Робин Хобб - Странствия убийцы
Я посмотрел на Веру. Мое зрение затуманилось, сдвоилось. В моем замутненном сознании Целерити говорила своей сестре:
– Многие лета герцогине Бернса! – Я заметил, какими взглядами они при этом обменялись. Ни одна из них не надеялась пережить этот день. Потом кучка воинов Бернса вырвалась из битвы, чтобы присоединиться к ним.
– Мой отец и моя сестра. Унесите их тела! – приказала Вера двоим. – Остальные ко мне.
Целерити с удивлением посмотрела на тяжелый топор в своих руках и нагнулась, чтобы поднять привычный легкий клинок.
– Здесь, мы нужны здесь! – крикнула Вера, и Целерити побежала к ней, чтобы дать бойцам отступить.
Я смотрел, как уходит Целерити, женщина, которую я не любил, но которую всегда буду уважать. Всем своим сердцем я хотел пойти с ней, но не мог удержать перед глазами эту сцену. Все стало темным и смутным. Кто-то схватил меня.
Это было глупо. Голос в моем сознании был таким довольным. Уилл, в отчаянии подумал я, и сердце мое упало.
Нет. Но вполне мог бы быть и он. Ты становишься небрежным в отношении своей защиты, Фитц. Ты не можешь себе этого позволить. Как бы они нас ни звали, ты должен быть осторожен. Верити толкнул меня, и я снова ощутил собственную плоть.
– Но вы же это делаете, – возразил я и услышал только слабый звук собственного голоса. Я открыл глаза. За единственным окном было темно. Я не знал, прошли ли мгновения или часы. Я только был безмерно благодарен за то, что остается еще время для сна, потому что меня охватила страшная усталость и я был ни на что не способен.
Проснувшись следующим утром, я был совершенно дезориентирован. Я очень давно не просыпался в постели, не говоря уже о запахе собственного чистого тела. Я заставил себя сфокусировать взгляд на сучках в потолочной балке. Через некоторое время я понял, что нахожусь в трактире, недалеко от Тредфорда – и Регала. Почти в ту же секунду я вспомнил о гибели герцога Браунди. Сердце заколотилось у меня в груди. Я зажмурился, защищаясь от воспоминания об этой битве, и почувствовал, как в голове начинает стучать молот боли. На одно мгновение я обвинил во всем этом Регала. Это он был причиной трагедии, разбившей мое сердце и оставившей меня дрожащим и ослабевшим. В то самое утро, когда я надеялся проснуться сильным, освеженным и готовым убивать, я едва мог собраться с силами, чтобы повернуться на другой бок.
Через некоторое время появился мальчик трактирщика с моей одеждой. Я дал ему еще два медяка, и он вскоре принес мне поднос. Вид и запах миски с кашей вызвали во мне отвращение. Я внезапно понял, на что всегда жаловался Верити в летнее время, когда он при помощи Скилла не подпускал пиратов к нашим берегам. Единственное, что заинтересовало меня на подносе, была кружка с горячей водой. Я выбрался из постели, сел на корточки и вытащил из-под кровати свой сверток. Перед глазами у меня прыгали искры. К тому времени, когда я раскрыл сверток и нашел эльфовую кору, я дышал тяжело, как после долгого бега. Мне понадобились все мои силы, чтобы, невзирая на разбитость, собраться с мыслями. Подгоняемый пульсирующей головной болью, я накрошил в кружку увеличенную порцию коры. Это была уже почти та доза, которую Чейд давал Верити. Все время с тех пор, как волк оставил меня, я страдал от снов Скилла. Как бы я ни укреплял свои стены, это не помогало. Но сон прошлой ночи был самым страшным за долгое время. Я подозревал, что причина была в моих действиях через Целерити. Эти сны страшно истощали мою силу, и запасы эльфовой коры катастрофически уменьшались. Я нетерпеливо смотрел, как кора окрашивает кипящую воду. Как только я перестал видеть дно кружки, я поднял ее и выпил. Горечь почти лишила меня дара речи, но я залил лежащую на дне кружки кору новой порцией воды.
Эту вторую, более слабую порцию я выпил медленнее, сидя на краю кровати и глядя в окно. Передо мной лежала плоская речная равнина. Я видел зеленые поля и стада молочных коров на огражденных пастбищах вокруг Пома, а еще дальше я заметил дымки, поднимавшиеся от маленьких ферм, расположенных вдоль дороги. Никаких болот, никакой дикой открытой страны между мной и Регалом. С этого места я буду путешествовать как человек.
