Роберт Джордан - Перекрестки сумерек
Что же касалось самого Мета, то не важно, был ли это город или деревня, прежде чем вернуться назад в лагерь, он бросал на них не более одного короткого взгляда, из-за поднятого воротника и натянутой на глаза шляпы. Он редко носил плащ. Плащ помешал бы воспользоваться ножами, которыми он был увешан с ног до головы. Не то, чтобы он думал, что они ему понадобятся. Это была всего лишь разумная предосторожность. Больше никакой выпивки, танцев, и азартных игр. Особенно азартных игр. Звук костей, катящихся по поверхности стола в таверне, вызывал трепет во всем теле, но удача, подобная его, не осталась бы незамеченной, даже если бы дело не дошло до поножовщины. В этой части Алтары с избытком хватало мужчин и женщин, носящих за поясом нож и не боящихся пустить его в ход. Он же рассчитывал остаться незамеченным, поэтому проходил мимо игры в кости, прохладно кивал улыбавшимся ему девицам из таверн, и никогда не пил больше одного кубка вина, а обычно и даже этого. В конце концов, ему было чем заняться и в цирке. И это была нелегкая работёнка. Он начал проворачивать это рискованное дельце с самой первой ночи после их отъезда из Эбу Дар.
– Мне нужно, чтобы ты пошла со мной, – сказал он тем вечером, открыв потайную дверцу шкафчика, встроенного в стену фургона под его кроватью. Здесь он хранил свой сундук золота, честно заработанного в азартных играх. По крайней мере, более-менее честно. Ведь большую часть он выиграл на скачках, где его везение было не лучше, чем у других. Что же до остального… Если человек решил бросить кости и перекинуться в картишки на пару монет, то он должен быть готов проиграть. Домон, сидящий на соседней кровати и поглаживавший отрастающую щетину на бритом черепе, выучил этот урок на собственной шкуре. Парню бы следовало спать на полу, подобно примерному со'джин, но поначалу он настаивал на жребии за каждую ночь, проведенной на второй кровати. Первая кровать, конечно же, досталась Эгинин. Подбросить монету было не сложнее костей.
Пока еще монета не вставала на ребро, как это иногда у него случалось. Но Домон ведь сам предложил. Пока Мэт не выиграл четыре раза, а на пятую ночь, монета не встала на ребро три раза подряд. Теперь они спали на кровати по очереди. Но сегодня была очередь Домона спать на полу.
Отыскав внутри небольшой замшевый мешочек, он переложил его в карман кафтана, и, поднявшись с колен, ногой захлопнул потайную дверцу.
– Тебе все равно придётся встретиться с ней когда-нибудь, – сказал он. – А мне ты нужна, чтобы смягчить первое впечатление. – Ему был нужен кто-то, кто отвлек бы гнев Туон. Кто-нибудь такой, по сравнению с которым, он мог показаться сносным. Но не мог же он сказать это открытым текстом, не так ли? – В конце концов, ты же благородная шончанка, и сумеешь помешать мне сесть в калошу.
– Зачем тебе сглаживать впечатление? – Эгинин растягивала слова больше обычного. Она стояла напротив двери руки в боки, и её синие глаза сверкали из-под длинного черного парика. – Зачем тебе с ней встречаться? Разве того, что ты сделал мало?
– Только не говори мне, что ты ее боишься. – Усмехнулся Мэт, уйдя от вопроса. Да и какой ответ он смог бы дать, который не показался бы безумным? – Она же ростом тебе подмышку, как и мне. Но я обещаю, что не позволю ей оторвать тебе голову или побить.
– Эгинин ничего не боится, мальчишка, – предостерегающе прорычал Домон. – И если она не хочет идти, то проваливай и уламывай девчонку сам. Можешь даже на ночь остаться, если пожелаешь.
Эгинин продолжала смотреть на Мэта. Или сквозь него. Когда она взглянула на Домона, ее плечи вдруг резко поникли, и она схватила свой плащ с крюка на стене.
– Давай, шевелись, Коутон! – прорычала она. – Если это необходимо сделать, то лучше покончить с этим побыстрее. – Она в мгновение ока оказалась снаружи, и Мэту пришлось поспешить, чтобы ее догнать. Впору было заподозрить, что она не хотела оставаться наедине с Домоном, как бы глупо это не звучало.
Рядом с фиолетовым фургоном без окон, казавшимся черным в темноте ночи, из глубокой тени проступила другая тень. Бледного серпа луны, вышедшей из-за облаков, Мэту хватило чтобы узнать тяжёлую челюсть Гарнана.
– Всё спокойно, Милорд, – произнёс командир отделения.
Мэт кивнул, и, сделав глубокий вздох, нащупал замшевый мешочек в кармане. В стороне от конюшен воздух был чист и свеж от дождя. Туон должно быть рада удалиться от запаха навоза и тяжелого духа, исходящего от клеток. Фургоны актеров, стоявшие по левую руку, были такими же темными, как грузовые фургоны справа. Нет смысла тянуть с этим ещё дольше. Он подтолкнул Эгенин вверх по лестнице впереди себя.
