Гидра - Максим Ахмадович Кабир
– Не представляете, как я этому рад.
– Ну спасибо!
– Нет, я понимаю, у вас съемки… семья… Московский кинофестиваль…
– Ни съемок, ни семьи, – сказала Галя. – И это взаимосвязано.
– Объясните.
– Как-нибудь потом. В общем, застряла я, жду, пока починят вертолет, на худой конец – по пятницам из Рубежки в Якутск идет пароход.
– Я бы не советовал. Плавал, знаю. – Захотелось, чтобы пароход утонул, а вертолет не подлежал ремонту. Галя, такая простая, земная, приковывала к себе взгляд. Эти глаза! Шея! Голос!
– Что вы читаете?
– А… ерунду… – Галя показала книжку: «Гидроцентраль» Мариэтты Шагинян. – Тематическое чтиво. Лучшее, что нашла в библиотечке при конторе гидромеханизации.
– Постойте. Вас развеселила Шагинян? Вы смеялись, когда читали.
– А вы – нет?
– Я засыпал.
– Проспали самое интересное. Вот, например… – Галя полистала книжку. – Вот здесь, оцените: «Но тут, не вытерпев, Клавочка сделала плохой ход. Цепкие, нежные ладони схватили рыжего за белый кончик шеи, выглядывавший из амазонки, и, пройдясь по затылку, со сладострастнейшей лаской вошли в густые волосы». Как вам?
– Похлеще Флобера эротика.
– А я о чем? Слушайте: «…потом… с затуманенным зрачком, одним только глазом поглядывая на него, Клавочка перевернула руку… легко и быстро скользнула по щеке рыжего. Этой азиатской ласке научилась она у Аршака». – Галя воздела вверх палец, выделяя особенно понравившийся фрагмент. – «Вы кончили? – спокойно спросил рыжий, поднимаясь с табуретки. – А теперь я пойду».
Глеб рассмеялся так громко, что Блох вздрогнул.
– Из ваших уст это звучит особенно пикантно.
– Нет, у старушки Шагинян имеется порох в пороховнице. В юности писала: «…от Каспия до Нила девы нет меня благоуханней», – а потом строчила о Берии. И еще она очень любит прилагательное «щукастый». Вот что это вообще такое?
– Я как-то видел автомобиль Берии, – отсмеявшись, сказал Глеб.
– Пустой?
– Ага. Ехал по Тверской, а за рулем – никого.
– Выискивал добычу, – кивнула Галя. – В курсе, что Берия делал с этими бедными девочками?
– Приносил в жертву Гатанозоа. – Говорить с Галей было легко. Даже на такие щекотливые темы.
– А я однажды видела Герберта Уэста.
– Серьезно? Американского ученого, воскресающего мертвых?
– Представьте. Приезжал в Москву с делегацией из Мискатоникского университета. Стоял в Мавзолее, рассматривая Ильича.
– А вы – коренная москвичка, выходит?
– Кто, я? Шутите? Я – одесситка. Еле от акцента избавилась. А вы?
– Донской.
– Что вы думаете про Шолохова? Сам он «Воющий Дон» написал или под диктовку космического хаоса?
– Наши в ЮНЕСКО доказали, что сам. Боги такое не сочинят.
– Вы правы. Чего улыбаетесь?
– До сих пор поверить не могу, что вас встретил. Вы такая… начитанная, высокомерия в вас нет.
– Потому что ненастоящая знаменитость. Я на самом деле тоже рада, что вас встретила. Не представляете, какие типы на этом строительстве работают. Я же в лес с книжкой сбежала, чтоб там не сидеть.
– Какие?
– Щукастые. Сан Саныч Ярцев, например, начальник конторы. – Галя изменила голос: – «Русский без компрометирующих связей, знаю все о подлых планах Запада и крысиной банде Тито».
– Будто воочию его увидел!
– Есть капитан, похожий на скелет. А самый гадкий – Золотарев, я вообще не поняла, кто он. Вроде бригадир простой, но ведет себя как король. Все между ног чешет и раздевает глазами. Брр!
