Боб Шоу - Астронавты в лохмотьях
Глядя на нее, стройную, прямую и решительную, Толлер испытывал весьма сложные и противоречивые чувства.
В ту ночь, когда она пришла к нему, он практически не сомневался, что не сможет быть мужчиной. На него давили усталость и чувство вины, нервировало присутствие Чаккела, управлявшего горелкой всего лишь в нескольких футах от них. Но Джесалле было виднее. Она действовала со страстью, искусством и воображением, покоряя его своим изящным телом и чувственными поцелуями, пока для Толлера не исчезло все, кроме желания любить эту женщину. Вплоть до кульминационного момента она оставалась сверху, затем умудрилась незаметно перевернуться и, приподняв лоно, обхватила Толлера ногами, сохраняя такое положение несколько минут.
Только потом, когда они разговаривали, он понял, что она сделала все, чтобы увеличить возможность зачатия.
Сейчас Толлер не просто любил ее, но отчасти и ненавидел за некоторые планы, о которых она рассказала ему в ту ночь, в сумраке, прорезаемом вспышками метеоров. Дже-салла не утверждала прямо, но весьма прозрачно намекнула, что ей претят правила этикета и она собирается бросить вызов условностям ради будущего ребенка.
В обстановке старого Колкоррона ей казалось, что для ее отпрыска будут наиболее благоприятны качества, которыми обладал Лейн Маракайн, поэтому она вышла за него. Она любила Лейна, но Толлера оскорбляло, что она любила его не бескорыстно.
А теперь, когда жизнь поставила Джесаллу в совершенно иные условия Верхнего Мира, она трезво рассудила, что отцом ее ребенка должен стать Толлер Маракайн, и поэтому отдалась ему.
В замешательстве и мучительных раздумьях Толлер не мог определить истоки своего недовольства. Возможно, он презирает себя за то, что вдова брата так легко его соблазнила? Быть может, его гордость уязвлена тем, что она использовала возвышенные переживания для своих евгенических упражнений? Или он просто злится, потому что Джесалла оказалась совсем не такой, как ему хотелось? Как может женщина быть одновременно распутной и скромной, корыстной и щедрой, твердой и мягкой, доступной и далекой, твоей и не твоей?
Толлер понимал, что вопросы эти бесконечны, и думать о них сейчас бесполезно и опасно. Пока надо размышлять лишь о том, как уцелеть.
Он насадил на рычаг горелки удлиняющую трубку, чтобы обеспечить себе при спуске максимальный обзор. Горизонт начал подниматься, потом очутился на одном уровне с гондолой, и Толлер плавно увеличил рабочее отношение, пропуская корабль Завотла вперед. Следовало и по вертикали оторваться как можно дальше, не вызывая подозрении у Чаккела или Леддравора. Один за другим опустились несколько кораблей, летевших впереди королевского рейса; каждый стукался о землю, от удара баллон изгибался, затем в его макушке появлялась дыра, оболочка никла и обрушивалась.
Все вокруг было усеяно кораблями, приземлившимися раньше, и в царившей суете уже начал вырисовываться некий порядок. Припасы складывали в одном месте, а к каждому вновь прибывшему кораблю устремлялись на помощь целые команды.
Толлер ожидал, что, увидев это, почувствует трепет и благоговение, но напряженность ситуации заслонила все прочие чувства. Он направил бинокль на уже готовый к посадке корабль Завотла и в тот же момент рискнул дать долгий залп, запустив в баллон маглайн. И немедленно словно по команде у перил своей гондолы появился Леддравор. Он мрачно уставился на корабль Толлера, и даже на таком расстоянии можно было разглядеть, как яростно вспыхнули его глаза, когда он увидел, что происходит.
Леддравор повернулся к пилоту, но Завотл, не дожидаясь удара о грунт, уже потянул разрывную веревку. Баллон над ним подбросило в смертельных конвульсиях, а гондола скользнула в траву и скрылась под темно-коричневым саваном оболочки, которая, трепыхаясь, опустилась сверху. Группа солдат во главе с офицером на синероге бросилась к этому кораблю и к кораблю Пауча, совершившему более спокойную посадку в двухстах ярдах.
Толлер опустил бинокль и обратился к Чаккелу:
– Принц, по причинам вам, по всей видимости, понятным, я сейчас не намерен приземляться. Я не имею ни малейшего желания увозить вас или кого-нибудь другого, – он сделал паузу и посмотрел на Джесаллу, – с собой в инопланетную дикую местность. Поэтому я опушусь до уровня травы. С этой высоты вам и вашей семье будет легко покинуть корабль, но вы должны действовать быстро и решительно. Ясно?
