Саймон Кларк - Ночь триффидов

В течение двух последующих недель солнце с каждым днем становилось все ярче и ярче. Утром и вечером небеса по-прежнему пылали красным адским огнем, но в полдень, как правило, обретали почти привычную голубизну. Цвет самого светила изменился с темно-красного до ярко-оранжевого. Обычное солнечное сияние пока не вернулось, но Земля, по-видимому, находилась на правильном пути, и это согревало сердце. Я регулярно виделся с Керрис Бедеккер. И очень скоро мы без всяких дураков стали тем, что некоторые называют единством. Воздушные налеты пока не повторялись. Утром после затемнения газеты и телевидение передали сообщения, которые сводились к следующему: “Воздушные бандиты изгнаны”. Далее следовал рассказ о прошлых зверствах, таких, например, как расстрел с воздуха беззащитных рыбачьих лодок. Несчастные рыбаки, как я понял, погибли от рук какой-то фракции Квинтлинга. Покончив с воспоминаниями, ТВ, газеты и радио поздравляли всех сограждан с очередной победой над силами зла. Ночное событие вскоре забылось, и жизнь вернулась в привычное русло. Я продолжал обследование великого города. Чаще всего – в обществе Керрис, иногда – в компании Гэбриэла Дидса и Кристины. Бывшая дикарка шагала вперед семимильными шагами. После того как ее постригли и переодели в нормальное платье, она практически перестала чем-либо отличаться от своих нью-йоркских ровесниц. Словарный запас Кристины расширился неимоверно, но она по-прежнему не избавилась от привычки вытягивать при виде меня палец и выпаливать с лукавой усмешкой: “Человек Бум-Бум!” Во время экскурсий мы посещали развлекательные центры, катались в подземных поездах, знакомились с художественными галереями или сиживали в барах, наслаждаясь чарующей музыкой Гэбриэла и его друзей. Время от времени мне приходилось напоминать себе, что я здесь не дома, что мой дом – крошечный остров по ту сторону Атлантики. Откровенно говоря, воспоминания об этом островке делались все более и более расплывчатыми. Казалось, я проспал первые тридцать лет жизни и пробудился в тот день, когда ступил на землю Нью-Йорка. Подобные мысли приходили мне в голову в основном благодаря Керрис. Несмотря на то что прошло очень мало времени, я с трудом представлял, как смогу уехать на свой остров, оставив ее здесь. Если бы мои мысли могли распространяться в эфире наподобие радиоволн и достигли того холодного разума, о котором я упоминал ранее, это новое воплощение Макиавелли ответило бы на них самодовольной улыбкой. Кто-то кому-то позвонил по телефону, и все было мигом улажено.

– Дэвид, – сказала Керрис, глядя на свой бокал, когда мы в перерыве между фильмами потягивали вино в баре кинотеатра, – могу я тебя кое о чем попросить? – Давай, – улыбнулся я, – выкладывай. – Я знаю, это звучит старомодно, но не мог бы ты встретиться с моим отцом? – Разумеется. С удовольствием. Она еще ни разу не упоминала о своих родителях, поэтому, должен признаться, предложение показалось мне, мягко говоря, неожиданным. Тем не менее я его охотно принял.

– А с твоей мамой я встретиться смогу?

– Боюсь, что это невозможно. Ну вот, я снова споткнулся о собственную ногу.

– Прости, Керрис, я не хотел…

– Нет-нет, – она успокаивающе подняла руку, – просто мама умерла, при родах.

– Мне очень жаль.

– Не надо извиняться, ты не мог этого знать. – Керрис похлопала меня по колену и добавила: – Допивай вино, вот-вот начнется фильм. Рекламный плакат в вагоне подземки возвещал начертанными красными чернилами огромными буквами: “НЬЮ-ЙОРК – обитель лучших умов, самых ярких людей и величественных строений!” Заметив, что я читаю плакат, Гэбриэл Дидс усмехнулся:

– Это на случай, если мы вдруг забудем.

– Неужели вы хотите сказать, что фанфары здесь звучат слишком громко?

– Нет, почему же, – сказал он с еще более широкой улыбкой. – По-моему, эта фраза – само совершенство. В ней все в меру.

– Все-таки мне показалось, что я уловил в ваших словах долю иронии. Он только пожал плечами и посмотрел в окно. Поезд въезжал на ярко освещенную станцию. Пассажиров в вагоне было не очень много – три черные женщины и двое слепых мужчин. Сквозь стекло дверей на торцах вагона я видел, что в соседних вагонах все пассажиры белые и зрячие. Поначалу я не заметил, что на окнах вагона, в котором я ехал, имелась надпись: “Для черных и слепых”. Одна из негритянок бросала на меня любопытствующие взгляды.

– Не беспокойтесь, мистер Мэйсен, – произнес Гэбриэл, как всегда спокойно и негромко. – Нет никаких правил, запрещающих вам ездить в этом вагоне.

