Дэвид Геммел - Последний хранитель
– В безопасности? Кто может надеяться на безопасность?
– Тот, кто ходит с Богом. Давно ли вы искали Его слово в вашей Библии?
– Слишком давно.
Нои протянул Шэнноу его Библию в кожаном переплете.
– Божьему человеку не может угрожать одиночество. Шэнноу взял Библию.
– Возможно, мне следовало посвятить свою жизнь молитвам.
– Вы пошли по уготованному вам пути. Бог использует и воинов, и священнослужителей. Не нам судить о его помыслах. Почитайте, а потом усните. Я помолюсь о вас, Шэнноу.
– Помолитесь о мертвых, мой друг.
Когда конь взвился на дыбы и был убит, Шэнноу спрыгнул с седла, больно ударился о землю, перекатился и встал на колени с пистолетами в руках. Грохот выстрелов, вопли напавших на него замерли. Шорох сзади! Шэнноу извернулся и спустил курок. Мальчика швырнуло в траву. Затявкал щенок, подбежал к мальчику и облизал его мертвое лицо.
– Какой ты мерзкий человек! – раздался голос. Шэнноу заморгал и обернулся. Совсем рядом стояли два молодых человека, Белые волосы, холодные глаза, – Это была случайность, – сказал Шэнноу. – На меня напали… Я не понял.
– Убийца детей, Линдьян. Как нам с ним поступить?
– Он заслуживает смерти, – ответил боле щуплый из двоих. – Тут и вопроса быть не может.
– Я не хотел убивать этого ребенка, – повторил Шэнноу.
Высокий в серебряно-черной тунике шагнул вперед.
Его рука замерла над рукояткой пистолета.
– Царь царей отдал повеление о твоей смерти. Йон Шэнноу. Хочешь ли сказать что-либо прежде, чем умрешь.
– Нет, – сказал Шэнноу, плавным движением доставая пистолет.
Пуля ударила его в грудь. Немыслимая боль, пистолет выпал из подергивающихся пальцев. Он рухнул на колени.
– Не следует дважды прибегать к одной и той же хитрости, старик, – прошептал его убийца.
Шэнноу умер…
И проснулся рядом с костром на склоне холма. Рядом с ним крепко спал Нои. Дул холодный ночной ветер. Шэнноу подбросил хвороста в костер и снова завернулся в одеяла.
Он стоял в середине арены. А вокруг сидели убитые им люди: Саренто, Веббер, Томас, Ломаке и много-много других, чьи имена он не помнил. На золотом троне сидел, откинувшись, ребенок, по белой тунике на груди расплывалось кровавое пятно.
– Вот твои судьи. Йон Шэнноу, – произнес голос, и вперед выступил высокий беловолосый воин. – Вот души убиенных.
– Они были плохими людьми, – заявил Шэнноу. – Почему им дано право судить меня?
– А что дает тебе право судить их?
– По делам их, – ответил Взыскующий Иерусалима.
– А какое преступление совершил он? – загремел его обвинитель, показывая на залитого кровью ребенка.
– Это была неосторожность! Ошибка!
– И какую цену ты заплатил за свою ошибку. Йон Шэнноу?
– Каждый день я уплачиваю ее огнем, жгущим мне душу.
– А какую цену за этих? – крикнул воин, кивая на детей, идущих по центральному проходу. Их было больше двадцати – черных и белых, ковыляющих карапузов и младенцев, девочек и мальчиков.
– Я их не знаю. Это обман! – сказал Шэнноу.
– Они были детьми Хранителей и утонули, когда ты утопил «Титаник». Какова цена за них, Шэнноу?
– Я не плохой человек! – закричал Взыскующий Иерусалима.
– По твоим делам мы судим тебя. Шэннау увидел, что воин протянул руку к пистолету.
Рявкнул его собственный пистолет, но в тот же миг воин исчез, и пуля пронзила грудь мальчика на троне.
– О Господи, только не во второй раз! – простонал Взыскующий Иерусалима.
Его тело дернулось, и он мгновенно пробудился. По ту сторону костра сидела львица со львятами. Едва он приподнялся и сел, как львица зарычала, встала и направилась в темноту. Львята неуклюже побежали за ней. Шэнноу развел костер поярче. Проснувшийся Нои потянулся и зевнул.
– Вы хорошо поспали? – спросил он.
– Давайте свернем одеяла и поедем дальше, – ответил Шэнноу.
* * *Как всегда, когда Пастырь хотел помолиться в одиночестве, он пошел на гору, уходящую под облака. Его путь вел через Медвежий лес, но опасности его не устрашали. Когда человек идет говорить со своим Творцом, никто и ничто не может преградить ему дорогу.
На душе у него было тяжело, ибо люди отвергли его. Именно этого и следовало ожидать – ведь такова всегда судьба пророков. Разве не были отвергнуты людьми Илия, Елисей, Самуил? Разве не отреклись они от самого сына Божьего?
Люди слабы и думают только о том, как набить живот, да о своих ничтожных нуждах.