– Нет! – Чаккел вышел из пассажирского отсека и шагнул к Толлеру. – Ты посадишь корабль в соответствии с инструкцией. Я тебе приказываю, Маракайн! Я не намерен подвергать себя и семью излишнему риску!
– Риску! – Толлер растянул губы в улыбке. – Принц, речь идет о прыжке с высоты нескольких дюймов. Сравните это с тысячемильным падением, которое мы едва не начали два дня назад.
– Твой замысел мне понятен. – Чаккел замялся и взглянул на пассажирский отсек. – Но все равно я настаиваю на приземлении.
– А я настаиваю на обратном, – более жестко сказал Толлер.
До грунта оставалось еще тридцать футов, и с каждым мгновением ветер уносил корабль от площадки, где опустился Леддравор, но этому скоро придет конец. Пока Толлер гадал, сколько еще времени ему дано, Леддравор уже выбрался из-под смятого баллона. Джесалла быстро перемахнула через стенку гондолы и встала на внешний выступ, готовясь спрыгнуть. Ее глаза на мгновение встретились с глазами Толлера, но взгляд их был нем.
– Принц, решайтесь, – повторил Толлер. – Если вы не покинете корабль, мы поднимемся все вместе.
– Не обязательно. – Чаккел наклонился к месту пилота и схватил красную веревку, соединенную с отрывной панелью баллона. – По-моему, это восстановит мою власть, – сказал он и выставил указательный палец, заметив, что рука Толлера сжалась на рычаге интенсивности. – Если ты попытаешься взлететь, я вскрою баллон.
– На такой высоте это опасно!
– Не опасно, если я только слегка надорву, – ответил Чаккел, демонстрируя знания, которые он получил, пока руководил производством миграционного флота. – Я вполне могу посадить корабль мягко.
Толлер оглянулся: Леддравор как раз реквизировал синерога у подъехавшего офицера.
– Любое приземление покажется мягким, – сказал Толлер, – по сравнению с тем, которое ожидало детей после падения с тысячи миль.
Чаккел покачал головой:
– Не повторяйся, Маракайн. Ты ведь тоже спасал свою шкуру. Леддравор теперь король, и служить ему – мой главный долг.
Снизу послышался шорох: это сопло реактивного двигателя задело кончики высокой травы. В полумиле к востоку Леддравор на синероге галопом скакал к кораблю, за ним бежали пешие солдаты.
– А мой главный долг – это дети! – неожиданно объявила принцесса Дасина, и над переборкой пассажирского отсека показалась ее голова. – Хватит с меня этой чепухи – да и тебя тоже, Чаккел!
Удивительно проворно, пренебрегая достоинством, она перелезла через стенку гондолы, увлекая за собой Корбу.
Без лишних слов Джесалла обошла корпус снаружи и помогла мальчикам устроиться на выступе.
На Дасине по-прежнему, как генеральские знаки различия, красовалась жемчужная шапочка. Принцесса пригвоздила мужа к полу властным взглядом и гневно произнесла:
– Ты обязан этому человеку моей жизнью и если отказываешься признать свой долг, это означает лишь одно.
– Но… – Чаккел в замешательстве потер лоб и указал на Леддравора, который быстро догонял корабль, вяло плывущий по ветру. – Что я скажу ему?
Толлер достал меч из своего отсека.
– Скажите ему, что я угрожал вам этим!
– Ты действительно угрожаешь мне?
Днище уже скользило у самой земли, и гондола слегка подпрыгнула, когда сопло задело о кочку. В каких-нибудь двухстах ярдах Леддравор нахлестывал синерога, заставляя его скакать все более неистовым галопом.
– Ради вашей же пользы немедленно оставьте корабль! – закричал Толлер.
– У меня будет еще один повод запомнить тебя, – проворчал Чаккел и отпустил отрывную веревку. Он подошел к борту, перекатился на выступ и сразу же упал на грунт. Дасина и дети попрыгали следом, причем один из мальчиков восторженно взвизгнул.
Теперь только Джесалла стояла на выступе, держась за перила.
– До свидания, – сказал ей Толлер.
– До свидания. – Она не двигалась и продолжала как-то странно смотреть на него. Леддравор был уже в сотне ярдов, и цокот копыт его синерога с каждой секундой раздавался все громче.
– Чего ты ждешь? – Толлер услышал свой хриплый от нетерпения голос. – Прыгай!
– Нет. Я лечу с тобой. – С этими словами Джесалла перелезла через перила и повалилась на пол гондолы.
– Что ты делаешь! – Все существо Толлера требовало поджечь горелку и поднять корабль, но тело не повиновалось ему. – Ты с ума сошла!
– Наверно, – растерянно произнесла Джесалла. – Это глупо, но я лечу с тобой.
– Ты уже мой, Маракайн! – странно, нараспев, прокричал Леддравор, вытаскивая меч. – Иди ко мне!