Алан Фостер - Ради любви к не-матери
– Это хорошая новость, сэр. – Остин один из немногих молодых людей в Обществе Улучшения. Круачан предпочел бы в качестве связиста более зрелого человека, но выбирать не из кого. Остин по крайней мере верен и исполнителен. Не его вина, что в интеллектуальном отношении он уступает первоначальным членам Общества. Но Круачан знал, что такой набор великолепных умов вообще невозможно снова собрать при его жизни.
Разве что… разве что Обществу удастся предъявить убедительное доказательство благородства своих намерений в лице этого объекта. Возможно, этот мальчик и есть нужное доказательство. Необходимо действовать быстро. В последние несколько лет правительство Содружества давало им все меньше и меньше времени для работы. И будущее не предвещает в этом смысле ничего хорошего: старение начинало мешать больше, чем правительство.
Они втроем да еще остроглазый Брора, приславший предупреждение, представляют последних выживших из основателей общества. И от них зависит теперь общее дело, подумал Круачан. С этим мальчиком они не должны промахнуться.
И мальчик не должен подвести их.
4
Одиночество никогда раньше не беспокоило Флинкса. Он, конечно, знал, что это такое: оно было с ним всю его короткую жизнь. В прошлом он всегда умел отгородиться от боли, но это ощущение – пустота одиночества – отличалось от одиночества, которое он испытывал раньше. Какая-то физическая реальность била его, вызывала боль в загадочной новой части мозга. И это чувство отличалось не только от его собственного одиночества, но и от одиночества, которое он изредка ощущал в других благодаря своему непредсказуемому Дару.
Вообще опыт был для него настолько нов, что ему не с чем было даже сравнивать. И все же это одиночество: в этом он уверен. Одиночество и еще что-то, столь же напряженное и понятное – голод. Гнетущая настойчивая жажда пищи.
Чувство исключительно сильное и нечем не осложненное: Флинкс не мог догадаться, каков его источник. Оно настойчиво било в мозг, нисколько не слабея. Никогда раньше чужие эмоции не были так открыты ему, так чисты и ясны. Обычно они давно уже должны были ослабеть, но эти становились не слабее, а сильнее, и ему приходилось напрягаться, чтобы отстраниться от них. Они продолжали биться в него, пока мозг его не сдался, и Флинкс проснулся.
Он потер глаза. Шел дождь, и через небольшое окно над его кроватью пробивался свет многочисленных лун Мота; каким-то образом ему удавалось проходить сквозь почти непрерывный облачный покров. Флинксу редко приходилось видеть ярко-алый спутник, который называется Пламя, и его многочисленных меньших товарищей. Но он не зря учился и знал, откуда этот свет.
Встав с постели, он неслышно оделся. Неярко горел ночник, освещая кухню и гостиную. Из спальни матушки Мастиф доносился негромкий храп. Чувство одиночества исходит не от нее.
Хоть он и проснулся, чувство не уходило. Значит, это не сон, как он решил вначале. От силы этого ощущения болел затылок; впрочем, физическая боль начала слабеть, но сама эмоция оставалась такой же сильной, как раньше.
Не будя матушку Мастиф, он осмотрел кухню, ванную, узкую кладовку. Неслышно открыл дверь и скользнул в торговое помещение. Ставни плотно закрыты, защищая от непогоды и пришельцев. А знакомый храп составлял успокоительный фон его поисков.
Флинкс превратился в стройного молодого человека чуть ниже среднего роста и приятной внешности. Волосы у него остались прежними, но на смуглой коже ни признака веснушек. Он двигался тихо и грациозно, чему могли бы позавидовать многие гораздо более взрослые и опытные воры рынка. Он мог пройти по комнате, пол которой усеян разбитым стеклом и кусками металла, абсолютно беззвучно. Эту способность, к огорчению матушки Мастиф, он перенял у некоторых наименее почитаемых обитателей Драллара. Но он заверил ее, что это лишь часть его образования. У воров было для этого особое слово – "скед", что значило "двигаться как тень". Только рыжие волосы Флинкса заставляли профессиональных воров неодобрительно щелкать языком. Они с удовольствием приняли бы его в свое общество, если бы он решил сделать воровство своей профессией. Но Флинкс мог украсть, только если это совершенно необходимо, да при том только у тех, кто при этом не очень пострадает.
– Я только хочу увеличить свой доход, – сказал он старому специалисту, спросившему его о планах на будущее, – и матушки Мастиф тоже, конечно.
Старый вор рассмеялся, демонстрируя обломанные зубы.
– Понимаю, мальчик. Я сам увеличиваю свой доход таким образом уже пятьдесят лет.
