Николай Перумов - Враг неведом

Первая волна атакующих опустилась в полусотне шагов от края рощи. Молча, без боевого клича крылатые двинулись в атаку. Когтистая лапа каждого сжимала ослепительно белый, лучащийся светом клинок, чуть изогнутый наподобие сабли. Обычно летучие создания не слишком-то уверенно чувствуют себя на земле. Но эти твари ковыляли хоть и косолапо, но сноровисто.

А там, возле непонятной статуи, всё тянули и тянули свои песнопения высокие голоса.

Твердислав успел, похолодев, вспомнить наконец, кого же напомнило ему лицо изваяния, когда первая тварь оказалась достаточно близко, чтобы пустить в ход клинок.

Кровавый туман битвы привычно охватил разум. Твердислав заученным движением вскинул меч, отводя сияющее белым оружие врага, легко миновал зацеп на чужом эфесе и коротким выпадом вогнал сталь прямо в один из выпученных глаз.

– О Боже! – умирая, простонало чудовище. Самым что ни на есть обычным, полным мукой человеческим голосом. Твердислав в ужасе отшатнулся.

Как?! Жуткие чудища, только что вывшие и ревевшие так, что, казалось, лопалось небо, – и говорят нормальным, обычным языком, его, Твердислава, языком? Он знал, что такое «Боже»…

Справа и слева от него крылатые легко сломили сопротивление древесных обитателей. Схватка вскипела лишь вокруг юноши – для наступавших он оказался слишком крепким орешком. Слишком быстр, слишком ловок, слишком силён. Но что мог поделать один боец против целой орды?..

Торжествующие вопли мешались с полным смертного ужаса и отчаяния визгом. Опаляя кору исполинского дерева, взметнулся огонь – кто-то из крылатых поджёг груду хвороста возле корней.

Струны отчаянно прозвенели в последний раз и лопнули.

Отмахиваясь мечом, Твердислав отступал, уже понимая, что это конец и, если не случится чуда, отсюда ему не вырваться – крылатые уверенно теснили его, окружая со всех сторон. Потеряв четверых, они уже не лезли под удары смертоносного клинка, а пытались выбить оружие из рук юноши длинными и толстыми жердями. Сила этих существ позволяла им легко ворочать настоящими лесинами.

Что произошло потом, Твердислав понял не очень хорошо. Где-то на поле чуть ли не до неба взметнулся огонь – тёмное, хищное, перевитое дымом кровавое пламя. Дрогнула земля. Словно в ужасе, под внезапным порывом ветра затрепетали деревья. Кора их быстро покрывалась новыми и новыми складками, точно они и в самом деле тряслись от испуга.

Языки пламени, уже обглодавшие лестницу и добравшиеся до нижних ветвей, внезапно опали, словно под ударом ливня.

Крылатые дружно взвыли. Бессильная злоба, ненависть, какую невозможно выразить словами, и безысходное отчаяние слышались в этом вое; дружно бросая оружие, они взмыли вверх, к ночному небу, но с равнины наперерез им рванулась целая стая огненных птиц; с оперения дождём сыпались многоцветные искры. Птицы с клёкотом устремились в атаку, безжалостно терзая отстающих. Безголовые крылатые существа, по-прежнему истошно воя, поднимались всё выше, стремясь укрыться в наползающих тучах; птицы мчались следом, и вскоре нижний край облаков засветился изнутри переменчивым, мигающим светом. Битва смешалась, уходя в небо; на земле же всё стихло, только стонали раненые защитники городка.

Твердислав опустил меч. Нагнулся, сорвал пучок травы и принялся привычно стирать кровь с клинка. За кого и против кого он сейчас сражался? Во имя чего убивал? Из самого простого соображения – чтобы не убили его самого?.. Разве в этом наставлял его Всеотец, посылая вершить Свой приговор?..

Он поднял взгляд. Прямо перед ним застыла деревянная статуя; незрячие глаза, казалось, с усмешкой смотрели на него.

А позади послышались нарочито громкие шаги.

– Здравствуй, – сказал он не оборачиваясь. Он и так знал, кто стоит за спиной.

Доклады Конрада становились всё более и более паническими. Опытный, бывалый офицер с опалённой шкурой неожиданно пал духом. «Впрочем, так ли неожиданно, – устало подумал Исайя, – мало кто может выдержать прямую атаку Идущего по Следу. Что-то он последнее время совсем осмелел, – подумал верховный координатор, машинально регистрируя сообщения и даже успевая отвечать на некоторые вызовы. – Осмелел, осмелел, да и как же не осмелеть! Мой Проект… А вот у него никаких проектов, никаких Планет Сказок, никаких кланов, никаких Всеотцов. Каждый за себя, и никого нет, кто за всех – вот и вся нехитрая философия. А может, философия там как раз совсем иная – я не знаю, что творится в душах по ту сторону Черты, я запретил себе это, а чтобы вернуть способности, нужно вернуться… не будем сейчас даже и думать куда. Пусть лучше я останусь в убеждении, что, несмотря ни на что, творю благо».

