Сергей Павлов - Мягкие зеркала
Честь разведчика неумолимо требовала проверить догадку экспериментом. Боясь раздумать, Андрей включил манипулятор и на ходу погрузил его гибкий, изогнутый крюком конец в кисельно-облачную, густую на ощупь, вязкую массу справа по борту.
Настолько быстрого ответа он, признаться, не ожидал: сверхвизг ударил по нервам через минуту... Ударил очень тяжело. Гораздо тяжелее, чем в прошлый раз, будь оно неладно!..
Едва опомнившись и уже не обращая внимания на пространственную иллюзию и не останавливая «Казаранга», Андрей метнул манипулятор в другую сторону – слева по борту. Металлизированное щупальце увязло в туманно-клейком веществе стены. «Слева то же самое, – подумал Андрей, втягивая манипулятор в корпус драккара. – Через минуту жди подзатыльника».
Но ждать пришлось дольше. Одна за другой истекали минуты – пять, шесть, семь, восемь, – и ничего особенного не происходило, «Казаранг» неторопливо продолжал свой путь. Андрей уж было приободрился. Уверовал, что левую стену можно щупать манипулятором безнаказанно. А на девятой минуте (вот оно!) заскрипели ржавые петли...
«С меня довольно, – решил он, выравнивая дыхание после радиоакустического удара. – Не-ет, довольно с меня, довольно!»
Он чувствовал, что его издерганным нервам позарез нужен отдых. Остановить бы машину на два-три часа, чтобы ни за чем не следить, ничего не ждать, ни о чем не думать. Хотя бы на час. Ну хотя бы на тридцать минут... Он не мог позволить себе остановить движение «Казаранга» ни на минуту. Ведь не ради собственного любопытства он сюда сунулся. Лично ему разглядывать Гору Тумана снаружи было куда интереснее, чем изнутри. Во всяком случае, предпочтительнее. Но как разведчик гурм-феномена он просто обязан идти вперед, пока позволяют обстоятельства. Ведь неизвестно, сколько времени просуществует расселина – единственный, очевидно, доступный машине лаз к сердцевине кисельно-туманной громадины, – вдруг стены слипнутся. Вообще говоря, если это произойдет, его положение станет опасным. Или скорее всего – безвыходным. Он старался об этом не думать.
Еще у входа в ущелье у него была мысль приподнять драккар на флаинг-моторах и не мешкая пронестись между стенами на доступное катеру расстояние – чтоб побыстрее назад. Но за кормой остались километры промеренной ступоходами цепочки ямок, а ему так и не захотелось использовать здесь флаинг-моторы. И хорошо, что не захотелось. Если этот кисельно-туманный «коктейль» очень нервно, болезненно реагирует на уколы манипулятора – трудно даже вообразить реакцию на удары плазменных струй. Довольно экспериментов. В чужом монастыре следует действовать, исходя из факта существования чужого устава...
– Временно, – вслух поправил себя Андрей, не в силах совладать с охватившим его чувством непримиримости в туманной громадине.
Это чувство придало ему бодрости. Он знал теперь, что ничего в нем нет от чужаков. По крайней мере, в голове. С головой все в порядке. Чужакам удалось окатить его зеркальной дрянью с головы до ног и даже, может быть, накачать блистающей мерзостью до бровей, но переделать в нем мысли и чувства на свой лад для каких-то своих инозвездных нужд им не удалось. И никогда не удастся. Если, конечно, верить в искренность адресованных чужакам проклятий Мефа Аганна...
Цепочка ямок-следов, как и созданная ею прямая расселина, вела все дальше по неровному, грязному, хрупкому льду километр за километром, взбираясь на бугры, ныряя в ложбины. Нескончаемое однообразие пунктирной тропы и теснота расселины действовали угнетающе. С этой тропы никуда не свернешь, хоть тресни. Впрочем, довольно с нее и того, что она вообще куда-то ведет.
«Казаранг» преодолел очередной подъем – внешний склон вала крупного кратера, – лучи передних фар высветили в глубине темной щели какое-то серое пирамидальное сооружение... Андрей обеспокоенно вгляделся. Ощупал странное препятствие лучом лидара. Наконец понял: это вершина центральной горки в довольно глубокой, залитой тенью кальдере.
Он включил фотоблинкстер, высветил на обведенном синей окружностью участке карты южную точку (вход в ущелье), соединил ее голубой линией с центром Пятна. Голубая линия пересекла по диаметру только один кратер с центральной горкой – двухкилометровый кратер N_590.
Андрей остановил машину. И отсюда видно: для ступоходов этот холм заледенелой грязи слишком крут.
Хочешь не хочешь, леший его побери, флаинг-моторы придется использовать...
Андрей медлил, разглядывая препятствие, оглаживая пальцами в перчатках гашетки обеих рукояток управления. Он ни в малой степени не сомневался, что перелет вдоль расселины даром ему не пройдет и что последствия даме короткого перелета долженствуют быть если не катастрофическими, в полном значении этого слова, то непременно серьезными и суровыми – к иным себя не готовил. Ах, чертов пузырь!..
