Андрей Плеханов - Бессмертный
Дик раскочегаривался потихоньку. Сперва он нежно ворковал с Динкой, подружкой Леки, поглаживая ее коленки, обтянутые черной блестящей лайкрой. Затем станцевал с ней танго, озирая окрестности таким томным взглядом, что Лека готова была умереть от ревности. Танцевал Демид очень здорово. Когда Дина дошла до точки кипения, Дема неожиданно оставил ее в покое (Лека прекрасно знала почему) и втянулся на кухне в теоретический разговор о вреде кофе. Дема встал на сторону противников его употребления и всерьез начал утверждать, что даже маленькая чашечка сего ядовитого напитка вызывает у него бешеное сердцебиение. Для доказательства он выпил чашку кофе, а затем давал всем желающим пощупать свой пульс. В самом деле, пульс его был не менее двухсот, а некоторые насчитывали даже триста ударов в минуту. В компании нашелся некий студент мединститута, который в волнении утверждал, что такого пульса быть не может, что у Демида фибрилляция желудочков и следует немедленно вызывать реанимацию. Дема же заявил, что фибрилляция тут ни при чем, а во всем виноват кофе. В качестве аргумента он употребил еще чашку и довел свой пульс до пятисот. Выглядел при этом Дема замечательно, в отличие от студента-медика, который от расстройства напился как свинья.
После этого все ходили за Демидом толпой, смотрели на него с открытыми ртами и ждали, какую хохму еще он отмочит. Он умудрился на спор проткнуть жестяную тарелку тремя пальцами, оставив при этом три аккуратные дырки. Потом отжался на одной руке сорок раз. Повышенное внимание окружающих не шло на пользу Демиду. Он постепенно приходил во взвинченное, возбужденное состояние, без конца сыпал шутками, становившимися все более тупыми. Лека прописала бы ему сейчас хорошую порцию одиночества, но он не обращал внимания на ее намеки. К ее удивлению, все люди, кружившиеся вокруг Демида, не замечали неестественности ситуации. Все это напоминало сеанс гипноза. Завораживающая сила вырывалась из Демида, как пар из пробитой трубы, и заставляла людей терять контроль над собой. Лека не знала – специально ли делал это Демид, или это было признаком его болезненного состояния? В конце концов Дема отмочил и вовсе дурацкую штуку, оставив всех без выпивки.
На вопрос, почему Демид не пьет ни капли, он ответил, что очень даже пьет. Что он может перепить любого человека на свете и берется сделать это прямо сейчас. После чего под гробовое молчание осушил оставшиеся пять бутылок водки из горлышка за несколько минут. Лека пришла в ужас. Она знала, что спиртное для Демида – такое же табу, как и секс. Впрочем, ничего не случилось. Лека не знала, куда делся алкоголь, который Дик влил себе в глотку. Может быть, сразу расщепился в его организме на какие-нибудь составляющие вещества? А может, просто переправился куда-нибудь в другое место? Лека представила, как в ванной из воздуха материализуется водочная струйка и с бульканьем исчезает в отверстии раковины. Демид, похоже, и сам не знал, куда делось все то, что он проглотил. Алкоголем от него не пахло, он сидел помрачневший и настороженный.
Все словно очнулись ото сна и недоуменно переглядывались – что это с ними случилось? К тому же оказалось, что пить больше нечего. Настроение упало, и все начали расходиться по домам, кроме студента-медика, который спал мертвецким сном в кухне, сидя на табуретке и уткнувшись носом в цветочный горшок.
– Дем, ну что такое на тебя находит? – спросила Лека.
Они шли по ночной улице. Снег мягко опускался на город, снежинки блестели синими гранями в свете фонарей и таяли на лице, оставляя мокрые слезинки. Всего неделя оставалась до Нового года. Лека очень любила этот праздник – такой домашний, пушистый, пахнущий елкой и мандаринами. Она вспомнила, что три последних года празднование Нового года превращалось в безобразные попойки, с мордобитиями и пьяными разборками. Девушка вздохнула и прижалась к Демиду. Он посмотрел ей прямо в глаза:
– Не знаю. Мне трудно находиться в местах, где много людей. Раньше было еще хуже, сейчас я как-то научился с этим справляться. И все равно, меня просто тошнит, когда я начинаю воспринимать чужие мысли. Они лезут в меня без спросу со всех сторон. Ну как, например, я могу нормально танцевать с какой-нибудь девушкой, да с той же твоей Динкой, если понимаю все, о чем она сейчас думает? Разговаривает, например, о кино, а сама мысленно залезает мне рукой в штаны...
– Ну и что? Разве тебе это не нравится? Остался бы с Динкой. Она от тебя в восторге. Разве плохая девчонка? Красивая такая!
– Ты красивее. – Демид провел пальцами по щеке девушки. – А что толку? Ты мне очень нравишься, я любуюсь тобой. И все равно не хочу тебя. Может быть, я уже и не человек вовсе? Снаружи вроде еще похож на мужика, а внутри уже все перестроилось? Отсохло за ненадобностью.
– Нет, ты человек, – сказала Лека. – Правда-правда. Я это чувствую. Странный мой человек.
