Дмитрий Гаврилов - Смерть за смерть. Кара грозных богов
А когда в земле Кореле своих из плена забрали? Глядя на покалеченных людей, даже князь Олег слезу пустил, а уж он, холодный мурманин, в том никогда замечен не бывал. Ещё бы не пожалеть! Зубы вырваны, ногтей нет, вместо глаз белая кашка с кровавыми прожилками, языки наполовину отсечены, сухожилия на руках и ногах подрезаны – человек от этого как безвольная кукла… И каждый ещё дышит и всю боль чувствует и понимает.
Среди них ещё один приятель Розмича был – вместе с самого отрочества, даже кровью побратались. Розмич после три дня ни с кем не разговаривал. Только, встретив отряд корелы, прохрипел что-то и пошёл биться. Олег после объяснил, дескать, подобно северному воину берсеркеру сражался. Как выжил в той схватке – никто не знал. Но как зверь, ни слезинки не проронил.
А тут… Из-за девки… Неужели эта боль сильнее прежних?
Страж капища появился будто из ниоткуда. На нём уже не было белой шубы, только обычная рубаха да порты. Зато в руках старец держал золотую чашу, испещрённую незнакомыми узорами.
Он медленно приблизился к распластанному перед идолом Розмичу, велел отпить. Дружинник ответил пустым взглядом, так и не понимая, что старику понадобилось. После всё-таки хлебнул. И ничего не случилось.
– Вам лучше здесь переночевать, – сказал старец, подойдя уже к Ловчану. – Когда друг твой чуть остынет, приведёшь в мою землянку. Она во-он там.
Дружинник проследил за рукой и в третий раз удивился – как сразу не заметил-то?
Он благодарно кивнул и вынул из-за пазухи глиняную бутыль – то самое вино, что хотели распить после сватовства. Старик взял подарок и беззвучно удалился.
Розмич остыл не скоро. Поднялся с земли, когда солнце уже закатилось, а маленький костерок, разложенный на камне, стал единственным пятном света.
Почему этот костерок горит и не угасает столько времени, Ловчан гадать не стал. Он вообще предпочёл закрыть глаза на все странности. Даже не заикнулся спросить у старца, как тому удалось перемахнуть живую изгородь в один прыжок. Совать нос в чужие тайны – дело опасное и неблагодарное.
– Нас пригласили остаться на ночь, – сообщил он Розмичу, кивнул на землянку.
Друг смотрел безучастно. Он вряд ли расслышал эти слова. Зато когда Ловчан взял за локоть и повёл к жилищу старца, был послушнее овцы.
Отойдя на десяток шагов, Ловчан обернулся. Во тьме истукан казался самим Чернобогом. Но быть такого не могло – в землях словен Чернобога уважают, но капищ в его честь не ставят. Как не ставят идолов богу Локи в землях мурман и свеев. Этим богам среди людей не место.
Жилище старца встретило теплом и светом. Над большим очагом бурлил, исходя парами, котёл. Прежде чем хозяин землянки окликнул, Ловчан заглянул в лицо Розмича и ужаснулся. Друг мало отличался от деревянного истукана, коему молился: губы бездвижны, глаза безжизненны, кожа почернела, а в бороде появились седые волоски.
«Ай да Жедан! – воскликнул Ловчан мысленно. – Ай да Затея! До чего мужика довели! Да я вас…»
От раздумий оторвал голос старика:
– Веди его сюда.
Розмича усадили на скамью. Стянули сапоги и верхнюю рубаху. Старик притащил кружку с травяным настоем и велел напоить. После тем же отваром обтирали лицо и руки, били по щекам, пытались разговорить.
– Придётся самое сильное дать, – вздохнул старик, извлекая из потёртого сундука маленький глиняный пузырёк.
Ловчан не хотел, но всё-таки позволил напоить друга этой отравой. Ведь, в сущности, какая разница – от горя помрёт или от снадобья незнамо какого жреца?
– А ты кто? – без лишних поклонов спросил Ловчан. Не слишком вежливо, но старик не стал напоминать о приличиях и обычаях.
– Волхв, – отозвался он.
– А что за бог на поляне стоит?
– Велес, конечно. Другим не кланяемся, – усмехнулся старец. – Скажи лучше, отчего твой друг занемог? Беда какая?
– Беда, – признался Ловчан. – Свататься пошёл, да от ворот поворот получил.
Губы старика дрогнули, но улыбка получилась беззлобной. На такую даже Розмич не обиделся бы, если б разглядел.
– Что же, сильно хороша?
– Не без этого. Хотя, как по мне, так самая что ни на есть обыкновенная. Зато он, – Ловчан кивнул на друга, – вишь! Даже убиться готов. Дураку хоть кол теши, а он своих два ставит!
– Ну, убиваться он не хотел.
– А что тогда?
Волхв снова улыбнулся, но в этот раз от его улыбки веяло грустью.
– Не ведал, как с горем своим справиться.
