Святослав Логинов - Чёрный смерч

В прежние годы на берегу озера рылись ямы, и мясо засаливалось прямо на месте, а потом, весной, ежели случался несытый год, к озерам отправлялся ещё один обоз, приносивший зараз сотню пудов солонины. Похоже, и на этот раз придётся поступить так же, хотя один Лар знает, доведётся ли выкопать заготовленное.

– Будя!.. – проорал Ваша сигнал к концу охоты.

И в это самое мгновение на узине, перекрытой охотниками, появилось немалое стадо туров. Косматые длиннолобые быки бежали, не особо торопясь и чувствуя себя в безопасности. Если бы не вожак, решивший уйти от неприятного шума, они уже давно сгрудились бы, готовые отбить всякое нападение, а предусмотрительные люди, рассыпавшись сорочьим хвостом, обошли бы их стороной. Однако вожак повёл стадо в сторону засидчиков, и теперь люди и быки столкнулись лоб в лоб, и никто не мог уступить дороги. При виде крови, щедро заливавшей землю, вожак – здоровенный бугаище, рокочуще взревел и, выставив изогнутые лирой рога, ринулся на Лишку, по несчастью, оказавшуюся к нему всех ближе.

Бежать было поздно, да и не такова была Лишка, чтобы бежать перед зверем, которого всеми законами полагалось завалить и обратить в мясо. Лишка подхватила копьё, упершись пяткой ратовища в землю и ожидая, когда взбесившийся бык напорется на острый камень. Вожак ревел, с чёрных губ падала пена.

Ясно, что даже налети зверь на копьё со всего маху, такая преграда его не остановит. Зверь был слишком огромен, а сердце его слишком надёжно укрыто упругими мышцами и несокрушимой костью. Однако быку не было суждено ударить, а Лишке – встретить его копьём. Яйян прежде метнул своё боло. Кажется, что может сделать ревущему чудовищу гроздь камней, навязанных на длинную ременную верёвку? И всё же ремень захлестнул быку задние ноги, а затем мощный рывок опрокинул турьего вожака на землю.

Такого люди не помнили. Многим случалось на охоте метким броском уронить корову или молодого, не достигшего матёрости быка, но чтобы сбить с ног вожака – такого прежде не бывало. Бычище опрокинулся на спину, вздрыгнув спутанными ногами. Несомненно, через минуту он сумел бы освободиться и вновь, ничуть не укрощённый, кинуться на обидчиков, но Лишка с раздирающим уши визгом взметнула пудовое загонное копьё и, подскочив к самому быку, всадила острый кремень зверю в промежность, навсегда лишив его возможности иметь телят.

Бык ещё пытался подняться, но чудовищная боль валила его обратно, а со всех сторон уже набегали люди с копьями, верёвками и отточенными роговыми пиками, какими люди добивали пойманных зверей. Стадо, бросив недавнего повелителя на растерзание людям, ломилось сквозь камыши, мечтая поскорей очутиться в открытой степи. Коров, телят и молодых бычков никто не преследовал, у людей и без того было довольно мяса и прочных оленьих шкур.

Через несколько минут подоспели загонщики, началась торопливая, будничная работа. Туши разделывали, мясо, нарезанное пластами, относили в озеро, привязывали к вбитым в дно кольям, чтобы оно как следует просолилось. На берегу речки загорелись костры, на которых жарилась печёнка. Мозги замешивали с кровью, чтобы сварить густой охотничий суп, а сладкий костный мозг люди съедали прямо сырым, покуда в нём сохранилась живая теплота. Лёгкие, селезёнки, прочую требуху, не разбирая вывалили псам, терпеливо дожидавшимся своей доли. Это дома каждую требушинку в котёл пускают – и рубец, и кишочки, – а тут мясного избыток, всё равно всего не переесть и с собой не унести, так пусть собаки от души полакомятся.

Яйян подошёл к поверженному быку, обсидиановым лезвием вскрыл яремную вену, отодвинулся, уступая место Лишке:

– Пей!

– Ну что ты… – застеснялась девушка, – ты его свалил, тебе и кровь пить.

– Вот ещё, после моего удара он бы поднялся. По-настоящему ты его завалила. – Яйян покачал головой и добавил со значением: – А рука у тебя решительная, мне так даже жалко стало старого быка. Небось тёлочки по нему сейчас сокрушаются.

– Боязнь одолела, как прошлое вспомнил? Так я ж тебе в лоб била, а не как ему… Человек всё-таки. Убить – одно дело, а калечить зачем? А с кровью мы вот что сделаем, – Лишка выдернула из ножен свой клинок и ловко вскрыла быку вторую вену, – давай вместе пить, в этом бугае крови довольно.

Спустя некоторое время Лишка оторвалась от бычьей шеи, улыбнулась своему спасителю и восхищённо произнесла:

– Но как ты его уронил! Я и не думала, что такое возможно. Плечо-то болит?

