Алая Топь - Саша Урбан
Свят обернулся, не в силах выдерживать пронзительный взгляд зеленых глаз, который словно прожигал ему кожу. И оторопел молодой князь, глядя на красивое лицо колдуньи. Плясали отсветы огня на тонких чертах, отблескивали жидким золотом на черных волосах, а глаза горели своим собственным огнем, как блуждающие болотные сполохи.
На мгновение у обоих перехватило дыхание, и они подались друг к другу, словно один украл полагавшийся иному глоток воздуха и теперь пытался вернуть.
Руки сплелись, дыхание смешалось. На секунду отстранились юноша и девушка, замерли на губах улыбки, но стоило встретиться двум горящим взглядам, потухло пламя. Оба тут же отвернулись, прижали пальцы к губам, где только что горел поцелуй, то ли чтобы стереть его, то ли чтоб впечатать в кожу воспоминание.
Ольга развернулась и улеглась на бок, лицом к огню.
– Надо поспать, – выдавила она.
– Да, надо, – кивнул Святослав и улегся спиной к ее спине. – Это…
– Забудь, – попросила Ольга и, закусив нижнюю губу, еще долго лежала с открытыми глазами и злилась на себя.
Но этого Милорада уже не увидела в колдовском зеркальце.
– Змея подколодная! Ведьма проклятая, искусительница! – заверещала она и принялась носиться по всей комнате, без жалости сшибая все, что попадалось на пути. Вазы, шкатулки, милые безделушки – все летело на пол и разлеталось на мелкие кусочки. – А женишок-то хорош! Только за порог – и сразу в любые добрые руки отдаться горазд! Ненавижу!
– В этом вся их порода, – ухмыльнулась Дана, глядя на страдания Милорады с сытым удовлетворением.
Кошка выгнула спину и боком поскакала на Дану.
– Это все ты! Не забрала бы у меня лицо прекрасное, не похитила бы руки белые, не взглянул бы он даже на нее!
– Так ты думаешь? – скрестила руки на груди Дана, а в глазах ее плескалось искреннее умиление. – Хорошая моя, верность мужская – что ветер. Сегодня тут как тут, завтра – поминай как звали. Можешь ты удержать в белых руках ветер? Красотой его приковать?
– Врешь ты все!
– Конечно, а то я за сотню лет мужчин не перевидала. Все как один.
– Неправда!
– Ну, думай как хочешь. Надоест думать, так спроси меня, что сделать можно, – мотнула головой довольная собой невеста и разлеглась на подушках, чтоб еще понежиться в объятиях сна.
– А что можно?
– Ну, всякое, – улыбнулась Дана, подзуживая заколдованную девицу. – Но падчерица Кощеева хороша, ловко в паренька вцепилась, прямо почти тебе ровня.
Вспыхнула Милорада, выпустила когти и прошипела:
– Это она вся в мать свою.
– А кто ж ее мать? Никак, Василиса Премудрая какая-нибудь.
– Ты!
Застыла Дана, словно льдом скованная. Только глаза сверкали лихорадочным блеском, а на губах показалась кровожадная улыбка.
Глава 25
Влас долго шел прочь от долины, где расположилось волчье поселение. Он забрел достаточно далеко, чтобы власть ранней весны с зеленой травой и холодным ветром осталась позади, а под ногами снова захрустел снег. Молодой двоедушник оказался среди сугробов и торчавших из-под белых завалов черных камней-зубов. Ноги сами несли его вперед: через перевал, выше и выше, в горы. Когда идти в человечьем обличье становилось невмоготу, он перекидывался в волчье тело и легко взлетал вверх по камням, цепляясь за малейшие неровности. Морозный ветер пьянил не хуже браги, и Влас все рвался вперед и вверх, ощущая себя птицей.
Эта упоительная свобода вскоре вытеснила все остальные мысли и чувства. Влас добрался до уступа на черном пике, достаточно широком, чтоб на нем можно было усесться и, свесив ноги, оглядеться. Облака висели совсем низко над головой, протяни руку – и ухватишь мягкий бок. Влас так и сделал, и грудь наполнилась щенячьим восторгом. Облако пробежало мимо, оставив на коже невесомое влажное касание, будто проводишь пальцами сквозь ледяной туман. А юноша устремил взгляд дальше – на распростершуюся снежную равнину. Ту самую, через которую он скакал со Святославом и Ольгой на спине. Если присмотреться, то вдали виднелась черная точка Кощеева дворца. Влас прикрыл глаза, а сердце уже восторженно забилось. За несколько бесконечно долгих дней бег стал для него чем-то таким же необходимым, как дыхание. По-настоящему живым он чувствовал себя, когда когтистые лапы взрывали снег, а в ушах свистел ветер, и все вокруг отзывалось теплом в его груди. Все, куда ни падал взгляд, казалось знакомым и понятным, и Влас чувствовал себя деревом, которому дали пустить корни, и теперь он жадно пил, принимая из земли своих предков все, что она могла ему дать.
«А как же отец?» – напомнил внутренний голос. Он тут же оборвал размышления и поджал губы. Совсем вылетели из головы мысли о том, как бы унаследовать хутор, привести в дом хорошенькую девушку, которая родит ему детей. Слишком хорошо, славно и вольно было тут, среди снегов и равнин, среди ему подобных волков.
Взвилась в душе небывалая ярость. Он не хотел выбирать. Не хотел оставлять какую-то часть жизни позади. И почему вообще он должен был принимать решение о том, где ему быть?!
– Ты сопишь так, что тебя отовсюду слышно, – раздался голос Горданы.
Волчья княгиня обернулась человеком и гордо шагала вперед. Несмотря на внушительный рост, поступь ее была легкой, невесомой, ни одним своим движением не потревожила Гордана даже снежинку.
– Зачем ты пришла? – Влас вперил взгляд в горизонт. Мать, не дожидаясь приглашения, уселась рядом.
– Не сердись, щеночек мой, – проворковала она, кутая его в свою шубу и прижимая к боку. – Я очень скучала. Но не один год понадобится, чтоб возвратить то, что потеряно. Ты думаешь, я не пыталась? Не выискивала лазейки, сквозь которые можно вернуться? Не посылала весточек отцу?
– Не знаю, – насупился Влас. – Он тебя помнил и безо всяких весточек.
– Я его тоже помню, – улыбнулась Гордана, мечтательно глядя вдаль. – Он рассказывал тебе, как мы познакомились?
– Не помню, – соврал юноша.
– Не так уж и давно это было, кажется. Тогда стояла очень суровая зима, и в лесах Дола повадились волки голодные шастать. Поставил народ капканы, ловушки. А Микула ходил и спасал зверей. Кого-то даже забирал к себе в сарай и выхаживал. Рассказал мне об этом один друг, что случайно в капкан угодил, и отправилась я Микулу поблагодарить, даров предложить. А как увидала – так уж покинуть не смогла. Когда батюшка мой Серый Волк умер, пришлось мне вернуться в Волчьи горы. Думала я, на седмицу уезжаю, а пропала навсегда: к тому времени все лазейки, чтобы к вам вернуться, закрылись. Но вас с батюшкой я никогда не забывала. Знаешь такое, когда увидал человека один раз – и выбросить из головы не можешь?
Влас и сам не заметил, как разморил его голос матери, погрузил в дрему. Вопрос этот задавал ему раньше и отец, и в устах обоих родителей слова зазвучали колдовским напевом.
«Знаю», – хотел было сказать Влас, но веки отяжелели
