Холли Лайл - Дипломатия Волков
– Прежний любовник?
– Просто знакомый, причем такой, которого я хотела узнать получше до того, как... обстоятельства моей жизни переменились. Я думала, что никогда более не увижу его. Однако... – Она не могла скрыть улыбку. – Прости, я на мгновение.
Хасмаль не замечал ее присутствия до тех пор, пока, встав за спиной его, Кейт не проговорила:
– Хасмаль, сын Хасмаля, если я могла когда-либо подумать, что боги благоприятствуют мне, то такой момент настал именно сейчас. Надо же случиться такому, чтобы ты оказался именно здесь.
Тот повернулся, и Кейт поняла, что Хасмаль попросту не узнает ее. Впрочем, это нетрудно было понять: он видел ее лишь какой-то миг, в нарядном платье, в компании юной и красивой кузины. Кейт решила, что не смогла произвести на него впечатления. Однако через секунду в глазах его зажегся огонек понимания, а лицо вдруг побелело.
– Ты! – выкрикнул он тоном, каким, по мнению Кейт, надлежало общаться разве что с восставшим из могилы трупом.
Глаза Хасмаля выкатились из орбит, даже стал виден белесый ободок. А потом мышцы его расслабились, и, сложившись как детская тряпичная кукла, он скользнул под стол прежде, чем кто-либо успел его поймать.
Ничего не понимающая Кейт уставилась на бледное, бесчувственное лицо под столом, потом на экипаж, отовсюду взиравший на происходящее. Капитан, безусловно, видел всю сценку и, судя по его лицу, испытывал весьма сложные чувства, главным из которых все-таки было предельное изумление.
Протянув к нему руки, Кейт пыталась отыскать нужные слова. Однако их не было.
Подошедший Ян Драклес извлек Хасмаля из-под стола и удостоверился в том, что он дышит. После капитан обернулся к Кейт:
– Вот уж не думал, что ты и есть она. Когда мы закончим трапезу, прошу тебя сразу пройти в мою каюту. Нам с тобой есть о чем поговорить.
Кейт кивнула – по-прежнему не имея сил произнести хоть слово. Что это означает: и есть она?Какая еще она? И почему Хасмаль отреагировал с таким... таким ужасом – другого слова подобрать было нельзя – на ее появление? А она так обрадовалась встрече! Приятно было увидеть на борту человека не то чтобы знакомого, хотя бы просто встречавшегося ей. К тому же она не переставала надеяться, что он научит ее окружать себя той стеной покоя и мира, какую воспроизвел и Дугхалл перед тем, как разразилось несчастье.
Она нахмурилась, когда несколько мореходов понесли Хасмаля из камбуза, и села возле капитана. Обед прошел в молчании.
Пасмурным вечером в длинной палате лежали еще цеплявшиеся за жизнь Волки, отделенные друг от друга холодными белыми рядами узких пустых постелей. Ри стоял возле матери, так и не расставшейся с жизнью; однако теперь она ничего не видела, а Шрамы ее – увидь он их прежде – снились бы юноше в жутких кошмарах. А может, и будут еще сниться, подумал он невзначай, стараясь при разговоре с ней изгонять из голоса ужас и отвращение.
– Кто еще живет? – спросила она. – Твой отец?
– Нет, мать. Мне очень жаль, но он не выжил. Как и Одрай.
Она была его старшей сестрой.
– А Элен?
– Ну конечно. Она прекрасно себя чувствует и, если хочешь, я скажу ей, что к тебе можно прийти.
Элен моложе его на семь лет и достигнет возраста, позволяющего ей учиться Волчьему делу, лишь через два года. В тот день она не входила в круг, а потому, как и сам Ри, осталась совершенно невредимой.
Утрата мужа и старшей дочери – равно как и спасение младшей – не вызвали в матери его ни горя, ни радости. Она никогда не изображала глубокой привязанности к Люсьену и к детям, не стала кривить душой и в этот момент. Ее заботила преемственность и направление действий Волков после смерти Люсьена; этой сфере и было уделено ее внимание.
– Кто, по-твоему, имеет больше шансов стать во главе Волков?
– Чтобы ты признала его? – Ри еще не был готов дать точный ответ, хотя спрашивала она не об этом. Он вздохнул, оглядывая почти пустые ряды. Так много мертвых. Павших без пользы и цели. – Скоро поправится Томи.
– Томи глуп и слаб.
– Томи гибок. Он не дурак. И, получив твою поддержку, может развернуться в приемлемом направлении.
«Приемлемом», естественно, с точки зрения матери. Все годы правления Люсьена над Волками слово это обычно толковалось подобным образом, и Имогена не собиралась допускать перемен перед концом своей жизни.
– Он глуп и никогда не примет бремени власти.
