Дмитрий Самохин - У смерти твои глаза
– Надолго задерживать намереваетесь? – равнодушно спросил я.
Мне эта комедия, признаться, надоела. Я нагнулся под стол, что на время скрыло меня от глаз гостей. Судя по шороху, они забеспокоились. Я нащупал в ящике рабочего стола бутылочку пива и вместе с ней распрямился. Не предлагая никому, я смахнул крышку и наполнил чуть запыленный бокал пивом. Спокойно дождавшись, пока усядется пена, я вылил в бокал остатки пива из бутылки и убрал пустую стекляшку под стол.
– Господин Туровский, ваше положение шатко и весьма ненадежно! – предпринял последнюю попытку Абрикосов. – Завтра последний день юбилея, а предсказанный вами апокалипсис не произошел, это подрывает…
– А вы что, ждете, когда это произойдет, а только потом будете действовать? – осведомился я, вытирая пивные усы. – Вам мало событий одиннадцатого сентября? Вы – падальщики, господа, и всегда ими были. Прошу вас покинуть мой дом и без ордера на мой арест здесь не появляться.
Я демонстративно отвернулся в кресле от силовиков.
– Если вы передумаете, господин Туровский, то соединитесь со мной.
Абрикосов протянул мне карточку с номером. Я видел это в отражении.
Они не торопились уходить. Абрикосов интенсивно соображал, как выйти из этого дома, сохранив свою репутацию, но никак не мог прийти ни к какому выводу.
На моем столе зазвонил телефон. Не оборачиваясь, я снял трубку и услышал голос Вани Дубай. Судя по тяжелому сопению за моей спиной, Абрикосов отдал бы полжизни за то, чтобы узнать, кто находится на другом конце провода.
– Вечер добрый, Туровский, – поздоровался Дубай.
– И тебе того же, – отозвался я.
– Ты вычислил хозяина Мертвого? – прямо поинтересовался Ваня.
– А ты уверен, что мой номер не прослушивают? – ответил я вопросом на вопрос.
Абрикосов, стоявший уже на пороге, намереваясь уйти, насторожился и попытался задержаться в комнате, но предлога подходящего не было. И он ушел, скрипя зубами от разочарования.
– Можешь не трепыхаться, твой номер чист. Мы проверяли, – обнадежил Дубай.
– Это хорошо. А то у меня тут гости были из черноплащевых.
Черноплащевыми называли работников ФСБ за их тягу к строгим костюмам и черным плащам.
– Что хотели?
– Зашли, настроением поинтересовались и убыли. Прямо как участковый врач.
– Так какие подвижки есть? Или что?
– Пусто, как в бочке у Диогена, – сказал я. – Нам не остается ничего другого, как штурмовать дамбу. А дальше будь что будет. Может, Мертвый что расскажет, когда поймет, что их план провалился.
– А ты уверен, что все происходящее не личная инициатива Ульяна?
Вот вопрос так вопрос. Нокаут, а не вопрос, но я все же оправился и поднялся.
– Уверен. Факты говорят о другом. Кто-то активно прикрывал Ульяна на верхнем уровне. У Качели была версия, что это работа Пятиримова. Но это не так. Значит, кто-то еще. Я бы ставил на «серою кардинала», человека непубличною. Внешне неприметного, но ниточки власти в его руках сосредоточены.
– Хорошо Раз ты уверен, то словесным поносом страдать не буду. Когда на дамбу пойдем?
Я замялся. Признаться честно, не продумывал этот вопрос.
– Лучше сегодня идти, – не дождавшись моего ответа, предложил Дубай. – Ночью. Ночью всегда легче работать.
– Ну что ж, почему бы и нет, – неожиданно согласился я, а про себя подумал: «Какая, к черту, разница, когда помирать. Ночью или днем?»
Так у меня впервые появились мысли о смерти, не знал я тогда, что это предчувствие.
– Тогда готовь пространство. Мы скоро приедем.
Дубай повесил трубку. Я развернулся в исходное положение, положил трубку на рычаги, подхватил карточку Абрикосова, засунул ее в карман пиджака и обрадовал компаньонов:
– Готовьте резиновые сапоги. Нам предстоит вояж в дождь.
Глава 51
К восьми часам вечера наш особняк на канале Беринга напоминал зоопарк. Тридцать человек боевиков с одинаковыми лицами пытались найти для себя развлечение и скрасить оставшиеся часы до выезда. Я, Кубинец и Дубай в кабинете второго этажа проводили совещание. Ваня где-то раздобыл карту подходов к дамбе. Я выложил чертежи внутренних конструкций «Моисея», и, корпя и стеная, мы прокладывали путь. Пару раз крупно переругались так что Стеблин, дежуривший по особняку, следя, чтобы ребятки ничего не поломали и не попортили, заглянул в кабинет, проверяя, не требуется ли помощь, и остался стоять по другую сторону двери, не доверяя кочевеевцам.
В итоге мы пришли к соглашению, нарисовали маршрут движения от нашего дома до точки минирования и устало оторвались от стола.