– А ты-то что мучаешься? Столько парней вокруг тебя увивается. Найди себе кого-нибудь.
– Слушай, перестань толкать меня в чужую постель! В конце концов, это уже не смешно. Ты что, думаешь, у меня все на сексе завязано? Что я без него жить не могу? Да если б так было, я бы давно разрешила эту проблему для себя. Для меня гораздо важнее быть с тобой, видеть тебя каждый день, Демка. Знаю, знаю... Ты не любишь этих телячьих нежностей. Но я просто не могу себе представить, что я буду спать с кем-то другим, удовлетворять свои желания, а потом возвращаться к тебе. Тебе будет больно. Да-да, не притворяйся, что тебе все безразлично! Я тоже могу прочитать твои мысли. Теперь у меня это стало понемножку получаться. Поэтому я или буду только с тобой, или уйду совсем.
– Овен, типичный Овен, – произнес Дема. – Барашек бодливый. Ты ведь в апреле родилась?
– Ага. Слушай, Дем, а может, тебе к психотерапевту обратиться?
– Скажи уж сразу – к психиатру. И что же я ему скажу? Голоса в голове замучили? На женщин не тянет? Вспомни, как я вылечил тебя, Ленка. Какой психиатр смог бы так? И себя я мог бы исцелить не хуже, если бы была болезнь. Но ее нет. Нет!
– А что же есть?! Что тебя так мучает, Демид?
– Неопределенность. Я как марионетка на ниточках – подвешен между прошлым и будущим, болтаюсь и дергаюсь и мучаюсь от безделья. Я прекрасно знаю, каким я был, я помню, кажется, каждую минуту своей прошлой жизни. Иногда я ловлю себя на том, что часами сижу, погрузившись в воспоминания. Но все это ушло – таким я уже никогда не буду. Будущее? Я догадываюсь, что мне предстоит, я знаю, что эта жизнь не будет легкой, но это будет в сотню раз лучше, чем теперешнее тягостное безделье. Я завис в этом переходном состоянии, и мне страшно: а вдруг оно так и протянется всю жизнь? Я жду и не могу дождаться.
– Чего же ты ждешь?
– Может быть, какого-то знака? Взгляда? Бог знает. Ты же видишь – я не сижу сложа руки. Я ищу. Но пока не нахожу.
– У тебя есть какой-то враг?
– Враг? Может быть, и так. Одного своего врага я знал... Я же и убил его своими руками. А сейчас я только догадываюсь, что существует какое-то Зло, которому мне нужно противостоять. Хотя это как-то слишком неконкретно. Что за Зло еще такое? Черт его знает...
– Убил? Ты убил человека? И как же ты можешь жить после этого? Кошмары не мучают?
– Если бы не убил, жизнь была бы гораздо хуже любого кошмара. Да и не могу я назвать его человеком. Не человек это был.
– А кто же?
– Ну как тебе сказать... Так, волк в человеческой шкуре. А может, и еще что-нибудь похуже.
– Ну вот, сказочник Демид опять заговорил загадками. Слушай, ты ведь все врешь? Или ты в самом деле веришь в эту фанаберию, которую несешь? Я живу с тобой уже сто лет и до сих пор не знаю, что ты собой представляешь.
– Я же все тебе объяснял, Лен.
– Эта чушь про таинственную организацию? Я уже не могу заставить себя верить в это. Вначале все было загадочно и романтично... Но знаешь, очень трудно жить так – без цели, не понимая, для чего ты существуешь. Выкладываться из последних сил, готовиться к чему-то, что может оказаться просто бредовой идеей ненормального человека. Прости.
– Я понимаю, о чем ты говоришь. – Демид горько усмехнулся. – Ну конечно, так все и есть. Сдвинулся я по фазе. Начитался дурной фантастики, вообразил себя суперменом и спасителем человечества. Мучаю бедную девчонку, заставляю ее бегать кроссы и притворяться, что она мне верит. А главное – играю в игру, правил которой не знаю сам.
– Ну ладно, Дем, не трави себя. Конечно, ты – необычный человек. Ты волшебник, ты можешь вытворять такие вещи, что глаза лезут на лоб. А я... Я уже привыкла к этому. Может быть, в этом все дело? Знаешь, человек ведь привыкает ко всему. Даже самому сверхъестественному. Если бы у тебя пропали все твои способности, если бы ты сказал: "Все, Лека, теперь я обычный парень. А ты – обычная девчонка, не медиум, не боец невидимого фронта. Поэтому хватит болтаться без дела, устраивайся на работу", я бы была счастлива до слез. Да, я, конечно, понимаю, что тебя уже не переделаешь. Оставайся волшебником, Дема. Только делай что-нибудь! Лечи детишек, сделай вакцину от СПИДа. Ищи пропавших людей. Да мало ли что ты можешь делать! Ты же сжигаешь себя изнутри! Ты запер себя в клетке, навешал на себя кучу комплексов и ждешь, когда кто-нибудь протянет тебе руку, чтоб тут же с негодованием ее отвергнуть: "ЭТО НЕ ТО!" Демка, плюнь на все, живи как человек!
