Athanasy: История болезни - Мавликаев Михаил
– А что мы тогда вообще можем?
– То же, что и обычно. Создадим комиссию по расследованию растраты. Наберём комитет ответственных и уважаемых дизайнеров, которые будут надзирать над своим сообществом. Выпишем грант этому комитету. Потребуем отчёт. Столько работы, столько работы!..
– Но всё это бесполезно. Бессмысленно! Без кланков мы ничего не добьёмся, это просто симуляция деятельности…
– Вот именно, Джоз. Вот именно. Министерства играют во все эти комитеты, ассамблеи, консилиумы и конклавы, потому что хотят оставаться внутри круга линий на песке.
Гален вздохнул и замолчал.
Ссутулившийся и смотрящий в пол, теперь он показался ещё более маленьким, чем обычно. Как будто через эту беседу из него вышла вся энергия, вытекла и впиталась в пористый бетон пола.
Я осторожно опёрся бедром на тощий и прогибающийся стол, не зная, куда деться и что сказать. Должен ли я посочувствовать? Или броситься исполнять приказ, организовывать комиссии и собрания?
– Но возрадуйся, Джосайя! – воскликнул Гален, внезапно встрепенувшись и подняв голову. – Ибо мы идём на обеденный перерыв!
Я глянул на часы:
– Но обеденный перерыв давно закончился.
– Вот тут ты ошибаешься. Он только начинается. Надевай свои лучшие ботинки, потому что нас пригласил на обед сам Фудзиро Ода. А обед Министра длится до самого вечера.
– Но мои лучшие ботинки остались дома… Я не ношу сменную обувь.
– Это шутка. Всё, вставай и пошли.
«Но я уже стою», – хотел было ответить я. Но сдержался, вместо этого отправившись расклинивать щербатую дверь. Может быть, Гален прав – я действительно умнею.
Или, по крайней мере, начинаю понимать, как работают Министерства на самом деле.
Восхождение по лестничным пролётам казалось бесконечным. Мы давно миновали кабинет Галена и теперь поднимались мимо этажей, похожих друг на друга, словно они крутились в цикле. Звук шагов отражался от бетонных стен и ступеней, преломлялся десятки раз и возвращался со всех сторон разом. Казалось, что он идёт сверху и снизу одновременно; стоит только ускорить шаг, и удастся увидеть собственные пятки, шагающие на один цикл выше.
На одном из этажей я не выдержал и вышел с лестницы в атриум, чтобы убедиться, что не сплю.
– Не теряй времени, – буркнул запыхавшийся Гален. – Мы… пф-ф, почти пришли.
Я окинул взглядом пустой коридор и на прощание подёргал ручку двери ближайшего кабинета. Заперто. Ни таблички, ни номера.
Возможно, именно здесь зарегистрирована чья-нибудь «Ответственная комиссия по расследованию нецелевого расходования средств». Для комитетов и общественных организаций всех сортов тут места точно хватает.
Через несколько этажей-близнецов Гален неожиданно и без предупреждения свернул с лестницы в коридор. Он подошёл к двери, внешне ничем не отличающейся от всех остальных, и осторожно постучал.
Как он пришёл именно сюда? Неужели он считал этажи и двери про себя?
Но спросить Галена я не успел. Он распахнул дверь, и я увидел то, чего не видел ни разу в жизни. Скатерть.
Кажется, именно так должна называться простыня, лежащая на столе – если это можно называть столом. Длинная, уставленная посудой поверхность рассекала пополам всю комнату, почти не оставляя пространства для того, чтобы перейти на другую сторону.
Никаких окон-экранов, никаких архивных записей Неба и Солнца. С обеих сторон стол упирался в огромные зеркала, которые зацикливали и распространяли желтоватую плоскость скатерти в бесконечность, размножая наполненные едой блюда снова и снова.
Заворожённый невероятным зрелищем, я не сразу обратил внимание на хозяина кабинета. Тот гнездился в кресле по ту сторону стола – невысокий и худой до измождения, он терялся на фоне поблёскивающего великолепия гор посуды. Посреди тарелок и блюд потерянно торчал рабочий терминал – гораздо более ухоженный и мощный, чем мой. Здесь он служил в качестве подставки для соусницы.
– Сулайман… – внезапно раздалось из-за стола, – ты не торопился. Я х-х… успел проголодаться.
