Сергей Деркач - Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу
– Нельзя нам, – Филька что-то царапал веточкой по коре, даже язык свой длинный вывалил от усердия. – Место сие заговоренное, никто про него ведать не ведает, видеть не видит, и попасть не может, разве что вои Творцовы, ним самим посланные.
– О как? – я наклонился к Васе и тихо прошептал: – Как же мы тогда здесь оказались?
– То не мое дело, – болотник сказал это так, походя, словно речь шла об обыденных вещах. – Сколь дива премного на земле нашей, что и устал уже дивиться. Вот, держите.
Он протянул Паляныце кору, исперещенную какими-то линиями, неумелыми рисунками деревьев и странными буквами. Одна из них была мне знакома.
– Это что за филькина грамота? – съязвил Заика, вглядываясь в схему.
– Моя, моя, – мужичок даже по груди себя похлопал.
– Тогда объясняй, – Вася привстал, чтобы удобнее было всем.
– Я проведу вас по тропке нетореной до кордона. Выйдете близ камня, к нему же и воротитесь. От камня по правицу будет ельник. Обойдете его, к дубу вековому выйдете. С него окрест видать на сотни верст.
– Так уж и на сотни? – усомнился Заика, и снова отгреб.
– От дуба стежка-дорожка идет в дебри. Пробьетесь по ней, покамест мосток не покажется. Под мостком тем исток и найдете.
– Летун, освобождай флягу, со мной пойдешь, – приказал Вася, пряча схему под латы.
– А я? – не понял Заика.
– А ты на хозяйстве остаешься. За Горынычем кто-то должен присматривать?
Глядя на растерянное лицо друга, я злорадно усмехнулся. А не фиг было выпендриваться. Вот теперь и поглядим, как ты общий язык с Филькой найдешь.
– Надеюсь, не подеретесь, – Вася скорее отдавал приказ, нежели выражал надежду. – Все, Филька, веди.
Я на ходу перевернул флягу горлышком вниз, надеясь, что вода быстро выльется. Ага, щаз! Мы же в нее не один десяток литров загрузили, если мне память не изменяет.
В общем, до границы болота я с горем пополам управился. В какой-то момент наш проводник остановился, указал ручкой на камень в рост человека, сказал:
– Туда вам, – и был таков.
– А как назад? – уточнил я в пустоту.
– Разберемся, – Паляныця двинулся первым, не оставляя мне выбора.
Идя след в след за Васей, я вдруг ощутил, что давлю на некий пузырь, стенки которого подаются, растягиваются, а потом лопают, пропуская меня наружу. Оглянулся. Островка почти не видно. Там, где мы оставили Заику с Горынычем, виднелась только смутная тень, словно это деревья ее отбрасывают. Вот почему нас не обнаружила погоня ни с земли, ни сверху. Координаты хоть и верными оказались, только близок локоть, да не укусишь.
Камень оказался не так близко, как ожидалось. Продираясь по дремучему лесу, я поминал Фильку незлым тихим словом. Может, для него проще простого ходить в таких зарослях, только от нас потребовалось много усилий делать это как можно быстрее и тише. В общем, худо-бедно, вышли мы к камню где-то через полчаса.
– Так, что там дальше? – Вася достал грамотку, сверился. – Ага, ельник справа. Обходим.
Тут уже было попроще. Может, за лесом кто присматривал, а, может, зона отчуждения болота закончилась. Если честно, мне было не до этого. Погоня прошла, но мы могли запросто на кого-то нарваться, например, на местных. Кстати, интересная деталь нарисовалась, до сих пор неизвестная: латы-то наши, оказывается, имели свойство хамелеонов, то есть меняли свой блеск под окрас местности, в которой находились. Это я только что сообразил, когда вместо Васи увидел только его голову, словно из кустов выглядывающую. Спросите, почему раньше этого не происходило? Да кто его знает? Может, не время было, или доспехи к нам привыкали, не суть.
Таким вот макаром мы достигли векового дуба, так на пути никого и не встретив. Вася сверился с Филькиной грамотой, указал рукой новое направление. Сказать, чтобы мы продвигались дальше сквозь дебри – значит ничего не сказать. Такое впечатление, что кто-то скрестил исконно европейские деревья с лианами и посадил их именно здесь. Стволы так сильно переплетались ветками, что сквозь них порой было невозможно пробраться, приходилось кардинально менять направление, удерживать его в голове, чтобы не заблудиться. А если добавить ощущение, что кто-то непрерывно смотрит в спину, то простая на первый взгляд вылазка превращалась в серьезное боевое задание. Так я и шел вперед, прикрывая лицо, чтобы не изуродовать его острыми ветками. Блин, они что, нарочно целят именно в глаза? Махнуть бы мечом хоть раз, да Вася запретил шуметь.
С грехом пополам и огромными усилиями мы, наконец, в течение часа вышли к искомому мостику. Я сел на землю, чтобы немного отдышаться.