– Вы там хоть в безопасности? – встревожился Глеб.
– Надеюсь… военные же есть, охраняют. Со мной администратор и музыканты из Якутска прилетели, они явно намерились в запой уйти, пока не починят геликоптер. А я вот… – Галя вздохнула. – Ну хоть с вами поболтала.
– Галь. – Глеба осенило. – У меня к вам предложение.
– Может, на ты перейдем?
– С удовольствием.
– Предлагай.
– Мужики, лэповцы мои, не поверят, что я тебя встретил. Я бы сам не поверил. А приходите… приходи к нам на ужин. Муса, котловой наш, так готовит – пальчики оближешь. Люди хорошие, порядочные, не обидят.
– Предложение принимается, – без раздумий сказала Галя, и Глеб возликовал. – Что угодно, лишь бы в поселке чертовом не торчать.
– Тогда в семь? На этом же месте?
– По рукам, Глеб. По лапам, Блох.
Глава 15
Мостки нависали над котлованом, как грозящий палец жестоковыйного бога. Смотровую площадку сколотили по приказу Золотарева. Стоя на верхотуре, вцепившись в перекладину ограждения, Золотарев наблюдал за картой намыва. Шламовые насосы выкачивали грунт, исторгали черные потоки пульпопроводы. Вохровцы выстроились на эстакаде, переводя дула винтовок и автоматов с одного раба на другого. Жалкие человечки скользили по глине, орудовали лопатами. Бульдозеры справились бы быстрее, но их ковши могли навредить матушке. Единственной уступкой прогрессу было судно «Ласточка», оснащенное громадным буром, фрезерным рыхлителем и землечерпалкой. Золотарев помнил, какую ненависть вызывали у него белошвейки с «Ласточки». Он надеялся, что остальные рабы тоже ненавидят привилегированных речников. Ненависть – это хорошо. А еще хорошо, когда собаки не лают. С каким удовольствием бригадир убивал собак. И в юности, и сейчас, получив безграничную власть над стройкой.
Кто-то упал в грязь, его били судороги. Пара конвоиров спустилась по склону, коллеги упавшего потеснились. Конвоир ударил доходягу прикладом и ногами столкнул с берега. Мутная вода поглотила тело. Позже его достанут детишки матушки.
Золотарев плюнул, метя в голову зазевавшегося раба. Ветер ласкал лицо, могучий Ахерон нес свои воды, на стрежне пенились бурунами волны. Долгий путь прошел Золотарев, прежде чем взобрался на эти мостки.
Он родился до Сдвига в местечке Кривой Рог Херсонского уезда Херсонской губернии. Рано сбежал из дома, потом жалел, что перед побегом не прикончил ненавистного батю. Пока сверстники учились, беспризорничал, слонялся по селам, батрачил, пас скот. Первого человека убил в тринадцать. Замерз, а этот выхухоль в хату его не пускал. Кровушка согрела, пригодилась заточка. Во времена голода пришлось попробовать длинную свинину – людское мяско. Ничего так, особенно мозги, но крольчатина вкуснее будет.
В семнадцать Золотарев добровольно сдался системе: сел за школьную парту. Хотелось научиться читать запретные книги. Но искоренение собственной безграмотности не принесло ожидаемых плодов. Книги, которые он добывал, вламываясь к антикварам и грабя их библиотеки, были пшиком, подделкой. Максимум, чего он достиг, произнося заклятие в чистом поле под всполохи молний, – вызвал дождь из лягух.
Попался он в тридцать восьмом. Птичка принесла на хвосте, что у этого букиниста, Эрлиха, дома настоящие сокровища: и «Откровение Глааки», и «Сокровенные культы», и даже Альхазред. Золотарев отправился за кушем.
Прирезать Эрлиха не составило труда. Золотарев потрясенно разглядывал стеллажи с книгами. Квартира была стандартная, пятьдесят восемь квадратов, но стеллажи уходили вдаль бесконечными рядами и терялись во тьме.