– Гэбриэл, неужели вы забыли, что меня зовут Дэвид? – спросил я, ощущая некоторую неловкость.

– В некоторых общественных местах я, с вашего позволения, стану обращаться к вам “мистер Мэйсен”.

– В таком случае я буду говорить тебе “мистер Дидс”.

– В результате, мистер Мэйсен, вы получите мягкий выговор от копа, а меня будут ждать серьезные неприятности. Вы понимаете, мистер Мэйсен?

– Понимаю… Гэбриэл.

– Пусть вас это не тревожит. Всего лишь один из наших обычаев. Вы скоро привыкнете. Их обычаи не вызывали у меня восторга, но я предпочел промолчать. Поезд подкатил к станции “Коламбус-серкл”, все пассажиры, кроме меня и Гэбриэла, вышли из вагона. Двое слепых мужчин бодро зашагали по платформе, постукивая перед собой палочками.

– Итак, – начал Гэбриэл, как только двери вагона закрылись, – что вы хотели бы взять себе из нашего рая?

– Многое, но сегрегация слепых и черных меня не интересует.

– Думаю, это всего лишь… Я решил, что он употребит слово “аберрация”, но вместо этого услышал:

– …явление переходного периода. – Я бы скорее назвал это явление ужасным. Он пожал плечами:

– Когда все ослепли, в Нью-Йорке, как вы, наверное, понимаете, воцарился хаос. Из семи миллионов жителей зрение потеряли примерно девяносто восемь процентов. Они умирали от голода в своих домах или на улицах. Лишь обитавшее в городе зверье не голодало. – Гэбриэл со значением кивнул. – Триффиды перешли по мостам и убили большинство тех, кто сумел выжить, но – надо отдать им должное – при этом они очистили мостовые и тротуары от трупов. Потом, лет двадцать назад, в устье Гудзона вошла армада судов. Теперь это событие носит название “Чудо ста кораблей”, и каждый год в апреле мы празднуем этот день. Пришельцы очистили остров, им помогали продолжавшие цепляться за жизнь обитатели колоний и жители Лонг-Айленда.

– Представляю, какими жертвами это удалось сделать.

– Да, потери были огромными, но эти парни, которые увидели в Манхэттене естественную крепость, оказались провидцами. Они совершили невозможное. Миллионы тел, которые триффиды не могли извлечь из домов, были похоронены в море. Эти люди восстановили подачу энергии, водоснабжение и вымели с острова триффидов. Но и это еще не все. Они разыскивали людей по всему континенту, привозили их сюда, обеспечивали жильем, давали работу и – что самое важное – вселяли в них надежду.

– И кто же здесь управляет?

– Тетрархи.

– Тетрархи? Если я ничего не путаю, это что-то из истории Древнего Рима?

– Да, – кивнул Гэбриэл, – вы ничего не путаете. Если римская провинция делилась на четыре части, то во главе каждой из частей стоял тетрарх. У нас разделение проведено не по географическому, а по административному признаку. Каждый тетрарх несет ответственность за определенные правительственные функции. Генерал Филдинг отвечает за оборону, внешнюю политику и контроль за триффидами. Внутренняя политика и вопросы ресурсов являются сферой деятельности доктора Вайсмана. Валери Зито занимается проблемой численности населения, а Джо Гарибальди заправляет всем, что связано с развитием промышленности.

– Их избирают?

– А как обстоит дело с вашими боссами?

– Предполагается, что в ближайшем будущем их будут избирать.

– Точно так же обстоит дело и у нас, – улыбнулся Гэбриэл.

– Полагаете, эта система действует эффективно?

– Да, очень.

– И они вам нравятся?

– Нравятся? Не знаю, но я их уважаю.

– Но нравятся они вам или нет? – не унимался я.

– Разве мои симпатии и антипатии могут иметь значение, чтобы решать, справляются ли власти со своей работой?

– Аргумент принят, – с улыбкой сказал я.

– А вы не пытались задавать те же вопросы Керрис?

– Нет. Думаете, стоит?

– Любопытно было бы услышать ее ответы, – пожал плечами Гэбриэл, – особенно о генерале Филдинге.

– Почему именно о генерале Филдинге?

– А разве она вам не сказала?

– Не сказала – о чем? – с недоумением спросил я.

– Генерал Филдинг – ее отец. – Гэбриэл кивнул на двери вагона: – Наша остановка, пора выходить.

Глава 18

ДИСКУССИЯ

– Я не думала, что это имеет значение, – беззаботно ответила Керрис, когда мы брели по улице, радуясь вечернему солнцу.

– Твой отец управляет городом, и это, по-твоему, не имеет значения? – удивился я. – Большинство людей не стали бы держать это в тайне. Только подумай, как положение отца могло повлиять на твою карьеру!