– Господин Ода, подняться из подвала к Вам нелегко, верно?
Гален подбежал к столу трусцой, на цыпочках, чуть ли не кланяясь на ходу. Несмотря на веющую от него подобострастность, он тут же уселся на скамью, не дожидаясь приглашения, после чего обернулся и яростно замахал мне рукой. На его лице сияла искренняя, противоречащая всему его поведению улыбка.
– Кавиани… – проговорил министр Ода, вытирая капельку пота над бровью. – Наслышан. Х-х… Ты хороший работник. Можешь звать меня просто Фудзиро. Сулайману я… х-х, сказал то же самое когда-то. Но он упрям.
Я осторожно присел за стол. Гален уже что-то бодро жевал, но всё же смог осиять меня своей улыбкой. Пристальный и холодный взгляд над этой улыбкой ясно говорил: «Не вздумай называть министра по имени».
Землисто-серое и рыхлое лицо министра исказила гримаса: крупные, тупые зубы обнажились в подобии улыбки. Даже клыки казались плоскими пеньками, словно сточенными напильником.
Каре гладких и блестящих волос обрамляло эту улыбку чёрной рамочкой. Всё лицо Фудзиро казалось пористым и постоянно потеющим портретом в рамке, подвешенным на спинке огромного кожаного кресла. Тощая бледная шея с огромным кадыком выпадала из этой рамки и скрывалась в складках мешковатого костюма.
– Сулайман, предложи своему служащему… х-х, поесть, – проговорил министр. Каждые несколько слов он прерывался и выпускал воздух, словно проколотый шарик.
Я оглядел стол и с ужасом осознал невероятное. Все блюда, все кастрюльки, тарелки и доски были заполнены синтемясом.
Жареное, варёное, копчёное, провёрнутое, солёное и обёрнутое водорослями… Красное, коричневое, почти чёрное, с жёлтыми и белыми прожилками. Невероятная редкость и оглушительная роскошь по меркам Города.
Ноздри залепил оскорбительно аппетитный смрад: маслянистый и тяжёлый запах словно затекал в пазухи, покрывая нос изнутри тонкой жирной плёнкой.
Горло сдавил комок тошноты.
– Не бойся, Кавиани!.. – сказал Фудзиро Ода, показав зубы ещё раз. – Это же мясо… Х-х, мясо! Источник силы. Будешь много есть и будешь сильным.
Словно решив показать пример, он подхватил палочками с тарелки длинную ленту чего-то жареного, осторожно сжал её зубами и принялся хрустеть, тщательно пережёвывая каждое волоконце. Судя по немедленно проступившей на лице испарине, сам министр к источнику силы прикладывался редко.
Во рту скопилась горькая слюна отвращения. Я сам не заметил, как принялся вытирать пот с лица, как будто повторяя жесты министра.
– Это бесплатно, – добавил Гален, сопроводив свои слова лёгким пинком в щиколотку.
Как будто меня волновала стоимость этого застолья…
К моему же собственному изумлению и возмущению, желудок издал голодное урчание. Кислая желчь во рту сменилась на слюну голода.
В конце концов, я сегодня так и не пообедал.
Я взял в руки вилку с ножом и осторожно придвинул к себе ближайшую тарелку. На ней исходил паром небольшой мясной отруб, посыпанный разноцветными крупинками пищевой добавки. Трудно поверить, что такое можно вырастить в пробирке из клеточной культуры.
– Ты хороший работник, Кавиани, – довольно повторил министр Ода.
Внезапно он встал с кресла и принялся прохаживаться по ту сторону стола. Форменный костюм чиновника обвис на нём, как на искривлённой, сутулой швабре; объём удерживали только ажурные косточки высокого воротника.
Как можно быть таким худым, питаясь мясом?
– Ты молчаливый, исполнительный… – продолжил Ода, – х-х, выполняешь всю работу, которую тебе дают.
Из-под ножа потёк мясной сок.
– Но все чиновники выполняют ту работу, которую им дают, разве нет? – с недоумением спросил я, продолжая пилить жаркое. – Все в меру своих сил исполняют роль, назначенную Машинами.
Сбоку раздался смешок Галена.
Министр не обратил на смех внимания:
– Ты хорошо выслеживаешь растраты, х-х. Выслеживаешь людей.
– Люди, я не очень… Я отслеживаю числа.
