Слёзы ветра - Ольга Игоревна Арзамасцева
— Это солнце, — пояснил Ман. — Оно сжигает его.
— Но в монастыре…
— Над монастырем нависла вечная тьма.
— А если сжечь Дормедонта Александровича твоим мечом, разве его душа не станет свободной?
— Моих сил на это не хватит, — мрачно покачал головой Ман. — Мы добьёмся только того, что он будет восстанавливаться дольше и мучительнее обычного.
— Ну тогда, — решительно сказала Ксюша, — надо забрать его отсюда — я имею в виду спрятать от света.
— Я не могу к нему прикасаться — он рассыплется, — вздохнул Ман.
— Не говорите глупостей, — возразил Его Сиятельство. — Берите кубок и идите, спасайте подругу, я полежу здесь до вечера. Не в первый раз…
— И часто ты так загораешь? — ехидно спросил Ман.
— Нет, но…
— Сами не говорите глупостей, — Ксюша села на корточки рядом с телом. — А если кто-нибудь найдёт Вас здесь? Его же инфаркт хватит — это не гуманно. Я отнесу Вас.
— Только осторожнее, — вставил Ман. — У него сейчас суставы очень хрупкие — ещё оторвешь руку ненароком.
***
Ксюша нервно мерила шагами холл больницы. После того, как они напоили Дашу из добытой в монастыре чаши, она стала дышать более отчётливо, и пульс появился, но в сознание она так и не пришла. Дормедонта Александровича по его собственному настоянию они зарыли в подвале известной виллы, где он опять же, по его собственному выражению, собирался «отлежаться пару дней». Ман настоятельно советовал Ксюше «не волноваться за Дору», потому что если б тот и мог лишиться рассудка, то уж точно сделал это ещё лет сто назад. Но инцидент этот произвёл на девушку, пожалуй, даже большее впечатление, чем мёртвые монахи, потому что было совершенно ясно, как к тем следует относиться.
К Ксюше быстрым шагом подошла медсестра:
— Вашей подруге гораздо лучше — слава Богу, кризис миновал. Сейчас она отдыхает.
— Когда я смогу увидеть её?
— Вероятно, уже сегодня вечером.
— Могу я поговорить с доктором?
— Эммануил Святославович через десять минут пойдет на обед — он просил Вас подождать его в холле.
Ксюша рассеянно кивнула и продолжала мерить шагами холл до тех пор, пока не спустился Ман. Крыльев на этот раз у него, разумеется, не было.
Обедали они в том же самом кафе, где в их первую встречу Ман кормил Ксюшу мороженым. Но на этот раз кусок не шёл ей в горло.
— Как насчёт моих вопросов? — спросила девушка.
— Спрашивайте, — улыбнулся Ман.
— Этот Ричард и Дормедонт Александрович он… они вампиры?
— Нет.
— Нет?
— Ну… на самом деле, конечно, всё зависит от того, что ты вкладываешь в это слово…
— Послушайте, вы ведь обещали мне всё рассказать!
Ман протёр губы салфеткой:
— В самом деле?
Ксюша укоризненно воззрилась на него.
— Ну хорошо, только учти, я не собираюсь доказывать тебе истинность моих слов.
— Я тебе верю, — сказала Ксюша.
— Раньше эта территория принадлежала России, как ты, должно быть, знаешь из истории. В гражданскую войну весьма потрепанный отряд Белой гвардии был зажат между горами и морем в этом городе превосходящими силами противника. Этот отряд пытался сохранить некоторые реликвии, в числе прочего и тот потир, что до последнего времени хранился в монастыре в горах. В отряде были самые разные люди, даже представители одной из чудом уцелевших масонских сект. У белых не было никаких шансов, и тогда было принято решение, предложенное сектантами. Господа офицеры решили совершить масонский обряд, который сделал бы их бессмертными стражами реликвий. Это бы наверняка позволило им отстоять город.
— Что же такого было в этих реликвиях?
— Ну реликвии, как мы с тобой имели шанс убедиться, и вправду кое-чего стоили, кроме денег. Но они себе уже мало интересовали офицеров. Для большинства из них это был шанс отомстить, дать выход своей горечи и безысходности. Кроме того, у двух офицеров были любимые в городе, а если бы Красная Армия вошла туда, вряд ли кому-то из жителей удалось спастись. Они понимали, что, скорее всего, рискуют своей бессмертной душой, но ради любимых были готовы отдать даже её.
— Эти двое — это Ричард и Дор…
Ман кивнул.
— Сарказм заключался в том, что их товарищи, чтобы сделать чёрную магию более стойкой, совершили человеческое жертвоприношение без их ведома. И в жертву были принесены…
— Любимые девушки.
— Да. Перед смертью девушки, правда, пообещали вернуться с того света и разрушить чары. Они хотели спасти возлюбленных, — Ман посмотрел в окно на внутренний дворик. — Так что они не вампиры в обычном понимании — они стражи. Разумеется, они уже давно не живы, но чары не дают их душам покинуть тело. Свои мертвые тела им приходится поддерживать разными средствами: землёй, кровью… возможно чем-то ещё. Я не силен в магии, я скорее в теологии специалист… В таком состоянии только им двоим удалось сохранить рассудок. Хотя сохранность рассудка Рича порой вызывает у меня сомнения. Но если честно, по-моему все из того отряда, кроме них, потеряли рассудок задолго до того, как умерли.
— А ты тут каким боком? — спросила Ксюша.
Её сознание до сих пор отказывалось переваривать услышанное.
Ман помешал сахар в кофе.
— Понимаешь, заклинание предполагало призыв духа из эфемерного мира, на роль хранителя. Обычно ангелы в таком не учувствуют, но мне стало их жалко. Если б в эту и без того аховую ситуацию вклинился демон, то она бы стала безвыходной.
— То есть ты хранитель всего этого?
— На самом деле, ничего, кроме доброй воли, меня не связывает. Мое присутствие как бы закрывает дырку между пространствами, чтоб ничего злокозненного в неё не лезло.
— А тебя это не утомляет? Ты не чувствуешь себя не на своём месте?
— Конечно, физическое тело тяжёлое, и людские страдания сильно на меня действуют, но я утешаюсь тем, что Доре и Ричарду гораздо хуже и они нуждаются в моей поддержке. Да и потом, по сравнению с теми миллиардами лет, что я парил горних высях возле Его престола, распевая: «Вечно славься, Господь Саваоф!» — здесь я всего лишь пару мгновений.
— Так ты предполагаешь, что Даша… она вернулась, чтобы освободить Ричарда?
— Нет.
— Нет?
— Нет. Я знаю, что это так. И что ты теперь собираешься делать?
— Заберу Дашу и уеду отсюда. Тем более, что Дормедонт Александрович просил меня так поступить.
***
Ксюша присела на краешек больничной койки, и Даша крепко сжала её руку.
— Прости меня, — сказала она.
— За что? — удивилась Ксюша.
— Тебе столько пришлось из-за меня поволноваться. Эммануил Святославович мне всё-всё
