На острие ножа - Блэкмен Мэлори
Я снова посмотрела на тебя, и тут меня накрыло. С головой. И не отпускало. Словно навылет пронзило сердце. Калли-Роуз. Ты… ты моя дочь. Моя плоть и кровь. Наполовину я, наполовину Каллум, на сто процентов ты. Не кукла, не символ, не идея, а живой новый человек с новой жизнью.
И целиком и полностью моя ответственность.
По щекам у меня потекли слезы. Я украдкой улыбнулась тебе, и, хотя видела я нечетко, я готова поклясться, что ты улыбнулась мне. Едва-едва, но большего мне и не требовалось. Я снова попробовала приложить тебя к груди, осторожно повернув так, чтобы твое лицо оказалось у соска. На этот раз ты взяла грудь и стала сосать. Хорошо, что ты знала, что делать: я-то не имела ни малейшего представления. Потом я смотрела на тебя и не могла отвести взгляд. Смотрела, как ты сосешь, закрыв глаза, а один кулачок лежит у меня на груди. Я чувствовала твой запах — наш запах. Я чувствовала, что ты берешь у меня не только молоко. И с каждым нашим общим вздохом последние девять месяцев скрывались в тумане, становились далеким давним прошлым. Но ты сосала совсем недолго. Минуты две, и всё.
— Попробуйте приложить ко второй груди, — посоветовала сестра Фашода.
Я послушалась, развернув тебя неловко, словно ты была из тонкого фарфора. Но ты больше не хотела есть. Ты лежала у меня на груди, по-прежнему закрыв глаза, и словно бы уснула. И я тоже закрыла глаза, откинулась на подушки за спиной и попыталась последовать твоему примеру. Скорее почувствовала, чем увидела, как сестра Фашода попыталась тебя забрать. Глаза у меня тут же открылись, руки инстинктивно обхватили тебя.
— Что вы делаете?
— Хочу положить ребенка в кроватку в ногах вашей койки. Роды были затяжные, вам пора отдохнуть. Если вы вымотаетесь, то не сможете как следует ухаживать за дочерью, — ответила сестра Фашода.
— А нельзя, чтобы она спала у меня на груди?
— Наши койки слишком узкие. Она может свалиться на пол, — сказала сестра Фашода. — Вот будете дома, в своей трехспальной кровати, — тогда можно.
Я пристально посмотрела на сестру Фашоду, не понимая, откуда столько враждебности в ее голосе.
— Я не хотела вас обидеть, — сказала я.
— Посмотрите вокруг, — сказала сестра Фашода. — Это государственная больница, она для всех, но у нас здесь нет и половины того оборудования и персонала, что в больницах для Крестов. В Больницу Милосердия Кресты не особенно рвутся.
— Но я-то уже здесь.
— Да, но вы единственная из Крестов во всем родильном отделении. А когда выйдете отсюда, вернетесь в свой шикарный дом в шикарном районе, понежитесь как следует под горячим душем и забудете нас, как страшный сон.
Ну вот, меня уже оценили и осудили. Сестра Фашода не знала обо мне ничегошеньки, но стоило ей посмотреть мне в лицо, и она решила, будто знает всю мою биографию, все, что было раньше, и все, что будет. Я не стала говорить ей, что кровать в моей квартирке даже у́же той, на которой я сейчас лежу. Не стала объяснять, что спальня, ванная и кухня у меня, вместе взятые, меньше родильной палаты, где я сейчас нахожусь. Что бы я тут ни говорила, сестра Фашода меня не услышит. Она слышит только то, что хочет, то, что уже «знает» и считает истиной. К тому же я очень устала, и мне было не до споров с ней. Я смотрела, как она устраивает тебя в кроватке, и, как только тебя укрыли белым хлопковым одеяльцем, я закрыла глаза. Однако в тот миг, когда сестра Фашода вышла, глаза сами открылись. Я с трудом встала на колени, чтобы посмотреть на тебя. Прикоснулась к твоей щеке. Погладила короткие темные волосы. Я не могла отвести от тебя глаз. Я не могла отвести от тебя глаз, даже когда их застилали слезы.
Глава 3 ∘ Джуд
Мой парик был светлый и длинный, гораздо ниже плеч. Морган был в очках в черной оправе. Я взял солнечные и надел, затем поднял на лоб — потом опущу, когда и если понадобятся. Мы сняли обычную униформу — джинсы и рубашки, — и теперь на мне был дешевый, но приличный темно-синий костюм. Морган надел темно-серые брюки, темно-синюю рубашку и длинный плащ. Наша старая одежда была сложена в один из двух среднего размера чемоданов у двери. Проверять, что в другом чемодане, мне было некогда.
