Тайна завещанного камня - Юлия Клыкова
– Тять, а это кто?
Прохор вздрогнул, переключаясь на сына. Встретившись с горящими любопытством глазами, устыдился собственного страха и ответил, пытаясь придать тону насмешливую лёгкость.
– А это, сынок, колдун. Барин мой почивший, Денис Даниилович Чёрный.
– Колдун?
Митря шагнул ближе, намереваясь подойти к зеркалу, но Прохор торопливо схватил его за плечо и снова задвинул за спину. Чёрный презрительно скривился и выплюнул:
– Как был деревенщиной, так и остался. Клятву нарушил, за зеркалами не уследил… Мало что виноват в моём жалком посмертье, так ещё и глумиться надумал?
Замолкнув, мертвец качнулся навстречу, будто рассчитывая преодолеть разделяющую их грань. Прохор шарахнулся назад и едва не сбил с ног Митрю. Увернувшись, тот взмахнул рукой и запустил в колдуна невесть откуда взявшимся камнем. Зеркало осыпалось с нежным звоном, но голос Чёрного продолжал звучать, теперь из коридора:
– Не сдержишь клятвы – прокляну! Ни днём, ни ночью житья не дам!
Митря подхватил с пола брошенный булыжник и метнулся в дом, следуя на вопли колдуна. Прохор, очумевший от происходящего и оттого неповоротливый, двинулся за сыном, но не успел – тот разбил и второе зеркало. Всё же, схватил за худенькие плечи, когда он наклонился за снарядом, и вяло возмутился:
– Ты что творишь, охламон! Нельзя бить зеркала! Дурная примета!
– Ништо! – хладнокровно отвечал Митря. – Я слыхал, что Лукерья шептала, когда барыня расколотила зеркало. Их пронесло – и нас пронесёт.
И, вывернувшись из захвата, бросился в гостиную, из которой доносились угрожающие крики:
– Надеешься избавиться от меня? Не выйдет! От совести не избавишься, Проша! Загрызу я тебя, замучаю! Ты сам не оставил мне иного пути! Не выполнил клятвы, не могу я уйти, так и буду повсюду следовать за тобой до конца твоих дней!
Зеркала, по всему видать, освобождённые от защитных накидок барыней, осыпались одно за другим, под ударами сорвавшегося с цепи Митри, а Прохор ходил следом, будто деревянный, едва передвигая ноги и никуда не поспевая вовремя. Лишь в горницу покойного барина зашёл первым, да и то потому, что махнул рукой на бесчинства, творимые сыном. Колдун обнаружился и тут, выглядывающий из зеркального трюмо, злорадный и насмешливый. Желая очиститься и высказать накопившиеся притязания, Прохор заговорил, остановившись в двух шагах:
– Так значит, барин, клятву я нарушил? А за себя что же молчишь? Какие фокусы ты проворачивал, прикрываясь моим именем? Отчего все бумаги на меня оформил? Отчего вольную выдал только теперь, а не год тому как?
За спиной скрипнула дверь – в горницу прошмыгнул Митря. Услыхав Прохоровы слова, остановился, дожидаясь ответа. Чёрный же, неприязненно глянул на него и процедил:
– «Фокусы»? Так-то ты зовёшь мои дары? Я, Проша, на честность твою рассчитывал. Ждал, что отыщешь ты бумаги, когда управишься с делом. Была бы твоей награда по праву. Ты же, точно вор…
Чёрный вытянул руку, ткнув в Прохора костлявым пальцем, и тот качнулся, ощутив, как глаза заволакивает туманом. Стоящий подле Митря встрепенулся, запуская камнем в колдуна. Дзинь! Ещё одно зеркало осыпалось тысячей серебристых осколков. Подобрав булыжник, Митря насторожился, прислушиваясь к наступившей тишине. Не различив посторонних голосов, бросился к Прохору:
– Тять, ты как? – он погрозил кулачком, глянув на трюмо. – У-у, говнище! Видать, кровью повязал! Есть ещё зеркала?
