Гидра - Максим Ахмадович Кабир
– Придется пошуметь.
Заяц целился в проход между машинами. Зажужжала «Дружба», брызнули щепки, зубья пилы выгрызли кусок дверного полотна с проушиной. Лэповцы, а следом и Заяц, нырнули в темноту. Вася включил фонарик, луч заелозил по коробкам и уперся в деревянные ящики, накрытые дерюгой. Корсар откинул холст и закряхтел довольно. Динамит был там: белые шашки, начиненные опилками и нитроглицерином.
– Фейерверк устроим – мало не покажется.
– Как мы все это заберем? – спросил один из близнецов, по очереди заглянув в четыре ящика. Дверь скрипнула, впуская Платона.
– Едут сюда.
На улице загудел двигатель. Звук нарастал.
– Приготовиться, – сказал Вася мрачно.
В сарае не было окон, но хватало щелей. Вася погасил фонарь. Лазутчики приникли к стене. Заяц опьянел от избытка адреналина. Рассекая фарами тьму, тарахтя, к ним подъехал грузовичок АМО. Припарковался напротив сарая, дверцы открылись. Две марионетки с автоматами спрыгнули в грязь и медленно двинулись вперед.
Заяц не услышал выстрелов. Но голова автоматчика дернулась, сливая вбок содержимое простреленного виска. Тело рухнуло плашмя. Второй солдат крутнулся на пятках и получил пулю в сердце. Вася хмыкнул уважительно:
– А вы говорите: геморрой!
Церцвадзе спрыгнул с крыши бульдозера и показал побратимам большой палец.
– Такси вызывали?
– Грузимся, мужики.
Через пять минут ящики были в кузове. Сезонник с распоротой щекой и Вася проверяли трофейные автоматы. Заяц бросил быстрый взгляд на трупы солдат. Изо рта мертвой марионетки, как черная сопля, свисала пиявка. К чему они, интересно, присасываются? К душе?
– Берем Бастилию, – распорядился Вася. Церцвадзе и еще один лэповец забрались в кабину, остальные набились в кузов, присели среди ящиков. Вася подбадривающе подмигнул Зайцу. Машина тронулась. В какой-то момент они увидели поверх борта сдвоенные, бьющие в небо лучи прожекторов.
– Котлован, – прошептал Заяц. – Может, Галя там?
– Проверим, – обнадежил Вася.
Платон высунулся в заднее оконце кабины.
– По курсу завод, два фашиста у входа. Пока не шухерятся.
– Боком подъезжайте, – сказал Вася. – Поравняемся – дай сигнал.
Время превратилось в вязкую субстанцию, обтекающую пассажиров. Заяц внимал ударам сердца. Потом грузовик встал.
– Ну что, чисто? – раздался незнакомый голос. Свет в кабине был потушен, и юеры приняли партизан за своих. Церцвадзе посигналил. Время сорвалось с поводка.
Заяц вскинулся и закричал. Марионетки отпрянули. Выстрелы огласили ночь. Маузер плюнул свинцом в мечущегося врага. Попал! Но пиявка еще не выползла из марионетки. Пули застучали о борт грузовика. Вася дал очередь из автомата. Что-то просвистело у самого уха Зайца, обдало жаром его мочку и продырявило череп стоящего рядом лэповца. Мужчина выронил автомат и осел.
– Слева! – крикнул Церцвадзе.
Подмога, пара вохровцев, палила из-за угла. Заяц выстрелил в их сторону и не успел пригнуться. Крошечное отверстие образовалось в свитере в районе солнечного сплетения Зайца. Опаленные шерстяные нитки дымились. Удар швырнул мальчика на ящики. Он извивался, пытаясь вдохнуть воздух. Боль растекалась по грудной клетке. Нечто подобное, но не такой сокрушительной силы, он испытал в шесть лет, когда дернул за хвост бабушкину Буренку и получил копытом под дых.
«Но это не копыто. Это пуля. Она во мне или прошла насквозь? Мне разорвало легкое?»
