Николай Перумов - Враг неведом

Твердислав сел рядом. Лицо у него было угрюмо.

– Слишком уж часто я слышал про неисповедимость Его путей, – сообщил юноша. – А я вот так думаю – что если Он чего-то хочет, чтобы мы сделали, так должен и нам порядок объяснить, ведь верно?

– Может, и верно, – согласился Исайя. Он смотрел на мальчишку, и у него щемило сердце. Неужели и тут – провал? Неужто и здесь – победа того, кого он называл Идущим по Следу, не желая осквернять этот мир подлинным именем своего преследователя?

– Расскажи лучше, что ты видел, попав в облако, – сменил тему координатор. – Хочешь, кстати, что-нибудь перекусить? На голодный желудок истории излагать плохо.

Твердислав покачал головой. К нему уже приходили с этим. Помня слова Всеотца, он рассказал – подробно, как только мог. Сдавленным голосом признался в том, как пытался убить девчонку. Оба старичка, явившиеся его расспрашивать, только вылупили блеклые глаза.

– Так ведь и надо было убить! – решительно заявил один, с тонкой козлиной бородкой. – Ещё немного, и пропал бы ты, парень. Твоё счастье, что наши начали артналёт.

Юноша пожал плечами. Левая ладонь упрямо не желала забывать кровь девочки.

– Нужно повторить, координатор?

– Факты я уже знаю. Расскажи об ощущениях.

Парень был в самом сердце Сенсорики, думал Гинзбург, Сенсорного облака, ужаса и проклятия, сотворённого Умниками. Там не мог выжить ни один человек. Ни один автомат. Там отказывала любая, даже самая примитивная электроника. И только старые добрые пороховые патроны не подводили стрелков. Но этого оказывалось недостаточно. Ни один танк, ни один истребитель, ни одна из наших машин не прорвались через это облако. А ведь известно – сведения стоили жизни доброй сотне лучших, наверное, последних настоящих агентов земной разведки, что эти облака – лишь детские шалости. Что там, где Умники свили гнездо, дело не ограничивается вымышленными мирами, тонким покровом наброшенных на реальность декораций, когда дома оборачиваются скалами, улицы – тропами, а залпы РСЗО – пляской огненных духов.

Что такое истинная Сенсорика, не знал никто, даже верховный координатор Исайя Гинзбург. Об этом знало совсем иное существо… и ещё один, носящий прозвище Идущий по Следу. Собственно говоря, война-то и началась из-за стремления Умников охватить своей Сенсорикой весь мир, все человеческие колонии, раскинувшиеся на пол-Галактики. Поколению Исайи Сенсорика не несла ничего, кроме безумия и жуткой смерти.

Медицина была способна на многое. Клонирование и замена отживших свое органов, выращенных из пары-тройки старых клеток. Биологи вели свой собственный бой с Владычицей Сущего, с безобразной старухой, века и тысячелетия утаскивавшей свои жертвы в чёрную пустоту Ничто. Вели и порой выигрывали. Однако даже они не способны сделать солдат из тех, кто разменял уже третью сотню лет.

* * *

Твердислав напрягся. Видно было, что рассказывать об этом ему не сильно хочется.

– Ощущения… да какие там ощущения! Просто дрался, как с Ведунами. Хотел выжить. Её… Аэ то есть… хотел убить. Не вышло.

– И ты как будто даже рад?

– Рад, – вздрогнув, признался парень. – Рад. Я и ламий – то никогда не убивал… – Он покраснел. Хорошо, что Джей не видит – точно глаза бы выцарапала.

Исайя задумчиво пожевал губами.

– Что ж, я тоже рад. Ведь когда-нибудь эта война кончится. Понадобится кто-то, могущий понять вчерашних врагов.

– Почему же Он сказал, что врага надо истреблять? – прошептал юноша, подтягивая колени и опуская на них подбородок.

– Наверное, Он имел в виду – дать наглядный урок нашей силы… – осторожно предположил Исайя. Надо быть аккуратнее. Парнишка на грани срыва. – А потом можно, наверное, и заключить мир. Пусть каждый идёт своим путём, не мешая другому, верно? А поголовного истребления… не надо, конечно же.

«Мне отмщение и Аз воздам», припомнились слова.

И ещё: «Destraam et aedificabo» , на любимой звонкой латыни. Вот уж воистину «destruam»… Сколько крови понадобится, чтобы вразумить Умников! Сколько смертей, раз уж здесь у него нет иного оружия?

Noli me tangere, не тронь меня, и я тебя не трону… Умники нарушили эту заповедь. Как и все прочие. Не было такого закона, завета или же моральной нормы, которую они бы не отринули. Память отказывалась воспроизводить те жуткие картины, когда мятеж Умников ещё только начинался, и родители смотрели на невинные шалости детишек, не подозревая, что на следующий день семи– и восьмилетние сорванцы начнут резать мам и пап прямо в их собственных постелях.