— Свяжи волосы в хвост, — велел мне Дилан и вручил резинку.
Я прикусил язык и послушался.
— Пожалуй, я лучше заберу ваши удостоверения, — сказал Дилан.
Морган сразу вернул свое, а я не спешил.
— Возьмите по чемодану и идите за мной. Никто ничего не говорит, пока не посмотрит на меня и я не разрешу. Понятно? — спросил Дилан.
Морган кивнул — он уже во всем подчинялся Дилану. Мне такая покорность давалась труднее. Я привык отдавать приказы, а не исполнять. А уж слушаться какого-то трефа мне было и вовсе поперек горла.
— Хочешь жить — будешь делать как я скажу. — Дилан посмотрел прямо на меня. — Ты упускаешь из виду, что я здесь, чтобы помочь вам, и все мы уже почти покойники.
— Ладно, договорились, — процедил я. — За дело. Но вот что, Дилан: предашь нас — не успеешь даже пожалеть, сразу станешь трупом.
— С какой стати мне предавать вас? — спросил Дилан.
Я не ответил.
— А, ясно. Если уж я могу пойти против своих, значит, мне вообще нельзя доверять, так, что ли?
Второе правило Джуда: никогда не доверяй Кресту. Ни за что.
— По-видимому, тебе в голову не приходит, что и я, как и ты, считаю систему несправедливой, — продолжал Дилан.
— Да неужели? — съязвил я. — Система немножко нечестная, да? И ты, значит, тоже это видишь? И как тебе вид с твоего теплого уютного местечка изнутри?
— Не хотелось бы прерывать ваш философский диспут, но, может, уже сделаем ноги подобру-поздорову, а? — прошипел Морган.
Мы с Диланом злобно поглядели друг на друга. Но оба сдержались — пока. Дилан критически смерил нас взглядом.
— Морган, бери вот этот чемодан. Джуд, бери второй. У нас всего одна попытка, не облажайтесь.
Дилан подошел к двери первым. Набрал побольше воздуху, выдохнул и открыл ее. Небрежной походкой вышел из номера и направился к единственному лифту посередине коридора, а мы с Морганом двинулись следом, отставая на шаг-другой. Он нажал кнопку вызова и начал что-то немелодично насвистывать. К его чести надо сказать, что беззаботность он изображал мастерски. Лифт приехал через несколько секунд. Мы вошли. Дилан нажал кнопку подвального этажа, откуда был выход прямо на маленькую парковку позади отеля.
Лифт поехал вниз, и сердце у меня забилось чуть громче, чуть быстрее. Свободная рука сама скользнула в карман куртки, чтобы ощутить успокоительный холод автоматического пистолета. В магазине у моей пушки четырнадцать патронов и еще один в патроннике, и при мне четыре полные обоймы — по одной в каждом носке, одна в другом кармане куртки и одна заткнута за ремень сзади. Среди детей Мэгги Макгрегор дураков не было, только жутко невезучие.
— Вынь руки из карманов, — велел мне Дилан, не поворачивая головы.
Я неохотно послушался. Лифт открылся. Мы прошли через гостиничную подсобку. С одной стороны от нас стояли металлические и деревянные ящики, поодиночке и штабелями. С другой — бельевые баки, набитые грязным постельным бельем и полотенцами, и деревянные стеллажи, на которых стояли упаковки яиц и ряды коробок с сосисками, затянутых поверху целлофаном. В нос ударил целый фейерверк запахов, в основном противных. Мы прошли через подсобку к двустворчатым дверям в противоположной стене. Дилан толкнул дверь, за ней оказалась парковка. Мы вышли следом за Диланом, не представляя себе, во что ввязываемся. Меня охватило знакомое мерзкое чувство. Чувство подавленной паники и неуместного восторга. Адреналин явно зашкаливал. Я решил, что сейчас самое время надеть пижонские очки. Сдвинул их с макушки, чтобы спрятать глаза.
— Извините, сэр.
К нам мигом подбежал вооруженный полицейский-треф. Еще один остался стоять всего в нескольких метрах позади, уже с пушкой наизготовку.
Мне потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы не позволить руке вскинуться к карману куртки.