Приёмная дочь Бабы Яги - Любовь Викторовна Фунина
Стоило только шагам Змея раздаться на лестнице, как Злата к мужу поближе переместилась, у изголовья его прямо на пол присела и принялась бледное лицо разглядывать, будто впервые видела. Вглядывалась она в каждую чёрточку, кончиком пальца шрамы тихонько отслеживая и только сейчас понимая, как это больно ему верно было. Та глупая девчонка, что первый раз эти шрамы увидевши едва сдержалась, чтобы не скривиться, даже не задумалась о том, в какой битве их получил мужчина, а теперешняя Златка с ужасом и душевной болью представляла, каково это было Зареславу такие раны заполучить. Вот ведь как оно бывает – сперва нос воротим, а потом и налюбоваться не можем! Нет, жалости она к мужу не испытывала, тут другое чувство проснулось, нежностью зовётся. Откуда она взялась по отношению к сильному да удалому Змею, не ведомо было Ёжке, а нежность тёплой волной по телу разливалась, заставляя сердце то и дело замирать. И уже неважно было Яге, по какой такой причине таился от неё Зареслав, главное, что сейчас тут, рядом. Главное жив!
Вдруг как-то уж слишком нарочито громко заскрипели до сего момента совсем не скрипучие ступени, предупреждая, что скоро в кухоньку Руслан вернётся. Бабка Ёжка вздрогнула, поднялась с пола проворно и к столу отступила, не хотелось повод для зубоскальства родичу давать, а он ведь обязательно решит поддеть девушку теперь, после того как тревога за брата миновала.
Прекратила надрываться скрипом лесенка, простучали по полу сеней мужские шаги, и отворилась дверь, впуская княжича Лиходольского с целым пуком сухих трав и соцветий, от небрежного обращения обильно сыпавшихся на пол. Руслан потерь в добытых нелёгким путём травах не замечал, старательно пытаясь подавить рвущееся наружу чихание. Сдержаться он не смог.
–А-а-а-ап-чхи-и-и! – гулко выдал он, как малец какой-то, извернулся и нос о плечо утёр.
Златка не удержалась и в кулачок прыснула, чувствуя, как тревога потихонечку истаивает, будто снежок на пригорке под весенним солнышком. Княжич фыркнул и устремился к столу, свалив на него свою добычу.
–Иди-ка ты, Злата, к ребёнку, – посоветовал Змей, сноровисто принявшись отщипывать от принесённого веника нужные ему травы. – Марфа пока завтрак приготовит, да и я отвар целебный закончу.
–А Зареслав как же? – невольно вырвалось у Яги и, не удержавшись, метнулся в его сторону тревожный взгляд.
–Пусть спит, – произнёс Руслан, не отвлекаясь от своего важного занятия, – пока зелие остатки отравы изничтожит, ему спать надо много. Ближе к вечеру ещё одну порцию противоядия дадим, а потом уж можно будет потихоньку укрепляющими отварами поить. Поняла? – Змей обернулся на мгновение к Бабе Яге и, дождавшись её нерешительного кивка, попросил. – Иди к Лисёнку, Ёжка.
Не стала спорить Златослава, послушна в спальню направилась и только порог переступивши, глянула ещё раз на мужа свого, вздохнула и к дочери пошла. Понятливая домовушка тут же подхватилась и поспешила к печи, завтрак готовить, а Ягуся уселась на шкуру, подле возившееся с игрушками Василисы и вдруг шмыгнув носом, тихонечко заплакала, только сейчас осознав какой страх её за Зареслава в тисках держал.
–Не реви, Ягусь! – тут как тут возле своей Ёжки возник Терентий, потёрся лбом о её коленку. – Выходишь ты Змея этого болезного, не боись!
–Ух, я его выхожу! – согласно буркнула Баба Яга, утерев слёзы ладошкой и улыбнувшись настороженно поглядывающей на неё дочери.
К вечеру того же дня Зареславу стало хуже, яд так просто не собирался зелью поддаваться. С этого момента и следующие четыре с половиной дня для Златы и Руслана стали крайне тяжкими и тревожными. У постели больного Яга и Змей дежурили по очереди, поя его отварами, да зельями, меняя примочки и следя за прерывистым дыханием Зареслава.
На исходе четвёртого дня, силы покинули Златославу. Девушка, как сидела на расстеленной шкуре подле больного, так и заснула, уткнувшись лбом в перину, на которой муж лежал. Сон смешался с явью, разобрать, что где не получалось. Ёжка словно видела себя со стороны. Вот она, как сидела, так и сидит подле мужа, а он вдруг хрипеть начинает, задыхается. И Злата не знает, что делать, кричит, зовёт Руслана, а того нет. Не отзывается княжич, как не кричи, а Зареславу всё хуже и хуже, вот уже побледнел весь, а губы посинели, и он этими губами тихо шепчет: «Душа моя!».
Яга не сразу поняла, что снилось это ей всё, только чувствовала, как по щекам слёзы потоком льются, да чьё-то нежное прикосновение эти слёзы утирающее. А глаза открыть было боязно. Вдруг не сон ей снился? Вдруг всё взаправду?!
–Ну чего ты плачешь, родная? – снова услышала она тихий шепот мужа. – Что тебе такого страшного приснилось?
Если до того момента сон казался Ягуси явью, то теперь явь чудилась сном, да ещё таким дивным. Глаза открывать она не спешила, боясь, что увидит мужа всё ещё находящегося в бреду, между жизнью и смертью. Зареслав же тем временем, утерев последнюю слезинку на щёчке Златы, почти невесомо коснулся ладонью её волос и прошептал со вздохом:
–Не плачь больше никогда, ненаглядная моя!
–Очнулся! – на выдохе радостно выпалила Яга, наконец-то уверившись, что Змей её и впрямь жив живёхонек.
–Не спишь, – как-то подавленно произнёс мужчина очевидное.
–Нет, – радостно подтвердила она, глаза на мужа поднявши.
На лице супруга особой радости она не обнаружила, хмуро чело его было, и взгляд он в сторону отводил, словно на Ягусю смотреть ему не хотелось. Вот чего он так, а? Мгновение назад «ненаглядной» называл, а теперь и смотреть на неё не желает. До глубины души Ёжка обиделась, чуть повторно не разревевшись.
–Как я здесь оказался? – вдруг спросил мужчина, когда Златка уже в голове себе таких страстей напридумывала.
–Не ведаю, – буркнула Баба Яга, насупившись и тоже от мужа отвернувшись, да губы, словно дитё малое, надув. – Вона у Руслана надобно поспрошать, он лучше знает. Сейчас позову.
–Стой! – крепкая рука поймала тонкие девичьи пальчики в свой плен, так и не дав Златославе подняться. – Что случилось? Отчего помрачнела так?
–А ты чего помрачнел? – запальчиво вопросила Ёжка и тут, не сдержавшись, всхлипнула, принялась сбивчиво ему высказывать. – Значит, пока думал, что спала я, «душа моя» называл, «ненаглядной» кликал, а как я глаза открыла, даже не
