ЧВК Херсонес. Том 2 - Андрей Олегович Белянин
Алексей уверял, что меня всё равно не спасти, ни клистиром, ни кровопусканием, ни ампутацией конечности, потому что это голова. Боль будет усиливаться, пока не доведёт меня до сумасшествия. Быстрая смерть в этом случае является естественным милосердием! Ну и что с того, что я так много чего сделал для музея? Загнанных лошадей пристреливают, это общепризнанная мировая врачебная практика.
Герман орал, что я его друг, мы прошли вместе не одну горячую точку, он обязан мне жизнью и не бросит меня одного даже во тьме Тартара! А если парнишка хочет продолжать работать под крылом нашего ЧВК, то ему лучше подумать, как изготовить (найти, заказать, купить, украсть…) то самое лекарство, которое избавит меня от головных болей. Это приказ директора, а Феоктист Эдуардович не всегда расположен к шуткам, тем более к таким. Третьего специалиста по истории искусств за полгода теряем…
– Я не могу ему помочь! Никак, ничем! Что понимаешь ты в вопросах исцеления? Ты можешь угрожать, ругаться, бить, но, думаешь, ему вдруг станет легче? Но нет, прости! Как нет лекарства, ибо вся боль его не так проста. Она растёт, становится сильнее и проникает уж не только в мозг, но и в сознание. Воистину, печальную судьбу ему предначертали сами боги! День или два – и он сойдёт с ума, его изгложет Червь…
– Если моему другу суждена такая ужасная смерть, мой долг проводить его до Стикса.
– Твой долг, его долги, долги ли? Не мне судить. Рекомендую лишь эвтаназию, а там уже мужайтесь!
…А ничего, что я тоже тут лежу и всё слышу? Видимо, ничего…
– Ты следишь за ним, дорогой?
– Я слежу за Червём. Эти твари безжалостны, быстро растут и всегда голодны.
– Он наверняка пойдёт к врачу.
– Ни один врач не способен спасти от Червя. А нам остаётся лишь наблюдать за муками человечка, посмевшего стать на пути у титанов!
– Хотела спросить, а почему ты просто не убил его, когда была такая возможность?
– Убивать скучно. Тебе самой это не надоело за столько тысячелетий?
– Нет.
– Я попробую объяснить. Итак, придуши я его на месте, все остальные поняли бы, чьих рук это дело, проверили систему безопасности «Херсонеса», и я больше не смог бы туда попадать. Даже сейчас это связано с большим риском, но когда…
– То есть ты рискуешь мною, пока я сплю?
– Милая…
– Дорогой!
– Не надо ставить вопрос именно так. Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что делаю, и никогда не позволил бы себе подвергнуть тебя опасности.
– Но себя ты подвергать не боишься. Браво. А ничего, что мы одно целое?
– Я же объясняю, ты всё не так поняла и слишком драматизируешь.
– Ага.
– Что «ага»?
– Вот только усни теперь.
– Начинается…
…В общем, мне помогли сесть на той же кушетке, и Алексей Херонович, размешав содержимое трёх пузырьков в одном стакане, заставил меня выпить какую-то вонючую бурду, равно отвратительную как на вкус, так и на цвет и запах. Однако головная боль прошла почти мгновенно. Этот юный коновал знал своё дело.
– Что со мной?
– Переутомление, – одним словом попытался отделаться врач, но я резко поймал его за воротник халата:
– А теперь правду. Я всё слышал, но хочу знать детали. Какой такой Червь? Откуда он в моей голове? Как скоро я сойду с ума? Что подразумевал Земнов, говоря, что проводит меня до Стикса? Типа поможет умереть достойно?
По выражению лица нашего великана было и без слов понятно, что я попал в цель. Но вот молодой парень ни капельки не испугался, не смутился, не запаниковал, а одним неуловимым глазу движением сбросил мой захват.
– Я пациентам не даю отчёта. Фантазии их могут быть печальны, а могут вдруг, наоборот, вселять в сердца немыслимую радость. Но тот, кто дорожит своею честью эскулапа, на пошленький обман не станет тратить сил. Я всё сказал, что счёл особо важным, и более не пророню ни слова. Подите оба вон. Приём окончен!
– Вот придушу на месте гада! Пусть суд, тюрьма, но душу отведу, – в той же ритмике тихо предупредил я, и в ту же секунду был вынесен из кабинета своим могучим другом. Да, он просто взвалил меня на плечо и вынес в коридор, пока я брыкался и орал что-то вроде:
– Ты труп, студент! И я тебя запомнил! Cum mors ludi mali![13] Ходи оглядывайся – это не спасёт!
Даже сейчас стыдно, как вспомню. А вспоминать я начал не сразу и не всё: после того страшного дня память возвращалась урывками. Наш великан левой пяткой захлопнул дверь, направляясь по коридору в сад. Там он сгрузил меня на скамью, за накрытым к скромному ужину столом нас терпеливо ждали Гребнева с Денисычем.
Тот, походу, уже неслабо принял, но девушка даже не прикоснулась к кубку красного вина, стоящего перед ней, и сразу обернулась мне навстречу:
– Александр, как вы? Что сказал врач?
– Что я сдохну…
– Бро, фсе мы сдох-ним! За эт-та нада фы-пи-ть… ик!
– Не может быть?! Почему? Что случилось? Герман, объясни!
– Светка, я те обьяснюяю… люди н-недолга-веичныи-и! Так вот…
Понятное дело, что горбоносый полиглот словил по ушам ещё до того, как довёл свою мысль до конца. Земнов же, встретившись глазами с нашей прекрасной сотрудницей, опустил взгляд и сокрушённо помотал головой.
– Неужели ничего нельзя сделать? – глотая слёзы, прошептала она, а я вдруг, к своему удивлению, властно положил руку ей на колено:
– Но можно провести мой последний день так, как я хочу. Раздевайся!
Лицо Гребневой приняло цвет всё тех же краснофигурных ваз, специалисткой по которым она и считалась при штате музея. Я сам на секундочку ужаснулся тому, что делаю. Но тем не менее продолжил, словно кто-то подталкивал меня под локоть:
– Раздевайся здесь и сейчас! К дьяволу все эти тряпки! – Мои пальцы сжали ткань её подола и рванули изо всех сил. Тонкая ткань не выдержала, обнажая белое бедро девушки.
– Зема, ты чо?! – кинулся к нам мигом протрезвевший Денисыч, но я не задумываясь огрел его глиняным блюдом с фруктами. Яблоки, сливы, персики, виноград и осколки терракоты – всё в пюре!
– За что? – всхлипнул он и рухнул навзничь.
– Александр, что с вами? Вы ведёте себя как варвар, как дикарь,