– Теперь бы выпить, – мечтательно простонал Дубай и облизнул сухие губы.
– А у меня по такому случаю и пиво найдется, – обрадовался я.
Боевиков мы решили не поить. Им трезвость ума может жизнь спасти. А сами наполнили кружки. Моим юбилейным сортом. Вот и прошла моя новинка дегустацию. Признаться честно, пивом остались довольны, как Дубай, который одним залпом проглотил пол-литра и потребовал добавки, так и Кубинец, что цедил хмельной напиток сквозь зубы по капле в полчаса.
Операцию мы назначили на три часа ночи. В одиннадцать часов Дубай прошел по всем комнатам особняка и объявил отбой до двух ночи. Бойцы его послушались и улеглись спать. В результате наш дом стал напоминать дешевую ночлежку, где в один номер селили по пять человек.
Я, Кубинец и Стеблин заперлись в кабинете на втором этаже и, обложившись оружием, улеглись. Я на диван. Кубинец на пол, а Стеблин разложил одно из кресел. Но сон никак не желал посетить нас. А какой тут может быть сон, если тело и разум жаждали действия. Я ворочался с боку на бок, старался не шуметь, пока не заметил, что Гонза лежит с открытыми глазами и созерцает лепнину на потолке.
– Не спится? – прошептал я.
– Даг, у нас ведь никогда еще не было дела такого уровня, – поделился впечатлением Кубинец.
– Точно. Не было, – согласился я.
– Нам бы его не провалить. Ведь страшно подумать, город спасаем.
– Брось. Все по высшему разряду пройдет, – пообещал я.
– А что ты шепчешь?
– Так Ираклий спит.
– Серьезно?
Гонза удивился. Он приподнялся на локтях и заглянул в кресло.
– Точно. Спит. Как в гробу, – констатировал увиденное Кубинец.
– Тьфу ты, – сплюнул я. – Скажешь, что тошно становится.
– А как он заснуть может, когда впереди такое? – задал резонный вопрос Гонза. – Я вот лежу и думаю. Жизнь вспоминаю. Что сделал, что не успел. А он дрыхнет. – В его голосе читалась зависть.
– Ты что, помирать собрался? – возмутился я.
– Это уж как Господь решит. А вообще-то я готов. Давно уже готов.
– Слушай, Кубинец, ты, часом, лихорадку не подхватил или грибов переел? Мы же герои, а герои не погибают.
– Примета есть. Наша, армейская. Если человек накануне операции сумел заснуть крепко и сразу, утром его черед с костлявой в прятки играть.
– Кубинец, ты явно сегодня не в духе. Поспи, что ли, может, пройдет. Все равно скоро в путь.
Я перевернулся на другой бок, смежил глаза и провалился в сон, как в черную дыру.
Разбудил меня Ираклий. Он стоял, склонившись надо мной, и тряс за плечо.
– Что? Время? – спросил я, протирая глаза.
– Самое то.
Я поднялся, сел на диване, поежился и минуту сидел, пытаясь прийти в себя. Но черная дыра сна не желала меня отпускать. Я, как в тумане, увидел, что постсль Кубинца пустовала. Его лежбище на полу было прибрано.
– А где Гонза? – поинтересовался я.
– В покер внизу с братками играет. Нашлась компания, страдающая бессонницей. Вот они и разложились.
– Ладно, сейчас спущусь, – пообещал я.
Ираклий понял намек и удалился.
Я поднялся с дивана, подошел к зеркалу и привел себя в порядок. Поправил рубашку, накинул пиджак на плечи, хотел было повязать галстук, да передумал. Зачем мне галстук в лесу?
На минуту я присел за письменный стол, чтобы собраться с мыслями и окончательно проснуться. Мой взгляд остановился на фотографии Ангелины, и нахлынули воспоминания, пробуждая притаившуюся в глубине души боль. Ненависть и злоба переполняли меня. Даже слезу пустил. Скупую. Мужскую. Вспомнил я и Татьяну, но это воспоминание дрейфовало где-то на периферии сознания. Я чувствовал, что Таня что-то значит для меня. Но что? Вот в чем вопрос. Я не мог разобраться в этой сложной для меня теме. Может, со временем. А Таня даже не имела представления, кто я такой по-настоящему. Она не видела моего истинного лица. Я задумался, почему не попытался встретиться с ней в свободное время. Ведь несколько раз брал в руку трубку и даже набирал номер, но в последний момент бросал, отступал, прятался. Я посмотрел на фотографию Ангелины и попросил у нее прощения. Жизнь-то продолжается. Я решил, что после операции на дамбе, если останусь жив и все пройдет благополучно, я встречусь с Татьяной и попытаюсь ей все объяснить.
В холле было не протолкнуться. Бойцы сидели на стульях, на полу и пили дымящийся кофе. Я протиснулся между ними и вошел в кабинет. Там Дубай нервно зажал в ладони карты и хмурился. Кубинец же напротив улыбался и поддразнивал Ваню.
