Дэвид Геммел - Последний хранитель
В долине мелькнула тень, и Шэнноу предостерегающе поднял ладонь. Несколько минут он внимательно вглядывался в темноту, но больше ничего не заметил.
– Вам лучше вернуться в дом, Нои. Мне надо побыть одному.
– Я чем-то вам досадил?
– Вовсе нет. Но мне необходимо сосредоточиться… чтобы почувствовать приближение врагов. Мне необходимы все мои силы, Нои. А для этого я должен быть один. Если вы не можете уснуть, достаньте из моей седельной сумки одну из Библий. Увидимся на заре.
* * *Когда Нои-Хазизатра ушел, Шэнноу встал и бесшумно углубился в деревья. Мелькнувшая тень могла быть волком или собакой, лисицей или барсуком.
Но точно так же она могла быть и Кинжалом. Шэнноу расстегнул кобуры и начал ждать. Шэнноу оставался начеку, пока не приблизился рассвет.
А тогда внутренняя тревога исчезла, его мышцы расслабились, он прислонился спиной к толстому комлю сосны и заснул.
Бет Мак-Адам вышла навстречу свету ранней зари и поглядела на небо. Эти минуты всегда были для нее особыми – когда, небо голубело, но в нем еще сияли звезды. Она посмотрела на лесистый склон и пошла к спящему Шэнноу. Он не услышал ее шагов, и несколько минут она сидела возле него, вглядываясь в его выдубленное ветром и солнцем лицо. Оно уже начинало обрастать бородой, серебрящейся у подбородка, однако во сне его черты выглядели странно молодыми.
Потом он проснулся и увидел ее. Но не вздрогнул, не вскочил, а только лениво улыбнулся.
– Они были там, – сказал он, – но прошли мимо нас. Она кивнула.
– У вас отдохнувший вид. Долго вы спали?
– Меньше часа, – ответил он, взглянул на небо. – Мне больше и не требуется. Меня преследует непонятный сон. Я заключен под хрустальным куполом в огромном кресте, который висит в небе. На мне кожаный шлем, а в ушах раздается голос. Это кто-то по имени Контроль, и он дает мне указания. Но я не могу спастись или хотя бы пошевелиться. – Он глубоко вздохнул и потянулся. – Дети еще спят?
– Да. Крепко обнявшись.
– А Стейнер?
– Пульс стал сильнее, но он еще не проснулся. Вы верите Нои? Что он явился из прошлого?
– Я ему верю. Камни Даниила обладают неимоверной силой. Однажды я стоял на остове корабля высоко на горном склоне, но силой мощного Камня он вновь поплыл по океану. Они могут дать человеку бессмертие, исцелить любую болезнь. Мне довелось съесть медовый пирог, который перед этим был камнем. Камень Даниила изменил его природу. По-моему, располагая такой силой, возможно осуществить, что угодно.
– Расскажите мне обо всем этом!
И Шэнноу рассказал ей об исчадиях Ада и их сумасшедшем вожде Аваддоне. А потом о Хранителях Прошлого и возрождении «Титаника». И под конец о Материнском Камне – гигантском метеорите-Сипстрасси, силу которого извратили кровью и жертвоприношениями.
– Так значит, есть два вида Камней? – сказала она.
– Нет, всего один. Сипстрасси – просто сила в чистом виде, но чем чаще ею пользуются, тем быстрее он истощается. Если его подкормить кровью, сила возвращается, но она уже не способна ни исцелять, ни создавать пищу. И еще: она разъедает разум пользующегося таким Камнем, порождает жажду чужих страданий и насилия. У каждого исчадия Ада был свой Кровь-Камень, но сила их всех истощилась за время войны.
– Как же вы уцелели, Йон Шэнноу? В борьбе с врагами, настолько превосходившими вас? Он улыбнулся и указал рукой на небо.
– Кто знает? Я часто сам задаю себе этот вопрос – и не просто о зелотах, но обо всех смертельных опасностях, выпавших на мою долю. Во многом дело решала сноровка, но куда больше – удача или же Божья воля. Хотя я навидался, как сильные люди гибли от рук врагов, от болезней или несчастных случаев. В юности я носил другое имя. Меня звали Йон Кейд. Я познакомился с Вири Шэнноу, блюстителем города, и он открыл мне глаза на людей, на повадки творящих зло. Он мог один выступить против вооруженной толпы, и она отступала перед его взглядом. Но однажды молодой человек – совсем еще мальчишка – подошел к нему, когда он завтракал. «Рад познакомиться», – сказал он, протягивая руку. Вири пожал ее, и в ту же самую секунду мальчишка левой рукой вытащил пистолет и выстрелил Вири в голову. Когда его потом спросили, зачем он это сделал, он ответил, что хотел, чтобы о нем вспоминали. С Вири можно было ходить по диким горам, он помогал людям укрощать наши дикие земли. Мальчишка? Ну, что же, о нем вспоминали. Его повесили, а на его могиле установили камень с надписью: «Здесь лежит убийца Вири Шэнноу».
– И вы взяли его фамилию. Почему? Шэнноу пожал плечами.