– Ерунда! – ответил Яйян, с восторгом глядя на перемазанное кровью Лишкино лицо, и невольно потер ладонью ключицу, которая на самом деле ныла преизрядно.

Глава 8

Время сочилось по каплям, тут же застывая, словно первая февральская сосулька. Целый перевёрнутый лес этого застывшего времени нависал над головой Рона, сосульки грозили сорваться и пронзить его насквозь. Но и без того Рон знал, что скоро тонкие острия времени прорастут сквозь него, сначала калеча то немногое, что ещё осталось в нём живым, а потом просто убьют. И всё же Роник не двигался с места, догадываясь, что в иных местах его ждёт нечто ещё худшее.

Несколько раз мимо проходило опасное, громогласно топотало, сокрушая всё на своём пути, или змеилось с пронзительным свистом, проникая сквозь то, что казалось плотным, и огибая пустые места. Оно распространяло округ ощущение тонкого дрожащего ужаса и неизбывной гадливости.

«Должно быть, это просто тутошняя змея, – думал Роник. – Настоящий шаман взял бы палку и убил гадину. Но я не шаман, я тут вроде лягушонка, меня не только гадюка, но и любой ужик проглотит».

Опасное убиралось вон, и Роник вновь оставался один. Медленно нарастающие грани уже вдавились в его тело, причиняя пока ещё не сильную, но надоедливую боль. Теперь, если бы даже Роник захотел, он не мог бы сдвинуться с места, сочащееся время прирастило его здесь и не желало отпускать.

Удивительным образом ничто, даже источающее опасность, не обращало на Рона внимания. Его могли походя убить, не заметив стоптать, но интереса он ни у кого не вызывал. Поначалу это казалось странным и даже обидным, потом Роник привык и очень удивился, когда нечто заинтересовалось шаманышем, зажатым прозрачными сосульками. Было оно невелико и больше всего напоминало толстую мохнатую гусеницу. Жёсткая шерсть была или казалась мокрой, во всяком случае, вид у существа был такой, словно оно только что искупалось и ещё не успело обсохнуть.

Быстро извиваясь, оно подползло и ткнулось сопливым носом Рону в коленку. Только теперь Рон заметил, что у него снова есть ноги и руки или, по крайней мере, нечто их заменяющее.

Какая обида – обрести ноги как раз в ту пору, когда неумолимое время прирастило тебя к одному месту, лишив всякой возможности пользоваться обретёнными ногами! Однако Роник уже давно философски относился ко всему на свете.

– Тебе тоже плохо здесь? – спросил он червяка.

– Гры-ум!.. – неожиданным баском ответило существо.

Оно попыталось взобраться Ронику по ноге, но не удержалось и съехало вниз, оставив на голени влажный след.

– Может быть, ты кушать хочешь? – продолжил разговор Роник. – Я вон уже сколько времени здесь, а ничего не кушаю. И не хочется почему-то. Может быть, тут вообще никто не кушает?.. У меня с собой кусок лепёшки был, я утром не доел и положил за пазуху. Но он куда-то делся. Видишь, ничего у меня нет… – Рон протянул дружелюбному знакомцу пустые руки, показывая, что там и взаправду нет ничего.

Мохнатый мокрый червяк, скверное существо, от которого в обычной жизни Рон поспешно бы отшатнулся, а потом принялся искать палку, чтобы поскорее пришибить, сунул рыльце в подставленную ладонь и торопливо зачавкал, словно и впрямь нашёл что-то съедобное. Рон не отодвигал ладони. Впервые с ним здесь происходило хоть что-то не таящее угрозы, и мальчик был рад даже такому обществу. Червячок начавкался вволю, колко цепляясь коготками, забрался-таки по Рониковой ноге на колени, затем сумел перебраться на плечо. Там он приник к одной из пригвоздивших Рона сосулек. Раздался тихий хруст, посыпалась пыль, и сосулька отпустила.

– Ты хочешь мне помочь? – спросил Рон.

– Я сразу понял, что ты хороший. Меня вообще почему-то все зверюшки любят. Дома у меня был знакомый пёс, так он меня из выморочного селения вытащил. А тут ты помогаешь. Это ничего, что ты маленький и слабый, но мы же с тобой вдвоём, правда?

– Гры-ум! – согласно прозвучало в ответ.

Через какое-то время, долгое или нет, Роник не мог бы этого сказать, но все острые сталактиты были обгрызены, и Рон сумел встать.

– Ну и куда мы теперь пойдём? – спросил он у примостившейся на плече тварюшки.

– Гры-ум!.. – произнёс червячок басисто. Вряд ли он умел сказать что-то ещё.

– Хорошо, – согласился Рон. – Пойдём прямо.