Сергей Павлов - Мягкие зеркала
«Стоп!» – в ошеломлении подумал Андрей и каким-то неосознанным, спазматическим, что ли, усилием вернул себя в обычное состояние. Приказал бытавтомату дать на «окно» ночной пейзаж зимнего леса. Глядя в сумрак потемневшего потолка, он поймал себя на том, что возврат в обычное свое «нормальное» состояние нервов и чувств не успокоил, то я не обрадовал. Было грустно.
Пытаясь отвлечься от новых для себя ощущений, он спросил:
– Тринадцать-девять, кто сменил твой индекс на двенадцать-одиннадцать?
– Операторы центрального информбюро.
– Да, разумеется... Когда сменили?
Бытавтомат назвал число, месяц, год.
– Вот как, – проговорил Андрей. – А сегодня какое число?
Автомат ответил.
– Месяц? – добавил Андрей.
Автомат ответил.
Андрей усмехнулся.
– Год?
Автомат ответил и выразил сожаление, что сведениями о названии эры не располагает.
Андрей мысленно вынес бытавтомату каюты приговор: «Ремонтировать надо. Или менять». Он попытался вообразить себе двенадцатилетнюю Лилию, но ничего из этого не вышло. И когда тело стало проваливаться луда-то в мягкую белизну, он расслабился и успел подумать: «За восемь с половиной лет я могу позволять себе роскошь один раз нормально поспать».
...Лавина несла его в узкий проран между обледенелыми скалами. Это было не страшно. Он бежал в бурном снежном потоке навстречу ветру и громко смеялся. И гордо кричал, перекрывая гул грозной стихии: «Старт! Старт, дикая кошка, старт!» – и знал, что непременно поднимется в воздух, и видел, как падают в пропасть обломки утесов, и ступни быстро бегущих ног его были больше этих обломков. Ветер подставил ему свою упругую грудь – он взлетел и, смеясь, распростер напряженные под напором воздушного потока руки над клубящимся снежной пылью ущельем, и белые вершины Гималаев постепенно становились ниже траектории его полета, а над вершинами расцветала исполинская снежная роза...
В такой позе он и проснулся. В воздухе, под потолком. Внизу белел квадрат постели. Но едва Андрей осознал, что невесомости-нет, что с полем искусственной гравитации все в порядке, загадочная подъемная сила моментально иссякла и амортизаторы дивана с шипением приняли на себя увесистого пилота.
Андрей ошарашенно сел, ощупал грудь, руки, колени. Посмотрел на розовые цифры часового табло. Он спал всего полчаса, но чувствовал себя-прекрасно.
– Тринадцать-девять... – произнес он формулу обращения. Собрался было распорядиться насчет привычной одежды, однако раздумал. Какая будет одежда – это теперь не имело значения. Кто-то подбросил ему в гардеробную пакеты с формой космодесантника отряда «Снежный барс». Пусть так и будет. Андрей Тобольский, бывший первый пилот бывшего суперконтейнероносца «Байкал», со спокойной совестью может носить форму «Снежного барса».
Тем более что суперконтейнероносец «Байкал» перестал, очевидно, существовать. База... «Япет-орбитальный»...
– Вам что-нибудь нужно? – спросил автомат.
– Да, – проговорил Андрей. – Мне много чего теперь нужно...
8. Светлана
– Здравствуйте. Кому я тут понадобился, кто хотел меня видеть?
Андрей окинул взглядом гостиную Грижаса (с той поры ничего здесь не изменилось), посмотрел на молодую русоволосую женщину, забравшуюся с ногами в широкое кресло. Женщина сидела у пылающего камина.
– День добрый, – приветливо ответила она. Высвободив руку из-под белой шали тончайшей вязки, указала на кресло рядом: – Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее.
Он сел. Потянулся к теплу, чувствительно исходящему от огня на несгораемо-вечных поленьях. Незнакомка словно бы чего-то ждала. Он покосился в ее сторону. Она улыбнулась – в серых глазах дрожали язычки каминного пламени, – сказала:
– Я чувствую, мне пора представиться. Светлана Аркадьевна Фролова, бывший практикант-медиколог базы «Титан-главный», в настоящее время – медиколог базы «Япет-орбитальный».
– Очень приятно, – сказал он. – Андрей Васильевич Тобольский, бывший пилот, в настоящее время – экзот. И, может быть, даже с приставкой «супер»...
– Хотелось бы, чтобы вам действительно было очень приятно.
Он взглянул на нее.
– А можно, я буду называть вас просто по имени? – вдруг спросила она.
– Сделайте одолжение.
– Но только в обмен на ваше согласие тоще называть меня просто Светлана.
– Считайте, Светлана, мое согласие вы получили.
– Спасибо. Так мне будет легче беседовать с вами на равных, – пояснила она.
– Я понимаю.