– Мне не хотелось, чтобы она совсем исчезла. К тому же мой брат Даниил стал разбойником и убийцей. Мне было стыдно.
– Но разве Даниил не стал пророком? Разве он не сражался с исчадиями Ада?
– Да. Это меня обрадовало.
– Значит, человек может измениться. Йон Шэнноу? Может начать новую жизнь?
– Пожалуй… если у него достанет на то силы. Но не я. Бет помолчала. Потом наклонилась и прикоснулась к его локтю. Он не отдернул руки.
– Ты знаешь, почему я больше не приходила к тебе?
– Думаю, да.
– Но если бы ты решил изменить свою жизнь, мое сердце открылось бы перед тобой.
Он поглядел на Стену вдали, на холмы за ней.
– Я знаю, – сказал он грустно. – Мне всегда сопутствовало одиночество. Бет. С тех пор, как мои родители были убиты, над моей жизнью тяготеет пустота. И посмотри на Стейнера. До вчерашнего дня мальчик больше всего на свете хотел убить меня – стать человеком, который взял верх над Йоном Шэнноу. Сколько остается до того дня, когда ко мне за завтраком подойдет незнакомый мальчик и скажет: «Рад познакомиться с вами»? Сколько? И как могу я садиться вечером за твой стол и думать, что вот-вот твои дети получат пули, предназначенные мне? Нет у меня для этого сил, Бет.
– Измени имя, обрей голову. Придумай еще что-нибудь. Я поеду с тобой, и мы построим дом, – сказала она. – в каком-нибудь месте, где про тебя никто не слышал. – Он ничего не сказал, но она заглянула ему в глаза и прочла в них ответ. – Мне жаль тебя, Шэнноу, – прошептала она. – Ты не понимаешь, что теряешь. Но, я надеюсь, ты не обманываешь себя. Надеюсь, ты не влюблен в себя нынешнего – в Иерусалимца, гордого и одинокого, грозу злодеев. Это не так? И ты не боишься отказаться от своей славы и своего имени? Не боишься стать никем? – Вы очень проницательная женщина, Бет Мак-Адам. Да, я боюсь этого.
– Значит, ты слабее, чем ты думаешь, – сказала она. – Большинство людей боятся умереть. А ты просто боишься жить.
Она встала и ушла назад в дом.
23
Джозия Брум закрыл входную дверь своего домика и пошел по улице в сторону «Веселого паломника». Солнце весело сияло, но Брум этого не замечал. Он все еще кипел из-за отъезда. Бет Мак-Адам и язвящих несправедливых слов, которые она метала в него, словно ножи.
Ну, как она не видит? Люди вроде Йона Шэнноу не способствуют цивилизации. Убийства и отчаяние следуют за ним, порождая все новые и новые. Изменить мир способны только рассудительные люди. Но как жалили ее слова! Она назвала его дураком и трусом, она обвинила его в смерти Феннера!
Можно ли винить человека за летнюю бурю или зимнее наводнение? Это так несправедливо! Да, Феннер был бы еще жив, если бы они, войдя в заведение Веббера, тут же его застрелили бы. Но что это дало бы? Чему научило бы юное поколение общины? Что в определенных обстоятельствах убийство приемлемо?
Он подумал о человеке, которого Шэнноу застрелил на улице, сразу после того, как казнил Веббера. Звали его Ломаке. Он был грубым, необузданным, но он помогал Пастырю строить церковь и усердно работал на менхира Скейса, чтобы прокормить жену и двух детей. Эти дети теперь сироты и вырастут, помня, как их отца застрелили на улице в назидание всем другим. Кто будет их винить, если они пойдут дурной дорогой? Но Бет Мак-Адам не желает этого видеть!
Брум перешел улицу, и тут с запада донесся треск выстрелов. Новые нарушители спокойствия, подумал он и оглянулся, посмотреть, что происходит. У него отвисла челюсть: в городок ворвались воины в черных панцирях, паля из пистолетов. Люди заметались, отчаянно крича. Над ухом Брума провизжала пуля, он инстинктивно пригнулся и юркнул в проулок между двумя домами. Мимо пробежал человек… его грудь вдруг разорвалась, и он рухнул ничком в пыль.
Брум повернулся и, отчаянно работая локтями, кинулся дальше по проулку, перелез через изгородь и побежал через поля к новой церкви на высоком лугу.
В «Отдыхе паломника» Мейсон выглянул в окно и увидел, что рептилии наступают по главной улице, убивая всех, кто попадался им на глаза. Он выругался, сорвал свое адское ружье с крюка на стене, быстро вложил патроны в окно патронника и дослал один в ствол. Он услышал топот сапог на лестнице и, едва дверь слетела с петель, повернулся и выстрелил. Одна рептилия отлетела на крыльцо, но остальные вбежали внутрь. Ружье Мейсона подпрыгивало в его руках, пока он посылал в них пулю за пулей, но тут что-то ударило его в грудь, отшвырнуло к окну. Еще две пули распороли ему живот, и он свалился через окно на улицу.