Он и его коллеги не могли поверить, что Флинкс, проявляющий такие способности в лишении других собственности, не хочет сделать это свой профессией, особенно поскольку никаких других перспектив у него нет.
– Ты, наверно, пойдешь в церковь, – насмехался другой вор, – станешь Первым Советником.
– Духовная жизнь не для меня, – ответил Флинкс. Все при этом рассмеялись.
Неслышно открывая замок задней двери, Флинкс думал о том, что узнал за последние годы. Разумный человек не станет бродить по Драллару ночью, особенно такой влажной и темной. Но он не может снова лечь спать, не найдя источник этой бьющей в него эмоции. Одиночество и голод, голод и одиночество заполняли его сознание тревогой. Кто может излучать двойную эмоцию с такой силой?
В открытую дверь виднелась стена дождя. Вода стекала в эффективную подземную дренажную канализацию Драллара. Флинкс долго стоял у выхода, наблюдая. Неожиданный всплеск эмоций заставил его мигнуть. Это окончательно убедило его. Не ответить на этот призыв – все равно что не подобрать кредитную карточку с тротуара.
– Это юношеское любопытство когда-нибудь причинит тебе настоящие неприятности, мальчик, – не один раз говорила матушка Мастиф. – Попомни мое слово.
Что ж, он помнит ее слова. Помнит и никогда не забывает. Он неслышно вернулся в свою маленькую комнату. Сейчас начало лета, и дождь относительно теплый. Флинкс надел плащ; это защитит его от дождя. Потом вернулся в магазин, вышел на улицу и негромко закрыл за собой дверь.
Тусклые огни, как уснувшие светлячки, виднелись в окнах немногих магазинов, где в относительной безопасности развлекались богатые любители ночных прогулок. Но на боковой улице, где размещался магазин матушки Мастиф, из-за закрытых ставнями окон лишь изредка мелькал слабый свет.
Флинкс стоял, исследуя свои ощущения; дождь потоком падал ему на плечи. Что-то подтолкнуло его вправо. Тут узкая щель между магазином матушки Мастиф и магазинчиком старой Маркин, которая сейчас в отпуске на юге; боком он едва может протиснуться в эту щель.
Протиснувшись, он оказался в заднем переулке, отделяющем тылы магазинов от большого общественного здания. Глаза его осматривали лунный ландшафт – горы мусора и отбросов: старые пластиковые упаковки, металлические ящики, контейнеры для хрупких товаров, похожие на соты, множество уже неразличимых предметов. Из-под его ног выбралась пара флермов. Флинкс осторожно поглядывал на них. Он не боялся этих вездесущих флермов, но испытывал к ним опасливое уважение. Эти существа покрыты тонким серебристым мехом, а пасти их полны острых зубов. Толщиной они в большой палец, а длиной в половину руки. Это не черви, а безногие млекопитающие, которые прекрасно приспособились к горам мусора и гниющих остатков, переполняющих все закоулки Драллара. Флинкс слышал ужасные рассказы о стариках и старухах, которые падали пьяными в таких местах, а потом находили только их голые кости.
Впрочем, Флинкс не пьян. Флермы могут больно укусить, но вообще это опасливые существа, почти слепые, и обычно предпочитают прятаться, когда имеют такую возможность.
Перед магазином темно, но за ним настоящий стигийский мрак. С востока, со стороны главных улиц, виднелся свет, иногда слышался смех. Неподходящая ночь для пирушки. Однако этот огонь позволял ориентироваться, хотя и не давал света для поисков.
Но чувство одиночества исходит не от этого далекого гулянья, не идет оно и от закрытых задних дверей, выходящих в переулок. Источник эмоций, поглощающих Флинкса, где-то недалеко.
Он пошел вперед, осторожно пробираясь между грудами мусора, давая возможность флермам и красно-синим жукам-могильщикам убраться с его пути.
И вдруг неожиданный удар обрушился на его настроенный на восприятие мозг. Этот удар заставил его опуститься на колени. Где-то мужчина бьет свою жену. Обычное обстоятельство, но Флинкс уловил его с другого конца города. Женщина испугана и рассержена. Она тянется к игольному пистолету, который держит под подушкой, и направляет крошечный ствол на мужа. Теперь очередь мужчины испугаться. Он умоляет ее, слов Флинкс не слышит, но ощущает поток эмоций, который прерывается бессловесным воплем. И затем тишина, которую Флинкс уже распознает как смерть.
Он слышит смех, не от пирующих выше по переулку, но из высокого здания, одного из тех, что возвышаются в богатых пригородах; там селятся богатые купцы. А вот и другое: кто-то собирается крупно надуть других.