Точь-в-точь как в монастыре, где все время молятся, а дела не делают.
«Мир полон зла, – сказал ему настоятель. – Мы должны отвратить от него наши лица и молитвами славить Господа».
«Но мир создан Богом, настоятель, и сам Иисус просил нас быть для людей тем же, чем закваска для теста».
«Нет, нас Он не просил, – ответил настоятель. – А только Своих учеников. Но сейчас Армагеддон, настали последние времена. Спасать людей поздно. Они сделали свой выбор».
Он покинул монастырь, взял бедный приход в шахтерском поселке и проповедовал в шатре-колоколе. Но там его нашел дьявол, был он взвешен на весах и найден легким. Люцифер привел на его проповедь девицу, Люцифер вложил ей в мысли плотское желание. О, он старался побороть власть плоти. Но как слаб человек!
Прихожане – не понимая ни искушений, каким он подвергался, ни внутренних его борений – изгнали его из поселка. Но он же не был ни в чем виновен! Это была Божья кара ей – то, что девица повесилась.
Пастырь покачал головой и осмотрелся, внезапно осознав, как далеко он углубился в лес. Он заметил растерзанный труп рептилии. Потом еще один. Остановив лошадь, он поглядел по сторонам. Трупы валялись повсюду. Он спешился и увидел возле куста Шаразад – ее тело было втиснуто под торчащие корни старого дуба. Оно было все в оставленных когтями рваных ранах, однако лицо ее чудом осталось нетронутым.
– Шэнноу был прав, – сказал Пастырь. – Ты правда схожа с ангелом.
Рядом с ее рукой лежал камень, весь в алых прожилках. Он поднял его – такой теплый и гладкий на ощупь! Положил в карман своего черного одеяния и сел в седло. Однако его ладони словно не хватало теплоты камня, и он опять взял его в руку.
Он ехал все вверх и вверх, пока не оказался на поляне у вершины кряжа. Там было холодно, но воздух был удивительно свежим и чистым, а небо – нестерпимо голубым. Снова спешившись, он преклонил колени в молитве.
– Отче дражайший, – начал он, – веди меня путями праведности. Возьми мое тело и душу. Покажи мне дорогу, которую мне должно пройти в трудах во имя Твое и по слову Твоему.
Камень в его руке стал горячим, его мысли затуманились.
Перед ним возникло золотое лицо, обрамленное бородой, суровое, с глазами светлыми, дышащее царственностью. Сердце Пастыря отчаянно забилось.
«Кто взывает ко мне?» – прозвучал голос в голове Пастыря.
– Я, Господи, смиреннейший из твоих слуг, – прошептал Пастырь, падая ниц и прижимая лицо к земле. Но – диво дивное! – лицо осталось перед ним, словно его глаза все еще были открыты.
«Открой передо мной свой разум», – произнес голос.
– Я не знаю как?
«Прижми Камень к груди».
Пастырь послушался. Его обволокло блаженное тепло и несколько минут убаюкивал безмятежный покои; затем теплота исчезла, и он вновь почувствовал себя одиноким.
«Ты тяжко грешил, сын мой, – сказал Пендаррик. – Как ты думаешь очиститься?»
– Я сделаю все, Господи!
«Садись на свою лошадь и поезжай на восток. Вскоре ты найдешь уцелевших… рептилий. Ты поднимешь Камень и скажешь им «Пендаррик». Тогда они будут следовать за тобой и исполнять твои приказания».
– Но они творения дьявола, Господи.
«Да, но я дам им случай спасти их души. Отправляйся в город, войди в Храм и вновь призови меня, и я укажу тебе, что делать».
– А как же Великая Блудница? Ее необходимо уничтожить!
«Не пытайся спорить со мной! – загремел Пендаррик. – В свой час я сокрушу ее. Иди в Храм, Никодим. Найди Золотые Свитки, спрятанные под алтарем».
– Но если Блудница попробует воспрепятствовать мне? «Тогда убей ее и всех ее присных».
– Да, Господи. Как повелишь. А Меч?
«Мы поговорим снова, когда ты исполнишь порученное тебе».
Лицо стало прозрачным и исчезло. Пастырь поднялся с колен.
На душе у него было легко.
Наконец-то он обрел своего Бога!
30
Вернувшись в новый дом, Бет, к великой своей радости, не нашла там никаких повреждении, оставленных землетрясением. Поля ниже все еще зияли трещинами и провалами, и упало несколько деревьев, но склон холма, который Бык выбрал для постройки ее дома, остался цел и невредим. Рыжий всадник ухмыльнулся Бет.
– Если ты скажешь: «Я же говорил!» – я проломлю тебе голову, Бык! – пригрозила Бет.
– Да чтоб я? Даже в голову не приходило! – Он привязал лошадь и помог Бет внести в дом раненого Стейнера.
– Я и сам дойду! – пробурчал Стейнер.
– Чтобы швы еще раз лопнули? Нет уж! – отрезала Бет. – А теперь придержи язык!
