розарий, так что сад стал похож на старую выцветшую фотографию.

Агнесса почти не включала свет — сумерки всё же лучше, чем резкое электричество. Когда всё видно, одиночество буквально вопит, выскакивая из-за каждого угла.

Правдоруб, как обычно, не утруждал себя подтверждением фактов или хотя бы формальной проверкой достоверности. На первой странице он возмущался «дерзким нападением Агнессы Русаковой на талантливую студентку-стипендиатку», далее шли пассажи о «жестоком избиении», «многочисленных травмах» и «неотвратимости наказания». Правдоруб призывал подписать петицию об исключении Агнессы из Гимназии и объявил сбор средств для помощи Леопольдине.

Потом одна за другой следовали статьи о самой Агнессе. Правдоруб выложил личный рейтинг Агнессы, «на удивление низкий», обвиняя её в лени и бездарности. «Как руководство Гимназии допускает пребывание в своих стенах студентки, за год опубликовавшей всего три откровенно слабых рассказа, авторство которых вызывает многочисленные сомнения? — задавался вопросом Правдоруб. — Разве не труд является одним из составляющих кредо «Скандерии»? Где же здесь трудолюбие? Где работоспособность и самоотдача? В то время, когда другие студенты день и ночь шлифуют таланты и участвуют во всевозможных мероприятиях, Агнесса Русакова позволяет себе почивать на лаврах и бросать читателям подачки в виде отписок, которые и рассказами нельзя назвать. Что же позволяет ей оставаться в рядах одарённейших молодых людей этого столетия, занимая чьё-то место? Неужели только щедрые материальные вливания родителей? Готово ли руководство Гимназии так бесстыдно торговать собственными принципами и репутацией, разрешая ленивой и весьма посредственной, с позволения сказать, писательнице, носить гордое звание студентки «Скандерии»?»

Правдоруб в красках описывал происшествие в Растяпинске, упоминал о поездке в усадьбу (конечно же, обвиняя Агнессу, которая ехать не пожелала) и красочно описывал драку в Учебном квартале. Автор статьи сокрушался о том, что «студентам с подвижной психикой дозволяется сидеть за одной партой с совершенно здоровыми детьми, подвергая последних опасности».

Дальше повторялись ранее сказанные гадости об отце Агнессы и её друзьях — Еве, которую назвали «мыльным пузырём», Астре с «сотней пластических операций», суициднице Тоне, «тоже известной своей психической нестабильностью», бездарном Тимуре и плагиаторе Арнольде. И лишь о Вале и Хуберте не сказано ни слова. Зато хвалебная песнь Лере Вавилоновой и её «пророчествам».