Недруг - Рейд Иэн
Я собираюсь ответить, но она отпускает мою руку и поднимает ладонь, чтобы я молчал. Не хочет слышать мое мнение.
– Позволь закончить. Я хочу, чтобы ты меня выслушал. У тебя есть такие качества, ключевые черты характера, от которых я устаю. Не знаю, всегда ли ты таким был, или же наши отношения тебя изменили. И, может, мне не стоит загоняться по этому поводу и задаваться вопросом, не в наших ли взаимоотношениях тут дело. Когда ты говоришь, что без меня ты никто, я понимаю, что ты пытаешься сделать комплимент, но дело в том, что я живу не только для того, чтобы ты имел цель или чтобы поддерживать все твои начинания. Не знаю, понимаешь ли ты, что я хочу сказать. Но я долго об этом думала. Иногда я чувствую себя как выжатый лимон. Будто я в ловушке.
Она не шутит. Это ясно по ее глазам, голосу, да вообще всему. Голос у нее снова усталый. Я должен отнестись к ее словам со всей серьезностью.
Знаю, идеальными наши отношения не назовешь, говорю я, но мне не нравится, что я стал причиной твоего стресса. Это плохо. Я чувствую себя виноватым. Прости, если я…
– Остановись. Пожалуйста, не извиняйся. Я не для этого завела разговор. Ты очень поможешь мне, если все выслушаешь. Я никогда не решалась поднять эту тему. Меня огорчает даже тот факт, что я не хочу ее поднимать. Но я рада, что решилась сейчас.
Грета, может, тебе стоит поиграть на пианино? Может, это поможет?
Не знаю, откуда у меня взялась эта идея. Но я знаю, что ей легче, когда она играет.
Она моргает, вздыхает.
– Об этом я даже и не подумала.
Мне кажется, тебе это нужно. Пойдет на пользу.
Она поворачивается и уходит.
Я остаюсь на месте. Больше Грета ничего не говорит. Она спускается в подвал, поднимает крышку и начинает музицировать.
* * *Мне никогда не приходилось спать в неудобном положении – вот так, полусидя-полулежа. Уже мечтаю, как буду лежать в большой мягкой постели рядом с женой и потягиваться. Иногда я протягиваю руку или ногу и притрагиваюсь к ней. Соприкасаюсь с ее кожей. После того, как мне разрешат спать в кровати, я больше никогда не буду принимать ее близость как должное. Я скучаю по теплу ее тела.
Грета поиграла на пианино, но недолго. Она резко остановилась, не закончив мелодию. Я рад, что она поиграла. Знаю, ей это помогает. И слушать ее игру мне нравится. Очень успокаивает. Даже на расстроенном пианино у нее получается играть мягко, красиво. Пока она играла, я почти уснул. Почти. Но она прекратила и пошла в кровать, а я очнулся от дремы и теперь невольно бодрствую, сидя в теплом доме, пока в голове лихорадочно снуют мысли.
Бывает, я впадаю в такое настроение, вот как сегодня ночью, когда думается только о том, что мои желания и стремления ничтожны, что многое мне неподвластно, временами даже я сам. Обычно я на таких мыслях не фокусируюсь. Привыкаю верить, что могу все держать под контролем. Сейчас я надеюсь, что смогу заснуть. Но мое желание не имеет значения. Не важно, чего я хочу.
Комната Терренса прямо надо мной. Я слышу, как он суетится. Похоже, все еще разбирает вещи. Я думал, он давно в постели. Что такое важное и срочное не дает ему спать? Он ходит туда-сюда, скорее всего, от кровати (там, мне кажется, лежат его сумки) до кладовой.
Он прав насчет моей памяти, моих мыслей. Он сказал, что сейчас у меня, должно быть, мысли скачут в голове и это нормально. С тех пор, как он вернулся и сообщил о моем предстоящем отлете, мой разум оживился, взбодрился, перешел в состояние готовности. Оживился так, как никогда раньше, новости подействовали как стимулятор. С каждой минутой я чувствую, что меняюсь. Очень волнующее чувство: словно я внезапно обнаружил, что пренебрегаю целой частью мозга.
Так бывает, сказал он. Будут и резкие перепады, и сильные эмоции. В один момент я могу быть энергичным и продуктивным, а в следующий – стать угрюмым и загрустить. Мы почти ничего и не знаем об Освоении, о том, каково живется в космосе. Вот как могут влиять на человека шокирующие новости и ожидание грядущих перемен. Он предупредил меня, чтобы я не накручивал себя, не позволял мыслям взять верх, сдерживал их.