А вот это, наверное, правильно. Томи ни в коей мере не являлся дураком, просто был наделен отменным чувством самосохранения, позволявшим ему держаться подальше от всякой борьбы за власть. Ри пожал плечами и попытался представить, какие еще кандидатуры не вызовут возражений у его матери.
– Жизеаль получила тяжелые увечья, почти такие же тяжелые, как у тебя. Она будет жить, но ей необходимо время, чтобы поправиться.
– Она может вполне претендовать на власть.
– Возможно. Но скорее всего она поддержит притязания своего брата.
Втянув сквозь зубы воздух, мать прошипела:
– Эндрю жив?
– Как и вся поганая Тройка. Эндрю процветает. Полученные им Шрамы оказались минимальными, он уже вернулся в свои покои. Криспин каким-то образом не изменился внешне, однако лекапевты утверждают, что он получил внутренние увечья. Анвин жив, но находится в тяжелом состоянии. Из всех уцелевших он получил самые тяжелые Шрамы, несмотря на то, что носил наихудшие среди Волков еще до случившегося несчастья.
Прикрыв слепые глаза увечной рукой, мать застонала. Не имевшая достаточной поддержки при жизни его отца, Тройка – точнее Адская Тройка, как называли их за спиной, – могла теперь заручиться достаточным числом сторонников среди оставшихся в живых слабейших членов Семьи. Особенно если учесть, что все Волки высшего ранга погибли либо получили тяжелейшие увечья.
– Тебе придется заявить собственные претензии, – сказала мать.
Ри знал, что разговор повернет в эту сторону. Тема была неизбежной – как рассвет, как летний дождь, как смерть. Прежде чем навестить мать, он долго размышлял над тем, каким образом можно уклониться от обсуждения этого вопроса, однако не смог ничего придумать. Судьба его решилась в тот самый миг, когда скончался отец, а Тройка уцелела; теперь либо мать обяжет его следовать нежелательным курсом, либо он воспротивится ей и воле Семьи и окажется в конце концов посрамленным. Быть может, Семья даже отречется от него.
– Это ты хочешь властвовать, – сказал он негромко. – Ты честолюбива, ты всем сердцем стремишься к власти, ты умеешь быть во главе. Почему ты не хочешь лично претендовать на власть?
– Я не рождена среди Сабиров.
– Ты возглавляла Семейство – на деле, не по названию – в течение двадцати лет. Ты стала Сабиром по имени. Большая часть Волков последует за тобой. Тех немногих, кто не захочет этого, ты заставишь подчиниться. Или уйти.
Она вынудила себя сесть, и Ри передернуло. Простыни свалились, и уродство матери предстало во всей своей ужасной очевидности.
– Если б я осталась прежней, не изувеченной – зрячей, сильной, красивой, – даже тогда они не последовали бы за мной. Волками всегда руководил рожденный Сабиром. И другого не может быть. Эту истину я познала за долгие годы, познала и возненавидела... придется и тебе смириться с нею. Лишь я из всех Волков способна руководить Семьей так, как надо. И ты должен находиться рядом со мной и исполнять роль вождя. Тебя, Ри, они примут – в отличие от меня. Твое место – во главе Волков. Твое время пришло.
Он крепко охватил грудь руками.
– Как же быть с твоим настойчивым желанием, чтобы я наплодил целую кучу детей, прежде чем становиться в круг?
Лицо ее напряглось.
– Теперь тебе уже поздно жениться. Я всегда твердила, чтобы ты думал о будущем. Впрочем, это уже не важно.
Твои бастарды наверняка носятся по всей Калимекке. Признай самых одаренных, а матерей введи в Семью. Если женщины не из благородных, будем держать их подальше от глаз, пока не сможем избавиться окончательно; если они приемлемы, пусть станут паратами. В любом случае мы признаем детей и объявим их твоими наследниками.
Ри улыбнулся, понимая, что она не сможет увидеть его лицо, однако же распознает улыбку по голосу.
– Мать, у меня нет бастардов. Нет никаких детей – законных или незаконных.
Гнев молнией промелькнул на ее лице; промелькнул и исчез, готовый вернуться в любое мгновение. Гнев, безразличный ему.
– Ты бесплоден?
Он улыбнулся еще шире.
– Насколько мне известно, нет. Я просто вел себя осторожно.
Мать комкала простыни руками. Изуродованное лицо ее потемнело от ярости... ярости на него – за то, что он погубил все ее планы, не вспахав плодородное лоно хотя бы одной женщины из тех, кого ему предлагали; быть может, ярости на вселенную, одним ударом лишившую ее красоты, силы и власти.
– Тогда детей будет рожать Элен, чтобы продолжить наш род... чтобы она или они могли занять твое место, когда ты больше не сумеешь удерживать его. Теперь у нас нет времени, чтобы позволить тебе заводить детей, которых ты не хотел раньше. Место главы Семейства свободно, и займет его самый быстрый, самый сильный и толковый. А именно – ты.