– И давайте сразу примем за аксиому: приставка «супер» у вас, Андрей, без всяких «может быть». Истины ради: комплекс присущих вашему организму экзотических свойств уникален. И хорошо, что это известно теперь и вам самому. Вы не напрасно экспериментировали над собой почти сутки...
– А вы, конечно, за мной наблюдали. – Андрей покивал.
Светлана слабо улыбнулась:
– Заглядывать в мемориальную каюту волен каждый.
– При том нетрудно было заметить, что в момент моего появления мемориальная каюта превратилась в жилую.
– Вашего появления... В этом все дело. Надо было понять, кто вы.
– Даже так? Ну я... каков итог?
– Благополучный, одним словом.
– То есть по крайней мере я могу надеяться, что вы не собираетесь меня физически уничтожать?
Серые глаза Светланы расширились.
– Вы... всерьез? – спросила она недоверчиво.
– Вполне.
– Я понимаю... вы раздражены, однако... простите, Андрей, ваша досада выглядит несколько... экстравагантно.
Он не ответил. Смотрел на огонь.
– Будьте со мной откровенны, Андрей.
– Я говорю то, что думаю. Этого мало? – Он продолжал смотреть на огонь.
– Мало. Нужна доверительность в отношениях. Судя по всему, нам с вами предстоит общаться, и... и недоверие друг к дату может превратить такое общение в пытку.
– А вам не приходило в голову, что вы уже отравили мне радость возвращения заговором молчания?
– Чем? – не поняла она. – Заговором?..
– На протяжении суток я никому здесь не был нужен.
– Ах да, ведь вы же ничего не знаете...
– Виноват. Меня приветливо встретили, толком все объяснили.
– Андрей, – перебила она, – не надо иронии. Давайте во всем разберемся спокойно, по-деловому. А главное – по порядку. Допустим, я скажу вам, что за любым, кто появляется на борту базы, в принципе мы должны наблюдать не менее двадцати двух часов. Если, конечно, хотим отделить зерно от плевел со стопроцентной гарантией... Это мое сообщение не вызывает у вас категорического протеста?
– Продолжайте.
– Я сказала: «должны наблюдать». Но мы уже устали от бесконечных наблюдений, сопоставлений, экспериментов, анализов, и на практике привыкли больше доверять опыту, чутью. За восемь лет можно многому научиться. Мне, к примеру, достаточно только взглянуть и... Вероятно, вам трудно следить за моим рассказом?
– Да, но вы продолжайте. Пока мне ясно одно: мое появление здесь после восьми... ты... восьми лет отсутствия – событие для вас вполне заурядное.
– Не совсем так, – возразила она. – Точнее – совсем не так.
– Тогда я ничего не понимаю, – сознался Андрей.
– Я объясню. Дело в том, что ваше внезапное возвращение – случай уникальный, но, к сожалению, здесь он был воспринят именно как событие заурядное. Кроме меня – никто... Впрочем, тут есть своя логика. Ведь появились вы необычайно эффектно: из облака снежного выброса, верхом на лавине, машину вашу трудно было узнать. Десантники южного штурм-лагеря и моргнуть не успели – вы уже были в ангаре «Япета-орбитального». То ли вы не замечали их попыток обратить на себя ваше внимание, то ли...
– А вы загляните в ангар и полюбопытствуйте, на чем я прилетел. Вдобавок у меня кончился кислород.
– Как все совпало!..
– Что совпало?
– Ваше совершенно неожиданное появление, странное поведение на Япете и вдобавок это... Дежурные, которые осматривали ваш устаревший, лишенный даже признаков кислородного обеспечения скафандр, без колебаний приняли вас за эфемера. Ничего удивительного...
– За кого меня приняли? – не понял Андрей.
– За эфемера. Экзот довольно долго может не дышать, но вообще без кислорода обходиться не может. К тому же, в отличие от эфемера... – Она взглянула на Андрея и сама себе скомандовала: – Стоп! Я вижу, этот термин вам незнаком.
– Смысл его я улавливаю, но применительно к человеку слышу впервые.
– Нет, к людям термин «эфемер» неприменим... Вот видите, как бывает, когда пытаешься объяснить все сразу. – Она смущенно улыбнулась, потерла пальцами виски. – Я совсем упустила из виду, что к тому времени, когда вы познакомились с Копаевым, о способности экзотов производить матрично-эфемерные копни функционеры МУКБОПа начинали только догадываться. И конечно, не знали, что эфемерные копии могут существовать лишь от полутора до двадцати двух часов – не более того. Свое существование все эфемеры заканчивают одинаково: быстро деформируются – как бы оплывают – и затем уже спокойно тают лужицей блеска... Первое время нам было очень не по себе. Потом привыкли. Привыкли к частым визитам субъектов в блестящих одеждах, острота реакции притупилась. Вплоть до того, что иногда только взглядом скользнешь – и мимо него, сердешного, дальше...