– Некогда, Леня, некогда, – поторопил меня Паляныця. – Ищем исток.
Железный он, что ли? Вон, даже не запыхался, словно по бульвару прогулялся, а не по диким зарослям. Ладно. Кряхтя, я потащился за командиром. А нам ведь еще возвращаться.
Вася уже рыскал под мостиком. Я спустился на каменистое дно оврага, через который был перекинут мосток, осмотрелся. Под ногами, кроме камней, покрытых толстым слоем прелой листвы, ничего не было. Я принялся ногами и руками разгребать листья, докапываясь до дна. Тщетно. Мы эти раскопки можем проводить неделю, а успеха так и не добьемся. Вася пыхтел в стороне, все ближе подбираясь к основанию мостика.
– Леня, ко мне иди, – отозвалось радио в ухе очень тихо.
Странно, что командир говорит на пониженных тонах, словно рядом противник.
– Нашел? – спросил я, приблизившись в упор.
Паляныця только ближе притянул меня к себе, цыкнул, мол, заткнись, а сам застыл, вжался в почву. Латы тут же превратились в груду опавшей листвы, полностью сливаясь с фоном местности.
Только теперь я услышал голоса, которые постепенно приближались. Странно, что первым противника обнаружил Паляныця, и это с моими-то приобретенными способностями! Трудно было определить на слух расстояние, нас разделяющее, но то, что говорящих было не менее четырех – не вызывало сомнения. Я застыл, потихоньку привел пистолет в боевое положение. Грохоту, конечно, будет много, да Бог с ним, грохотом! Огнестрельным оружием я владею лучше, чем холодным.
– Не балуйся, – прошептал Вася. – Шум нам совсем ни к чему.
А как тогда? На мой немой вопрос командир только пожал плечами.
Тем временем идущие по лесу люди приблизились настолько, что можно было без труда разобрать не только голоса. Я теперь легко, не напрягаясь, различил запахи пяти человек. Ну да, шли налегке, вооружены луками, запах холодного оружия почти не ощущался. Но главное, с ними не было собак. Уж они-то нас точно учуяли бы.
– Да чего тут ловить-то? – возмущался один из идущих.
– Ты, Петрушка, помолчал бы, пока волшебники не услышали, – строго посоветовал другой, старший. – Они, поди, знают, что творят.
– Не, я согласен с Петрушей, – вступился за товарища третий. – Уж ходили мы тут, искали, вона, всю траву истоптали, и чего?
– А ничего, – снова вступил в разговор Петруша. – Токмо ноги зазря топчем да лапти снашиваем.
– Вот от мостка проверим все окрест, тогда и отдохнем, – не поддавался второй. – Ну-ка, робяты, рассыпались. Да нишкните, дабы ни звука от вас.
Я замер, прикинулся копной листьев. Ну, пронеси меня судьбинушка.
С моего места было видно только лапти преследователей. Вот одна пара начала спускаться вниз, под мосток. Я ощутил легкое постукивание Васиных пальцев по своему бедру. Понял, приготовился. Преследователь бегло осмотрел овражек, поднялся к товарищам.
– Изяслав, а где, говоришь, родник-то бил? – раздался знакомый голос.
– А вот туточки и бил, по правицу, – ответил тот, кто был главным. – Да ты там токмо топтался, аль не учуял ничего ногами-то?
– Он не ногами – руками токмо могет, да и то по бабской части, – заржал Петруша.
– А ну цыц мне! – Изяслав шикнул на подчиненных. – Вас за версту слыхать.
– Дядя Изяслав, а что за родник-то? – спросил молоденький, еще ломающийся тенорок.
– Вишь, дед мой сказывал, а ему – его дед, что когда-то родник тут бил, да не простой, а водица живая истекала из земли. Болото Филькино знаешь?
– А то!
– Вот в него и истекал ручей. Токмо тогда не болото то было – озеро живительное. Многий люд, что болезнями разными маялся, в нем исцеление находил. Привозили сюда немощных, при смерти, а те, искупавшись да водицы испив, восвояси своими ногами топали. Токмо не нравилось то Маре, дочке Чернобога, вот она и заколдовала ручей, источила его. А без водицы живой озеро в болото-то и обернулось.
– А Филькиным оно почему называется?
– Дык бабы бают, хозяин ейный, болотник, Филькой нарекается, – встрял в разговор Петруша. – Пойдут бабы аль девки в лес по грибы-ягоды, к болоту подойдут, а там черники-брусники – видимо-невидимо, да вся крупная, отборная. Начнут бабы собирать ее, тут и выскочит, откуда ни возьмись, зеленый, на жабу схожий, болотник. Да начнет верещать жалобно, и ручки свои протягивать: накорми, мол, Фильку, хлебца дай. Ну, бабы – кто куда. Кое-кого в болото, говаривают, болотник и утащил. С тех пор боится люд к болоту подходить на версту.