Над кузовом свистел свинец. Заяц сделал маленький глоток кислорода. Осторожно коснулся раны. Палец уткнулся во что-то горячее. Боль казалась следствием сильного удара, а не огнестрельного ранения, впрочем, что Заяц знал про огнестрельные ранения? Он был спецом в ранах, нанесенных когтями монстров.
Заяц скосил глаза, потянул себя за ворот и вытащил из-за пазухи медальон – подарок бабушки Айты. Пластина прогнулась, в ее центре лежала пуля со сплюснутой вершиной. Заяц, не веря глазам, ощупал расцветающий синяк.
Капли крови оросили его волосы. Молодой лэповец медленно сполз по борту. В синих глазах читалось изумление. За столько дней в аду Заяц так и не привык к человеческой смерти.
– Братик! – завопил другой лэповец – точная копия убитого. Забыв про опасность, он бросился к близнецу.
– Куда? – успел крикнуть Вася.
Плечи лэповца дернулись, в шее и в груди разверзлись черные дыры, и парень упал на брата.
– Мрази! – зарычал Вася.
– Перезаряжаются! – крикнул Церцвадзе. – Бейте, мужики!
Заяц, Вася, Корсар подхватились и открыли огонь. Высунувшийся из-за угла автоматчик получил в лоб пулю. Марионетки у заводских ворот были нейтрализованы: один уткнулся лицом в землю, второй пытался отползти, но тоже исторг пиявку, когда Заяц, забывший про боль, навел на него ствол и без жалости спустил курок.
– За Терлецких! – громыхал Церцвадзе. – За Платона! За Седого!
Пули застревали в кладке. Гранату бы… Стоп!
Заяц выдернул из ящика шашку.
– Василий!
– Голова! – Вася выхватил коробок и чиркнул спичкой. Загорелся фитиль. Заяц швырнул динамит в угол постройки. Взрыв подбросил вверх горсти земли и осколки кирпича. Спустя секунду из-за угла выполз на четвереньках окровавленный вохровец. Вася кончил его прицельным выстрелом. Пыль оседала. Вася перешагнул через трупы, спрыгнул на землю, и его вырвало тушенкой. Руки, твердые во время боя, ходили ходуном.
Церцвадзе и Корсар склонились над товарищем с некогда белокурой, а теперь – багровой бородой. Мужчине прострелило горло, и он доживал последние минуты в компании друзей. Полным боли взглядом Вася озирал побоище. Взвод из тринадцати человек потерял четырех бойцов. Помимо лэповца с раненой щекой и братьев, погиб изрешеченный в кабине Платон. А возможно, и те четверо, что ушли прочесывать поселок, уже не жильцы.
Незаметно пошел дождь. Забулькал и обмяк пятый боец. Заяц выкашлял желудочный сок, помассировал саднящие ребра. На груди болтался смятый диск.
– Спасибо, бабулечка…
Заяц утер губы. Вася буравил пустоту невидящим взором. Его лицо было страшной гипсовой маской, оплетенной вздувшимися венами.
– Бугор… – позвал Церцвадзе встревоженно.
Вася моргнул.
– Это место, – сказал он негромко, – к утру превратится в руины. Клянусь убитыми парнями. А сейчас выпустим пленных.
– Можно я! – выпалил Заяц и смутился: это прозвучало так по-детски. Но Вася понимающе кивнул. Заяц подошел к воротам. Он намеревался крикнуть что-то подбадривающее находящимся внутри людям, но вдруг онемел от страха, представив пустой цех. Молча приставил маузер к замку и выстрелил. А затем толкнул ворота.
Клин света упал на бетонный пол, расширился вместе с отодвигающимися створками и озарил изможденные лица заключенных, столпившихся в проходе. Заяц выдохнул, узнав Егорыча, Клима, Кандыбу и других речников с земснаряда.
– Я говорил, что не брошу вас.
Люди смотрели на Зайца, как на заговорившего лесного зверька или спустившегося с небес ангела. Полыхнула молния.
– Юнга, – нарушил тишину Егорыч. По щекам багермейстера потекли слезы. – Господи, слава Тебе.
Глава 38
В поднебесье выл ветер, и дождь хлестал по мосткам. Галя застыла над бывшей