Пока я сижу один в темной комнате, не могу не думать о первых годах с Гретой, когда между нами все только начиналось. Я стараюсь не зацикливаться, но не получается. Знаю точно: тогда меня не одолевали волнения. Все было проще. Мы не ссорились, сильно не ругались, не было долгого обиженного молчания. Все было в новинку, я был влюблен.
Известие о моем отъезде сильно ударило по Грете. Я ведь вижу, как она себя ведет. Ее тоже постоянно мучают сомнения, даже чаще, чем меня. Раньше я волновался, но теперь… Теперь я чувствую, как внутри зреет сила, осознание моей цели. Она же, наоборот, кажется рассеянной; либо уделяет мне слишком много внимания, либо полностью эмоционально закрывается.
Терренс прав. Нельзя тратить последние дни впустую. Я проведу их с пользой и делом. Сосредоточусь на том, что важно.
Он снова бродит – медленно, меряя шагами комнату. Я слышу скрип пола и какой-то странный шум. Он доносится из его комнаты. Сильной усталости я еще не чувствую, да и заснуть не могу. Я весь на нервах. Надо бы пойти разузнать, что происходит.
Я иду наверх. Стучу в закрытую дверь Терренса. Она приоткрывается. Он высовывается в коридор. Без рубашки. На нем, как и на мне, только боксеры. Он что-то держит в одной руке. Он худой, но более мускулистый, чем я предполагал. Тяжело дышит, будто только что закончил растяжку. Длинные волосы, которые обычно собраны в хвост, теперь ниспадают по обе стороны лица.
– Джуниор. Все в порядке?
Выглядит он растерянным. За ним я мельком вижу оборудование. Много оборудования. Больше, чем думал. Не помню, чтобы он вносил так много.
А вещей-то много, говорю я.
Я впервые вижу всю его коллекцию сумок. Несколько коробок. Полусобранный штатив.
– Ага, все распаковал. Еще немного, и будет готово. Тут все – последнее слово техники.
И зачем это все? Для чего все это оборудование?
– Я ведь уже говорил. Для сбора данных. Мне осталось все подготовить.
И что входит в подготовку?
– Ничего сложного. Кое-что надо будет собрать. Грета сказала, что на чердаке найдется местечко для Дотти. Там тихо и спокойно, что очень хорошо.
Дотти?
– Ах да, один из наших компьютеров. Я буду использовать ее для записи более официальных интервью, которые нам предстоят. Она громоздкая, так что я соберу ее и отнесу на чердак. Если она нам понадобится, мы просто к ней поднимемся. Остальное оборудование компактнее, меньше. Вы его даже не заметите.
Интересно, видела ли Грета все это оборудование?
Я показываю на маленькое устройство в его руке. Оно размером с кофейную кружку.
А это что такое?
– А, именно то, о чем я говорил. Обычный диктофон. Я, наверное, оставлю его на кухне.
Чтобы записывать происходящее на кухне?
– Я постараюсь, чтобы диктофон вам не мешал.
Он будет записывать постоянно?
– Да, как только я его настрою.
А почему на кухне? Не понимаю. Какое-то безумие.
– Мы собираем данные, Джуниор. А кухня – важное место в любом доме.
И довольно личное, думаю я: там мы с Гретой пьем кофе по утрам и ужинаем по вечерам. Там мы разговариваем. То есть разговаривали раньше. Кухня – не лаборатория.
– Мы хотим получить максимально точные данные. Для нас это очень важно. Больше всего от этого выиграет Грета. Мы всего лишь хотим все изучить, понять. А знаешь, раз уж ты здесь, не мог бы ты мне помочь?
Он возвращается в комнату, распахивая дверь, наклоняется над одной из коробок и вынимает длинный тонкий черный металлический стержень. Я вхожу в комнату.
– Вот, подержи.
Я беру стержень. Оказывается, он легкий.
– Одну секунду, мне нужно найти насадку. Она должна была быть в той же сумке, но я не нашел. Наверное, в другой.
Что это?
– Это Флотсэм.
Флотсэм?
– Почти у всех камер есть свои имена. Инженерный юмор. Вы привыкнете. Флотсэм крепится к выдвижной стойке. Джетсэм [1] точно где-то здесь.