Зелёная книжечка с тончайшими страничками внутри…

«Откровение святаго Андрея Богослова», глава вторая, стих третий. «Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился, и не изнемогал, и увещевал маловеров, и помогал утвердиться сомневающимся, вопрошающим о Воскрешении и Вознесении – а было ли?»

Там же, глава третья, стих тринадцатый. «Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам: уверуйте же, о вы, столпы и светочи! Ибо мало в ком из вас вижу я истинную веру, а посему ей! Гряду скоро и сдвину светильники ваши с мест!»

Исайя осторожно закрыл книжечку. Кто сейчас помнит эти – хотя бы эти строчки ? Не говоря уж о других…

«И если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде, и в том, что написано в книге сей.

Свидетельствующий сие говорит, ей, гряду скоро! аминь. Ей, гряди, Господи!..»

Исайя выпрямился. Взгляд его готов был пронзить ночную тьму, и сотворённые (наверняка сотворённые!) Идущим по Следу завесы, но…

А что, если барьеры, которые он встретит, окажутся непреодолимы? Что, если Умники ещё сильнее, чем он полагал, и дело тут вовсе не в Прельщении? «Аз есмь Алфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний». Так? Или не так? Вот в чём вопрос – если, конечно, ещё осталось право на вопросы.

Что с Твердиславом? Что с ним, скрывшимся во мгле Сенсорики? Кем он вернётся – если вернётся? Умником? Или чем-то хуже – апостолом Тьмы, слугой Идущего по Следу? Или же, напротив, – вернётся утвердившимся в своём пути апостолом Света?

Что толку гадать, сказали бы ему. Но ведь когда гадаешь, когда душа твоя всеми помыслами тянется к тому, за кого болеешь, кому страстно желаешь удачи, – то ему, бьющемуся в тенетах Мрака, становится легче, и отступают сомнения…

Был большой соблазн – двинуть по обнаруженному Твердиславом проходу десятка два «гончих», новейших боевых биомехов; эти способны были продержаться какое-то время даже в самой глуби Сенсорного облака благодаря минимуму микрочипов и максимуму специально выращенных живых тканей. Узкие и длинные, похожие на громадных богомолов, невероятно гибкие, способные протиснуться почти в любую щель, несмотря на внушительные размеры, хорошо забронированные, великолепно вооружённые… Но даже они не способны оказались внести перелом. Могли лишь продержаться дольше других своих собратьев. Умники останавливались, встретив на пути не броню и бластеры, а живых людей, тех, что готовы были сражаться, забыв о собственной жизни. А таких с каждым днём становилось всё меньше и меньше; кланы же не оправдывали надежд.

И всё громче и громче звучали голоса недовольных в Совете.

Нет, он не пошлёт мертвых воинов по следу парня. Это Твердиславов крест, ему и нести бремя. До конца, каким бы горьким и страшным оно ни оказалось. Пусть юноша даже не знает, что ныне лежит на весах и что совершается ныне – всё равно. Схватка, где в ход не идут ни мечи, ни огнемёты. Где нет нагло ухмыляющегося тебе в лицо врага, топчущего самое для тебя дорогое. Собственно говоря, врага там и нет вовсе. Он неведом, этот враг. Бестелесен, невидим, неосязаем. Даже он, Исайя, так до сих пор и не столкнулся с Идущим по Следу, он лишь знает, что Враг его – здесь… Незримый поединок идёт сейчас в сердцах – и Умников, и его, Исайи, последователей – или это тоже ему кажется, ему хочется, чтобы так было, а на самом деле и те и другие просто бьются за своё право властвовать над остальным, до сих пор непокорным? Старшие – за право помыкать младшими, младшие – за право избавляться от докучливых старших…

Исайя стиснул голову ладонями. Насколько всё было просто… ТАМ. Враг есть враг, а друг есть друг. Тут же…

Но как бы то ни было, свой долг он исполнит до конца. Если Идущему по Следу суждено взять верх, это, несмотря на весь ужас и всю боль подобного, означает торжество великих, универсальных законов Бытия, постигать которые он начал лишь недавно. Да, да, торжество Идущего неизбежно станет лишь ступенькой к его падению – полному и окончательному. Это произойдёт не сейчас, это произойдёт не скоро, но произойдёт непременно.

Реки возвращаются, чтобы течь опять.

Исайя встряхнулся и, чтобы кровь не застаивалась в жилах, не терпящим возражений голосом приказал Конраду провести короткий кинжальный артналёт на цели, расположенные в таком-то и таком-то квадрате…