«Nil admirari, prope res est una, Numici, Solaque, quae possit facere et servare beatum…»

Воистину в многой мудрости много печали. Точнее, даже не в мудрости, а в памяти. Простирающейся много дальше проклятого мятежа.

Твердислав молчал. Парень казался каким-то опустошённым, выгоревшим, точно та звонкая сила и ярость, переполнявшие его, только ступившего на эту землю, исчезли без следа. Скис? Так быстро? Неугомонный бунтарь, прорвавшийся к медицинскому комплексу и вытащивший свою девчонку? Не забыть запросить Алонсо – уж не выжила ли бедняжка чудом? После отбитых голой рукой плазменных зарядов поверишь и не в такое.

– Хорошо, – Исайя поднялся. – Тебе нужно расслабиться. Долечивайся и делай, что хочешь. Ходи, присматривайся… Думай. Уверен, в свой час ты поймёшь, что же именно хотел от тебя Всеотец и в чём будет состоять твоя миссия.

* * *

Твердислав последовал совету. Выпущенный из лечебницы, он обосновался в скромной, по здешним меркам, «конурке» невдалеке от апартаментов самого верховного координатора. Да, наверное, тот прав. Надо присмотреться и не лезть на рожон. Конечно, дома он бы немедля поднял Старший Десяток, и они устроили бы вылазку. Осторожно, прикрывая друг друга… совсем не так, как шли в Озёрную страну за злополучной Ведуньей. Но, поскольку здесь он один, придётся сработать за десятерых.

Он начал с долгих обходов. Поднимался на самый верх и спускался на самый низ. Очень хотелось разузнать, как там обстоят дела дома, что с Джей и остальными, – однако он старательно гнал эту мысль. Старая жизнь сгорела. Возврата к ней нет. Так сказал Всеотец.

Однако именно из-за Всеотца и начались первые неприятности

Заметно было, что Великого Духа призывают и поминают лишь сам Исайя да несколько особо приближённых к нему людей. Остальные же, если к кому и обращались за помощью, так к не совсем понятному чёрту. Твердислав решил выяснить, кто такой этот самый чёрт, чем знаменита его бабушка, почему, отказывая, собеседнику сулят «чёрта лысого», и вообще приписывают этому существу, судя по всему, колоссальные магические возможности. При первом же случае, когда ему снова выпало поговорить с верховным координатором Исайей, он задал этот вопрос.

И вновь странно было видеть, как тот смутился.

– Это… гм… как бы тебе сказать… ну, dii minomm gentium, боги малых племён… Из прошлого, когда верили во всякую чушь… Не обращай внимания, Твердь.

– А почему не поминают Всеотца? – в упор спросил юноша.

– Именно потому, что не поминают, ты и находишься сейчас здесь, – серьёзно пояснил координатор. – Иссякла вера… нет её здесь больше. Вот Умники и берут верх. Пока что.

Твердислав кивнул. Однако тревога не пропала.

Исайя повнимательнее глянул ему в глаза.

– Понимаю, понимаю… О своих думаешь? Мол, как там Джейана, как клан? С кланом всё в порядке. Да и с Джей тоже. Жива, бегает. В клан, правда, не вернулась.

– Почему? – вырвался жадный вопрос.

– Наверное, поссорилась с этой, как её? – Фатимой, – предположил Исайя. – Не кручинься. Впрочем, я понимаю, naturam expelles furca, tamen usque re-curret . Подружку тебе надо.

Твердислав повесил голову. Стыд ожёг, словно удар бича. Молодое и сильное тело, несмотря на раны, требовало своего. Вот только все дни в этом мире он не видел ни единого молодого лица. Интересно, а куда деваются остальные ушедшие из кланов?

– Нет, – выдавил он. – Никого мне не нужно.

– Это почему же? – весело поднял взгляд Исайя.

– Слово дадено, – нехотя пояснил Твердислав. – Не надо нам об этом, а?

– Конечно, конечно, – охотно согласился верховный координатор. – Ты, я так понимаю, спрашивал про клан? Про кого именно? У меня есть информация. Я запрошу детали…

– Нет, – внезапно отказался юноша. С кровью на руках не возвращаются в клан. Даже в мыслях. А от крови странной девочки Аэ – пусть даже она и осталась жива! – ему не отмыться. Долго ещё не отмыться.

…Тот разговор кончился ничем. Собственно говоря, почти все разговоры здесь кончались ничем. Странно как-то получалось – здесь не поминают Великого Духа даже в мыслях, здесь – страшно подумать! – в него даже не верят, почти никто не верит, кроме небольшой лишь горсточки, а Он по-прежнему не отымает своей длани от лишившихся пути людей, подставляя избранных своих чад под когти, клыки и заклятия Ведунов…

…Город медленно умирал. Жизнь брезгливо поджимала ноги, забираясь повыше, к нарядным террасам, где скудно зеленела какая-то поросль, где мигали яркие огни, где обитатели некогда великой столицы земной расы старательно делали вид, будто ничего страшного не происходит.