Внутри было больше людей, чем он ожидал. Сеталль сидела на одной из кроватей, занятая вышивкой как всегда, а Селюсия стояла в дальнем углу, хмурясь из под шарфа, прикрывавшего голову, однако на другой кровати сидел Ноэл, видимо полностью погружённый в свои мысли, а Туон, скрестив ноги, сидела на полу, играя в Змей и Лисичек с Олвером.
Когда Мэт вошёл, паренек повернулся к нему с широкой ухмылкой, которая почти что разделила его лицо надвое.
– Ноэл рассказывал нам про Ко'дансин, Мэт, – воскликнул он. – Это – другое название Шары. Ты знал, что Ай'йяд покрывают свои лица татуировками? Так там называют женщин, которые могут направлять.
– Нет, не знал, – сказал Мэт, мрачно посмотрев на Ноэла. Мало того, что Ванин и другие Краснорукие привили мальчику дурные привычки, не говоря уже о тех, которые он перенял от Тома с Джулином, теперь еще и Ноэл взялся забивать его голову всякой ерундой.
Внезапно, Ноэл хлопнул себя по бедру и выпрямился:
– Я только что вспомнил, – произнёс старый дурак, и принялся декламировать:
Фортуна несётся, как солнце по небу,Где ворон подвластен лисьему бегу.Удача в душе его, молния в оке,С неба луны сбивает он, словно птицу в полёте.
Кривоносый старик посмотрел по сторонам, словно только сейчас заметив окружающих.
– Я давно пытался вспомнить эти строки. Это – из Пророчеств о Драконе.
– Очень интересно, Ноэл, – пробормотал Мэт. У него в голове вновь закружились эти проклятые цвета, как было тем утром, когда запаниковали Айз Седай. На сей раз, они исчезли так и не сформировавшись в картину, но он почувствовал холод, словно проспал всю ночь голышом под кустом. Меньше всего на земле ему было нужно, чтобы кто-нибудь приплел его к Пророчествам. – Возможно, когда-нибудь ты сможешь процитировать для нас весь отрывок. Но не сегодня, ладно?
Туон взглянула на него из под ресниц, словно кукла из чёрного фарфора, одетая в платье, которое было для нее слишком велико. Свет, ну и длинные у неё ресницы! Она проигнорировала Эгинин, как будто той не существовало, и, по правде говоря, Эгинин сама старалась казаться частью обстановки или слиться со стеной. Вот и весь его отвлекающий манёвр.
– Игрушка не хотел быть грубым, – произнесла Туон тягучим выговором, растягивая слова. – Его ведь никогда не учили хорошим манерам. Однако, уже поздно, мастер Чарин. Олверу давно пора быть в постели. Не могли бы вы проводить его к палатке? Мы продолжим игру в другой раз, Олвер. Хочешь, я научу тебя играть в камни?
Олвер, безусловно, хотел. Он чуть на изнанку не вывернулся, выражая своё желание. Мальчуган любил всё, что давало ему шанс улыбнуться женщине, не говоря уже о шансе наговорить той в лицо такие вещи, за которые ему следовало бы надавать по ушам, пока они не распухнут больше, чем они были на самом деле. Если Мэт когда-нибудь выяснит, который из его «дядей» научил его этому… Но парень собрал фишки и тщательно скатал расчерченную линиями ткань без повторного предупреждения. Он даже отвесил сносный поклон, поблагодарив Высокую Леди, перед тем, как Ноал вывел его из фургона. Мэт одобрительно кивнул. Это он научил мальчика, как делать поклон, но обычно для симпатичной женщины мальчишка добавлял ещё хитрый взгляд. Ну, только попадись ему этот кто-то…
– У тебя есть причина, чтобы беспокоить меня, Игрушка? – холодно произнесла Туон. – Сейчас поздно. И я собиралась отойти ко сну.
Он поклонился и одарил её своей лучшей улыбкой. Он мог быть вежлив, даже если этого не желала.
– Я только хотел удостовериться, что ты в полном порядке. Эти фургоны весьма неудобны в дороге. И я знаю, что ты не довольна одеждой, которой я тебя обеспечил. Я полагаю, что это могло бы улучшить твоё самочувствие. – Выудив замшевый мешочек из кармана, он с пафосом протянул ей его. Женщинам всегда нравятся цветистые выражения.
Селюсия напряглась, синие глаза опасно сверкнули, но Туон лишь качнула тонкими пальцами, и грудастая девица успокоилась. Совсем немного. Мэт, по большому счёту, любил страстных женщин, но если она ему помешает, то он собирался ее за это отшлепать пониже спины. Он старался сохранить на лице улыбку, словно приклеенную к его губам.
Туон повертела мешочек в руках, прежде чем развязать тесёмки и извлечь наружу его содержимое, тяжёлое золотое ожерелье, инкрустированное янтарём. Дорогая вещица, и однозначно шончанской работы. Он гордился тем, что ему удалось отыскать подобную вещь. Оно принадлежало одной из акробаток, которую одарил им очарованный ею шончанский офицер. Сейчас же, когда офицер остался позади, она великодушно соизволила продать его Мэту. Оно не шло к цвету её лица, чтобы это не означало. Мэт улыбался и ждал. Драгоценности всегда смягчали женские сердца.