– Выполняю флаинг-маневр, – сообщил он о своих намерениях. – Взлет над центральной горкой кратера номер пятьсот девяносто, импульс для баллистического перелета по диаметру кратера, посадка на внешний склон северной стороны кольцевого вала. Маневр выполняю с подстраховочной программой автопосадки. Мало ли что... Думаю, первый изгиб пунктира круглых следов – то есть первый виток вокруг сердцевины гурм-феномена – доведется мне встретить вблизи от места посадки.
Стартовый рывок. Андрей сощурился: не успела уйти вниз темная полоса ледорита – резко, почти вдвое, возросла площадь участков стен, отражающих свет катера. Очень живо ему представилось, как в такой обстановке выглядит со стороны взлет «Казаранга». Будто вспорхнул испуганный фиолетовой молнией огромный, сверкающий разноцветьем огней мотылек с исполинскими, немыслимого размаха белыми крыльями... «Сознание полностью здесь я еще не терял», – с надеждой подумал Андрей.
Действительно, и теперь сознание потускнело, но полностью не померкло. Скоро об этом пришлось пожалеть. Сразу после выверта. Пожалеешь, если внезапно, без всяких предупреждений какой-то фокусник-сумасброд выдергивает из-под тебя машину, одним махом вспарывает и выворачивает наизнанку скафандр, а тебя самого, беспомощного, совершенно очумелого, рывком швыряет в необъятный простор какого-то необыкновенного студенисто-глянцевого мира... А в этом мире, выколотив из твоей головы девять десятых остатка соображения и начисто перекрыв тебе кислород, эстафету пыток перехватывают более жестокие сумасброды: тебя сжимают в комок, скручивают, растягивают на мегапарсеки, впрессовывают в точку и наконец взрывают. Разлетаясь мириадами блистающих осколков, твой взорванный мозг вдруг ни с того ни с сего вспоминает, что на Обероне лиловый скафандр Асеева перед гибелью командора стал белым... Дальше все тонет в смолисто-плотной, абсолютной тишине. Абсолютное безвременье...
Пришел в себя – будто проснулся. Приоткрыл глаза, увидел расселину «вверх ногами», опять опустил тяжелые веки. Не хотелось смотреть на эти раскачивающиеся белесые стены. Осточертели ему эти стены. Он подождет, когда они успокоятся. А за это время обдумает текст сообщения. От каторжной необходимости внятного изложения странных событий в устном докладе никуда ведь не денешься... Его размышлениям сильно мешало два обстоятельства. Первое: языком ворочать до того не хотелось, что он не знал, сумеет ли сейчас выдавить из себя хоть слово. Второе он никакого понятия не имел о сути экзотического действа, участником которого только что был.
Андрей увеличил приток кислорода в дыхательную смесь (несколько глубоких, до боли в груди, вдохов). Быстрый обзор индикаторов – основные системы драккара в порядке. Взгляд вперед, затем – вниз, вверх. Вид расселины изменился. Автоматика выбрала для посадки изрытый мелкими ямками-кратерками участок почти совершенно черного ледорита, и расселина здесь шире. Черт с ней, с расселиной...
Все еще несколько ошалелый, он взглянул на свое отражение в зеркале, прикоснулся к штативу с намерением изменить зеркальный угол обзора кабины, да так и обмер с поднятой рукой. Это было не его отражение!
Андрей инстинктивно сделал попытку вскочить – не пустили фиксаторы. Тот, в зеркале, продолжал сидеть неподвижно – руки покоились в желобах подлокотников, лица не видно – по стеклу гермошлема ползали и прыгали, радужно переливаясь, блики индикаторных огней. Не отрывая взгляда от зеркала, Андрей отстегивал защелки фиксаторов. Отстегнул, с трудом развернул корпус вправо и уставился на пришельца. Точнее – на появленца. Невесть откуда появившаяся в ложементе второго пилота фигура была в скафандре типа «Снегирь». «Десантник с „Виверры“?!» – очумело подумал Андрей. От геккорингов до гермошлема «Снегирь» лоснился несвойственным ему глянцевым блеском.
Шевельнулось подозрение: «Может, это просто футляр без фигуры?»
По причине полной своей неподвижности скафандр-подкидыш выглядел необитаемым. А из-за странного блеска верхней теплоизоляционной оболочки – новым и совершенно чистым... «Стереоизображение, – вдруг догадался Андрей. – Сингуль-хроматические эффекты». Естественно, он не мог вообразить себе механику здешних «телевизитов», однако полная идентичность «Снегирей» в левом и правом пилот-ложементах утвердила его в подозрении, что разглядывает он все-таки свой собственный стереопортрет, каким-то образом (во время выверта, должно быть) возникший справа и стабильно там зафиксированный. «Здесь, видимо, это несложно, – подумал он. – Явиться с телевизитом к самому себе – раз чихнуть».