Предназначение - Галина Дмитриевна Гончарова
И цвет ночью не имеет значения, что ты волосы красил, что нет, ночью они все одно темные. А вот черты лица – те. И походка, и пластика движений, видно же все сразу! Да и не скрывался особенно Истерман, не рассчитывал на встречу со знакомыми.
Аникита вроде бы и на минуту взгляд отвел, а его уж и нет… свернул куда?
Да кто ж его знает…
Аникита все ж был сыном своего отца, боярина Репьева, воеводы приказа Разбойного, а потому понял, что искать, орать и метаться не следует. А вот что надобно, так это… отцу доложить?
Или попробовать к Анфисе вернуться?
А вдруг разошлись там уже люди на дворе, пробраться получится, а с отцом он тогда и завтра поговорит… Чего там Истерман, можно подумать, важное это дело!
С тем Аникита к любимой и направился.
И на этот раз все сладилось, и пролезть удалось, и Анфису увидеть, и потрогать даже… Так что проснулся Аникита уж ближе к обеду, а с отцом и вовсе удалось увидеться только вечером.
Выслушал боярин, нахмурился, пообещал с царем поговорить.
Аникита и порадовался. Он свое дело сделал, рассказал, а далее… Вот как будет, так и будет.
* * *
Руди по подземным ходам шел уверенно и в потайную комнату пришел к назначенному времени.
– Руди!
Любава ему чуть не на шею кинулась, Рудольфус сопротивляться не стал, привлек к себе государыню, по голове погладил, ровно маленькую.
– Любушка, как ты тут?
– Плохо, Руди, плохо… Платоша пропал, Сара пропала, Ева, Гордон…
– КАК?!
Новости для Руди оказались совершенно невероятными. А Любава рассказывала дальше.
Руди за голову схватился.
– Ужас! Любава, это же… ты понимаешь, что срочно действовать надобно?
– Я тебя ждала! Что я еще могла сделать?
Руди только кивнул молча.
А и правда? Любава словно осьминог, да без щупалец, что он там сделает? Рыбку и ту себе на обед не поймает! Кто-то позаботился все отрубить, а кто?
– Любавушка, не верю я, что ты не думала, не гадала, не узнавала, кто стоит за этими делами.
– И гадала, и узнавала, только по всему получается так, что Борька.
– Борис?!
– Очень уж вовремя он обо всем узнал, Руди. Хорошо хоть не о главном.
Мужчина и женщина переглянулись, оба глаза в сторону отвели… когда о главном говорить, так оба виновны. И чей Федька сын, оба знали, и какой ритуал проводить пришлось, тоже ведали.
– Точно? – Руди на бывшую полюбовницу строго смотрел, Любава кивнула чуть виновато:
– Да. Когда б он о главном узнал, не стал бы со мной церемониться, а он до сих пор ждет, что я в монастырь поеду. И с Федором ласков, как с братом… Нет, не стал бы он так притворяться. Скорее, догадался о планах наших, но тут и я виновата чуток, не сдержалась, когда Маринку он в монастырь отправил, не подумала:
Руди пальцами похрустел в раздумьях.
– А и ладно, Любушка моя. Теперь уж оно и не важно будет, главное, сейчас все верно сделать. Со мной три сотни рыцарей Ордена, все они приказа ждут.
– Где?!
– Рядышком, Любушка. А потому надобно нам все хорошо обдумать.
– Руди?
– Что у нас в городе есть? Кого поднять могут, чтобы за государя сражаться?
Теперь уже и Любава задумалась.
– Стрельцы есть. Стрелецкая слобода. Когда там крикнут…
– Надобно, чтобы своим делом они заняты были. Выделю я рыцарей, подпалят слободу с четырех концов, да и как начнут бегать, огонь тушить, ранят кой-кого, чтобы бунт вернее вспыхнул.
– Порт. Там люди есть. Пять десятков целых, мало ли что, кто патрулирует, кто охраняет…
– И порт учтем.
– Царская сотня.
– С этими сражаться придется, где они сейчас?
– А в казармах своих. Кто при царе, те там живут, чтобы мигом на службе.
– Значит, порт, Стрелецкая слобода, казармы плюс еще сами палаты государевы.
– Все верно, Руди. Остальные вряд ли поспеют вовремя, чтобы Бориса выручить.
– Так и решим. Следующей ночью я с сотней рыцарей приду к потайному ходу, тому, что у стены северной, ты меня встретишь да и проведешь внутрь. К утру все кончено будет, мы палаты займем, а Бориса с женой…
– Без жены, Руди.
– Почему, Любушка? Неужто тебе боярышня тоже понравилась?
Любава даже головой от возмущения замотала так, что платок слетел, волосы полуседые по плечам рассыпались, лицо от гнева подурнело, исказилось.
– Мерзавка она, как есть! А только… сам знаешь, Руди, у нашего Феденьки детей не получится, ежели ритуал не проводить. Ежели проведем мы его, у нас даже двое детей будет. Один от Бориса, как запасной, на всякий случай, а второго потом Аксинья ро́дит, когда мы Устьку в жертву принесем!
– Ох и хитра ты, Любавушка!
– Руди… теперь спокойна я. Теперь-то все у нас получится…
Рудольфус закивал:
Конечно, получится, а как еще может быть? Только вот… а где бы ему отсидеться, когда начнется?
Руди все ж таки не воин, не рыцарь, умеет он клинком работать, да возраст уж не детский, а в таких заварушках чего только не приключается… Лучше б ему где затаиться и перестраховаться. Только как такое Любаве скажешь?
А хотя чего тут говорить?
Когда резня начнется, он отправится туда, где спокойно будет. А именно – в терем для царевен. Кто там будет? Аксинья да Устинья, Любавушка еще? Кто ему там сопротивляться сможет?
То-то и оно, что никто. А Любаве он скажет, что ей на подмогу прибыл, мало ли что случится!
Да, так и надобно сделать! Пусть рыцари рискуют своими жизнями во имя Ордена, а Руди нельзя, ему еще Россой править.
* * *
Черные Книги – редкость.
Не простые это книжечки, а, скорее, полуразумные гримуары, со своей волей, злой и напористой, со своим характером, со своим мнением.
Иного и признают, а прочитать мало что дадут, другого как брата примут, все знания свои откроют, только не на добро оно пойдет, третьему Книга и вовсе в руки не дастся, четвертый о странички так оцарапается, что помрет в скором времени…
Всякое бывает с такими-то книжками, и каждый, кто в руки их берет, жизнью рискует. А не жизнью – так разумом или душой. Как повезет.
Женщина, которая сейчас Книгу листала, знала об этом. Отлично знала, а только другого выхода для себя не видела. Потому и рискнула, и перелистывала старые страницы чуткими пальцами, и искала – что?!
Что угодно, лишь бы помогло!
Лишь