Головная боль стала утихать. Я заставил себя съесть холодную кашу, не обращая внимания на отчаянные возражения моего желудка. Я заплатил за нее, и мне нужно восстановить силы. Я переоделся в чистую одежду, которую вернул мне мальчик. Она действительно была чистой, но больше ничего хорошего о ней нельзя было сказать. Обтрепанная рубашка сильно выгорела на солнце, гамаши протерлись на коленях и стали мне малы. Засунув ноги в самодельные ботинки, я вдруг понял, какими жалкими они были. Прошло так много времени с тех пор, когда я думал о том, как я выгляжу в глазах других, что теперь странно было обнаружить самого себя одетым беднее любого нищего в Баккипе. Неудивительно, что прошлой ночью я возбуждал одновременно жалость и отвращение. Я бы вел себя точно так же по отношению к человеку, одетому подобным образом.
Мысль о том, чтобы спуститься вниз в такой одежде, заставила меня сжаться. Однако все, что я мог сделать, это надеть мою теплую шерстяную одежду, но тогда придется потеть весь день. Здравый смысл требовал ничего не менять, хотя я и чувствовал себя настоящим посмешищем. Быстро перепаковывая мой сверток, я встревожился, обнаружив, сколько эльфовой коры использовал на одну порцию. Я чувствовал себя бодрым, не более того. Год назад такое количество коры заставило бы меня стоять на ушах. Я твердо сказал себе, что, как и с драной одеждой, у меня нет никакого выбора. Сны Скилла не оставят меня в покое, и у меня нет времени лежать и ждать, пока я приду в нормальное состояние, не говоря уж о том, что у меня не было денег, чтобы платить за комнату в трактире и еду. Тем не менее, когда я закинул на плечо сверток и стал спускаться по лестнице, я решил, что день начинается плохо. Смерть Браунди, битва с пиратами, одежда огородного пугала и костыль эльфовой коры – все это привело меня в замечательное состояние глубочайшей депрессии.
Какие у меня шансы пройти мимо стражников Регала и покончить с ним?
Мрачное настроение, как сказал мне однажды Баррич, это одно из последствий приема эльфовой коры. Его-то я и чувствовал. Вот и все.
Я попрощался с трактирщиком, и он пожелал мне удачи. Солнце уже поднялось высоко и обещало еще один хороший день. Я задал себе ровный темп и пошел к Тредфорду.
Подойдя к пригородам, я увидел нечто крайне неприятное. Там стояли две виселицы, и на каждой из них болталось тело. Это было достаточно противно, но кроме виселиц я увидел и другие постройки. Позорный столб и пара колодок. Дерево еще не посеребрилось на солнце. Они были сооружены совсем недавно, но, судя по их виду, ими часто пользовались. Я быстро прошел мимо них, но не мог не вспомнить, как близко я был к тому, чтобы заслужить одно из этих наказаний. Меня спасли только королевская кровь и древний закон, согласно которому человек с такой кровью в жилах не может быть повешен. Я вспомнил также, как нравилось Регалу наблюдать за моим избиением.
Я снова с дрожью подумал о Чейде. Я не сомневался в том, что, если гвардейцам удастся поймать его, Регал быстро покончит с ним. Я попытался не представлять себе, как он будет стоять на эшафоте под яркими лучами солнца – высокий, тощий и седой.
Или его убьют быстрее?
Я тряхнул головой, отбрасывая эти мысли, и прошел мимо тел, болтавшихся на веревках, как забытое на солнце белье. Какая-то часть меня мрачно заметила, что даже эти несчастные одеты лучше меня.
Идя по дороге, я часто сторонился, давая пройти стадам и повозкам. Между этими двумя городами процветала торговля. Я оставил Пом позади и некоторое время шел мимо хорошо ухоженных фермерских домов, окруженных садами и полями. Немного дальше уже появились загородные дома, удобные каменные строения с тенистыми деревьями и цветниками вокруг крепких амбаров. На пастбищах около них паслись породистые охотничьи лошади. Несколько раз я узнавал баккипских коней. Потом потянулись огромные поля, засеянные льном или коноплей. Наконец я увидел более скромные здания и окраины города.
Вечер застал меня в центре города. Улицы были вымощены булыжником, по ним все время сновали люди. Я удивленно оглядывался. Я никогда не видел ничего похожего на Тредфорд. Тут была масса магазинов, таверн, трактиров и конюшен для кошельков любой тяжести, и все это растянулось по равнине – ничего подобного нельзя было увидеть ни в одном городе Бакка. Я подошел к какому-то месту, где были сады, фонтаны, храмы, театры и школы. Дорожки в садах были покрыты галькой и вились между растениями, статуями и деревьями. Люди, гулявшие по дорожкам или ехавшие в каретах и на лошадях, были одеты так роскошно, что вполне могли бы принять участие в любом из официальных приемов в Баккипе. Некоторые были одеты в коричневые с золотом цвета Фарроу, но даже одежда этих слуг превосходила по качеству все, что у меня когда-либо было.