Росс Кинг - Экслибрис
Она умолкла и вновь начала тщательно перебирать бумаги, лежащие в гробу. В течение следующих десяти минут мне пришлось, отдуваясь, пробормотать вслух еще с дюжину разных документов – все грамоты, предоставляющие особые права или патенты на изобретения, касавшиеся новых методов проверки чистоты золота или оснащения кораблей, и, кроме того, документы, подтверждающие безусловное право собственности на владения, разбросанные по Англии, Ирландии и Виргинии. Множество потертых страниц деятельной и бурной жизни сэра Амброза. Я про себя отметил, что леди Марчмонт сует мне каждый новый документ так же горячо и ревностно, как квакер на перекрестке – свои душеспасительные брошюры. Но вскоре я, прищурившись, заметил, что держу в руках документ иного сорта – очередная жалованная грамота, скрепленная в конце Большой государственной печатью Англии, и ее значение было поважнее, чем у других:
Сие соглашение, составленное в 30 день августа Лета Господня 1616, в четырнадцатый год царствования Государя и Повелителя нашего Иакова, милостию Божьей короля Англии, Шотландии и Ирландии, защитника Веры, между реченым Государем нашим с одной стороны, и Амброзом Плессингтоном, кавалером ордена Подвязки, с другой стороны, относительно постройки, оснащения и прочего обеспечения корабля, известного как «Филип Сидни», дабы реченому Плессингтону отправиться на оном корабле в качестве капитана из порта Лондона к Читти-Маноа, что в Гвианской империи…
Я моргнул, протер глаза и продолжал читать. Далее документ оговаривал для сэра Амброза вознаграждение в три тысячи фунтов за путешествие не в поисках книг и манускриптов – как во время службы у императора Рудольфа, – а к верховьям реки Ориноко и золотому месторождению вблизи какого-то городка, называемого Маноа, в Гвианской империи. Я слышал кое-что о той экспедиции, если речь здесь шла именно о ней, поскольку хорошо знал, что сэра Уолтера Рэли казнили как раз через год после его провалившейся экспедиции в Гвиану в 1617 году. Неужели этот «Филип Сидни» поднялся до верховьев Ориноко вместе с обреченным флотом Рэли? А если так, то что стало с этим кораблем и его капитаном?
Я не мог больше читать. Буквы грамоты расплывались перед моими усталыми глазами, а грудь сдавило еще сильнее. Сняв очки, я потер глаза костяшками пальцев. Я закашлялся, пытаясь прочистить легкие от спертого и пыльного воздуха. Вновь послышалось тихое журчание воды, которая, казалось, течет прямо за стеной этого крохотного архива. Я вновь нацепил очки на нос, но буквы на странице по-прежнему расплывались и корчились перед моими слезящимися от боли глазами.
– Извините, но я…
– Да-да, я понимаю.
Леди Марчмонт взяла у меня бумаги и вернула их в гроб. Но до того, как она закрыла его крышку, я успел ухватить взглядом какой-то документ, выглядевший поновее, какой-то еще договор. Верхний край этого пергамента был оборван, а нижний – завернут и скреплен печатью, подвешенной на пергаментной полоске. Уж не намеренно ли – думал я позднее – позволила она мне краем глаза увидеть этот хитрейший из всех ключей к разгадке? Рядом с печатью стояла неразборчивая подпись, но мне удалось разобрать несколько слов, написанных сверху: «Sciant presentes et future quod ego… »
Но тут крышка с шумом захлопнулась, и мгновение спустя я вздрогнул от легкого прикосновения затянутой в перчатку руки, дотронувшейся до моего предплечья. Когда я обернулся, леди Марчмонт улыбнулась мне самой загадочной и непроницаемой из всех улыбок.
– Нам пора выбираться отсюда, не так ли, господин Инчболд? Воздух в подвалах стал совсем скверный. Паре человек его едва хватает на полчаса.
Я кивнул с благодарностью и нащупал мою суковатую палку. Воздух вдруг показался мне неимоверно спертым, и я впервые заметил, что леди Марчмонт тоже тяжело дышит. Сняв лампу с крюка, она повернулась к двери.
– Мой отец проветривал эти помещения с помощью воздушного насоса, – продолжала она, – но разумеется, насос украли вместе со всем остальным.
Вновь раздался скрип петель закрываемой двери, звякнули ключи на серебряной цепочке – это она запирала замок. Я последовал за ее черным платьем по коридору.