Ловчан фыркнул, ничуть не беспокоясь о том, что Розмич может услышать. Отказ Жедана – штука, конечно, грустная, но не настолько же!
«Да он здоров, как два быка!» – подумал Ловчан.
– В здоровом теле здоровый дух – редкость, – весомо заметил волхв и, углядев ухмылку, продолжил, словно мысли читал: – Зря смеёшься. Знаешь, как порой бывает? Всем кажется, будто дело яйца выеденного не стоит, а для самого оно настолько важно, что даже говорить о нём лишний раз боязно. Даже думать.
– Хочешь сказать, поэтому он от неё, как от чумной, шарахался? И разговорчив был, точно дубовая колода?
– Так.
– А почему же биться за неё не стал? Почему просто ушёл, как в женитьбе отказали?
Волхв бросил взгляд на чёрного от горя дружинника, ответил, помедлив:
– У него и спросишь. Гляди: вот-вот в себя придёт.
– А если он снова? – спросил Ловчан с опаской. – Ну, это… того!
– Он сильней, чем ты думаешь, – усмехнулся старик. – Много сильней…
Глава 5
Розмич возвращался к жизни медленно и, как казалось со стороны, неохотно. Даже когда взгляд стал осмысленным, а рука потянулась за предложенной миской похлёбки, на живого человека походил мало.
Лицо по-прежнему тёмное, движения рассеянны, голос хрипит. И постоянно морщится, будто каждый звук невмоготу.
Он коротко отвечал на вопросы волхва, ещё короче отвечал Ловчану. Благо, первый спрашивал по делу – как чувствует ноги и руки, не ноет ли в груди, нет ли перед глазами тумана. А вот второй говорил абы что – просто хотел убедиться, что друг пришёл в себя. Розмич понимал беспокойство Ловчана, но всё-таки злился. Насколько может злиться обессиленный, выжатый до капли человек.
После ужина волхв снова напоил отваром, велел лечь и укутаться.
Как ни странно, спать Розмичу не хотелось. Он бесстрастно разглядывал потолок землянки, пересчитывал брёвна, которыми тот укреплён. Про себя отметил, что жилище не просто удобное, а роскошное. Не для горожанина, конечно. Но одинокие старцы на затерянном в лесу капище, по представлениям Розмича, должны жить гораздо скромнее.
Говорить, а уж тем более объяснять, сил не было. Но разве от Ловчана отвяжешься?
Тот улёгся рядом, на соломенный тюфяк. Сперва ворочался, устраиваясь поудобнее, после уставился на Розмича. Взгляд скользил по лицу подобно назойливой мухе, не обращать внимания – невозможно.
– Что? – устало выдохнул Розмич.
– Ты как? Болит?
Вопрос звучал не в первый и даже не в третий раз.
Болит – не болит… какая разница? После нескольких часов, проведённых под взглядом бога, мир кажется совсем иным. И боль ощущается по-другому.
– Всё хорошо, – ответил он.
– Что видел? – не унимался друг.
К таким откровениям Розмич готов не был. По правде, даже если захочешь – язык не повернётся рассказать. Да и кто поверит, что перешагнув предел, будто в волчью яму провалился и только?
Все думают, будто за гранью жизни какой-то особый мир – луга с изумрудной травой, бесконечно-синее небо, коров тьма-тьмущая… Гудмунд вообще бает, дескать, Там стоит общинный дом, где столы ломятся от яств и красивые девы наливают столько браги, сколько даже изголодавшийся в походе дружинник не выпьет. На самом же деле Там пусто, как в миске бедняка.
Впрочем, может, за чертой жизни действительно есть лучший мир, просто открывается не всем? Вдруг Розмич просто не заслужил ничего, кроме пустоты? Слишком мало пожил, совершил ещё меньше. Или дело в преданной судьбе?
Ловчан уже догадался, что ответа не дождётся. Снова завозился. Помолчав, всё-таки не удержался, спросил опять:
– Зачем ты из дома Жедана ушёл? Мы с Полатом почти добились согласия, а теперь… Боюсь, князь на нас осерчает – столько его стараний псу под хвост. Да и народ, поди, за животики схватился, когда узнал, что такой сват без невесты восвояси убрался.
– По-твоему, зря? А по мне, так иначе и быть не могло. Сам посуди: ну отдал бы купец Затею, а дальше? Жить, зная, что не добром взял, а принудил?
– Подумаешь… – протянул Ловчан. – Будто ты первый, кто так поступил! Если любишь, все средства хороши. Вспомни, ты ж сам Сивого поучал, когда тот по дочери кузнеца сох. Он же по твоему навету девку из дома выкрал да тайно под ракитовым кустом… просватал. И ведь счастливо жили!
– Дураком был, – буркнул Розмич. – Не понимал.
– Не… Это ты сейчас дурак. От любви мозги набекрень съехали. Как баба рассуждаешь, честное слово. Из мухи чудище хоботастое раздуваешь. Сделал бы по-простому: хвать за косу – и на сеновал. А уж после Жедан сам бы к тебе пришёл, с поклонами и гостинцами.