Прохор облегчённо покрутил головой. Дурнота отступала, и к задеревеневшему телу возвращалась подвижность. Обернувшись к окну, хотел указать на небольшое настольное зеркальце, но увидел, что оно исчезло. Сердце ёкнуло, ожидая дурное. Кинувшись к столу, он распахнул незапертый ящик и обнаружил, что бумаг в нём нет – внутри лежит лишь розоватый камень и мятая, но разглаженная записка с указаниями Чёрного. На всякий случай Прохор вытащил кварц, открыл тайник и, убедившись, что тот пуст, бессильно уронил голову на ладони.
– Всё, Митря. Тю-тю наши денежки.
7
К пруду Прохор решил выдвигаться затемно, когда деревенские разойдутся по избам и никто не проследит за его чародейством. Если уж камень может искать золото, значит, надобно попытать удачу. Всего раз, только чтобы выкупить на волю Авдотью. Митря протестовал, уговаривая остаться. Твердил, что негоже верить колдуну, да ещё и такому уродливому в посмертье. Осерчав на его увещевания, Прохор прикрикнул:
– Ты, что ли, выдашь мне пять тысяч, голова? Чтобы выкупить мать? А ну, пшёл отседава! Побил зеркала? Прибирайся! Чему ты там у своей Лукерьи научился?
Митря взялся за дело, а Прохор вытащил записку и принялся заучивать наставления, понимая, что на пруде читать будет несподручно. Когда хорошенько стемнело, переоделся в мужицкую одёжу, сунул за пазуху каменное яйцо, взял с кухни масляный фонарь и приладил к опояску нож, решив, что с ним против нечисти будет всё же поспокойнее. После отволок упирающегося Митрю на конюшню, навесил снаружи замок и, наказав сидеть без баловства, покинул двор.
Дорога к Сергиеву пруду занимала не более трёх вёрст, луна светила ярко, потому Прохор бодро вышагивал по вьющейся меж полей и лугов тропки, старательно отгоняя постыдные мысли, тянущие повернуть обратно. Трижды в ночи слышался какой-то шум, и он замирал, с содроганием прислушиваясь к шелесту трав и тихому шорканью, убеждая себя, что это заяц или лиса. Уже когда заступил в рощу и почуял запах прудовой воды, откуда-то сбоку раздался топот, треск ломающихся ветвей и под ноги ему выкатился Митря.
– Тятька!
Опешивший от появления сына – и как только отыскал, в темноте да незнакомом месте – Прохор подхватил Митрю за ворот, поднял, ощупал, проверяя руки и ноги, после отвесил оплеуху и буднично предупредил:
– Выпорю.
Тот лишь насмешливо фыркнул, схватил его ладонь и потянул вперёд. Прохор вздохнул – и впрямь, нашёл чем стращать мальца, у которого на спине нет живого места.
Остаток пути провели в молчании. Уже выйдя к пруду и запалив фонарь, чтобы ловчее искать указанный в записке валун, Прохор снова повернулся к Митре, в тусклом свете масляной лампы напоминающего шкодливого чертёнка, и твёрдо приказал:
– Держись позади. Близко не подходи.
Митря угукнул и послушно отстал, а Прохор уныло подумал, что ежели с чародейством что-то пойдёт не так, этот сорванец мигом перестанет слушаться. Вот же заноза ходячая!
Сергиев пруд, или на господский манер Лизин, оказался довольно большим – семидесяти сажень в поперечину, потому, чтобы сыскать в темноте нужно место и не переломать ноги, приходилось постоянно останавливаться и тщательно оглядывать землю. Означенный валун обнаружился на половине пути, у берега, выходящего к Симонову монастырю. Осмотревшись, Прохор узнал место: сюда на Преполовение спускался настоятель с крестным ходом, для освящения воды. От этого открытия на лбу у него проступил холодный пот, припомнились слова умирающего барина – «на раз хватит» и, осознав, на какое решился святотатство, он ужаснулся