Sciant presentes et future quod ego…
Орудуя в темноте своей палкой, я озадаченно наморщил лоб, погрузившись в размышления. «Да ведают все в настоящем и будущем…» – что ведают ? Когда мы взобрались по лестнице, я обнаружил, что думаю не столько о множестве документов, которые подсовывали мне под нос, сколько о том таинственном новом пергаменте, промелькнувшем среди прочих бумаг в гробу, о том документе с обрезанным краем, ведь он, как кусок составной картинки-загадки, вероятно, должен был иметь ответную часть, вторую часть пергамента, которую от него так аккуратно отделили. Подозревал ли я тогда, что он может оказаться частью еще более сложной картинки-загадки, чьи недостающие фрагменты мне еще предстоит узнать и обнаружить? Или только сейчас, задним числом, я вспоминаю все это так четко?
Когда мы выбрались из подвала, грудь моя свистела и булькала, как чайник, и я еле-еле тащился по лестнице, шумно шаркая косолапой ногой. Скривившись от досады, я порадовался темноте. Но леди Марчмонт, повернув лицо в мою сторону, шагала на две ступеньки выше и, казалось, не замечала производимого мною шума. По дороге наверх она рассказывала о некоторых деталях службы ее отца у Рудольфа II, великого «императора-чародея», чей дворец в Праге был полон астрологов, алхимиков, причудливых изобретений – и книг, которых там были десятки тысяч. Сэр Амброз, утверждала она, сделал довольно много приобретений для этой императорской коллекции. Ибо где бы ни умирал какой-нибудь состоятельный дворянин или ученый в пределах империи, – от Тосканы на юге до Клеве на западе, и до Лужиц или Силезии на востоке, – ее отец отправлялся в путь по потрепанному лоскутному одеялу княжеств и прочих имперских вотчин, дабы приобрести для императора самые значительные и впечатляющие предметы из их наследства: картины, мраморные скульптуры, часы, драгоценные камни, новые открытия или изобретения в любой области и конечно же библиотеки, особенно если в них имелись тома по алхимии и другим оккультным наукам, к которым Рудольф относился с особой любовью. Из таких экспедиций, похвалилась она, ее отец редко возвращался разочарованным.
– Только за один год ему удалось договориться о покупке библиотек Бенедикта из Рихновы и австрийского дворянина Антона Шварца фон Штайнера. – Она перевела дух и повернулась ко мне. – Наверное, вы слышали об этих коллекциях?
Я отрицательно покачал головой. Мы достигли вершины лестницы. Покрытый плитками пол, казалось, раскачивался у меня под ногами, точно палуба идущего ко дну корабля. Леди Марчмонт распахнула передо мной дверь, и я проковылял вперед, следуя за собственной тенью. Бенедикт из Рихновы? Антон Шварц? Очевидно, я еще многого не знал в данной области.
– Каждая библиотека насчитывала более десяти тысяч томов, – доносился ее голос из полумрака за моей спиной. – Среди прочих сокровищ имелись алхимический трактат Рупесциссы и Роджер Бэкон в издании Фине. Кроме того, еще и манускрипты по астрологии Альбумазара и Сакробоско. Большинство книг отправились в Императорскую библиотеку в Вене, где их должен был внести в каталог Гуго Блотиус, Hofbibliothekar8, но некоторые отвезли в Прагу на просмотр Его Превосходительству. Нелегкое дельце. Книги перевозили по горным дорогам и через богемские леса в специальных, запряженных мулами повозках и фургонах на рессорах – новым изобретением тех дней. Щелястые деревянные ящики с книгами законопачивали и смолили, точно корпуса военных кораблей, а потом еще заворачивали в два слоя пропитанной танином парусины. Наверное, потрясающее было зрелище. Такой караван занимал на дороге почти целую милю, причем все книги укладывались еще и в строго алфавитном порядке.
Ее голос отражался от невыразительных голых стен. Слова казались заученными, словно она рассказывала эту историю уже много раз. Я припомнил богатое собрание сочинений по оккультным наукам в библиотеке ее отца и подумал, не связаны ли здешние книги каким-то образом с коллекцией Бенедикта из Рихновы или Антона Шварца, а может, и самого «императора-чародея».
Мы шли теперь рядом, быстро проходя обратно по лабиринту коридоров, – насколько я представлял себе – в направлении библиотеки. Одно неизвестно, этим ли путем шли мы полчаса назад. Все слуги, даже Финеас, словно куда-то исчезли. Мне пришло в голову, что два человека или даже полдюжины людей могут спокойно жить в Понтифик-Холле, занимаясь своими делами, и целыми днями не встречаться друг с другом.
Внезапно ее рассказ прервался.
– Дорогой господин Инчболд…
Я хрипел и пыхтел из последних сил, стараясь не отставать от нее. А сейчас едва не столкнулся с ней, поскольку она вдруг остановилась посередине коридора.
