Саймон Кларк - Ночь триффидов

– Великий Боже! – восторженно прошептала Керрис. Мои слова, видимо, произвели на нее сильное впечатление.

– Мой отец и парень по фамилии Кокер разработали технологию. – Это было похоже на хвастовство, но сдержать себя я не мог. – Сейчас у нас есть три завода, работающих по методу Мэйсена-Кокера. Их общая производительность составляет примерно пять миллионов галлонов в год.

– Думаю, что вас, Дэвид, нам послала судьба. – Она глубоко вздохнула. – Если ваши специалисты помогут нам построить перегонный завод Мэйсена-Кокера, мы разом решим все энергетические проблемы. Или почти все.

– Для этого вам потребуется всего лишь множество триффидов.

– Триффидов? Никаких проблем, этих тварей у нас более чем достаточно. – Теперь мы шли по улице, ведущей к реке. Этот водный поток был гораздо уже Гудзона, его ширина не превышала пары сотен ярдов. – Можете взглянуть на них, – добавила Керрис, прикоснувшись к моей руке. Я посмотрел в указанном направлении. Противоположный берег реки был довольно крутым, и на его верхней кромке возвышался ряд разрушенных домов.

– Так называемые Бруклинские высоты, – пояснила она. – Там мы по вполне очевидным причинам бываем крайне редко. Я увидел триффидов. Миллионы и миллионы гнусных убийц. Неподвижных и молчаливых. Мне никогда еще не приходилось видеть такой концентрации растений, и при этом столь огромных. Они покрывали каждый квадратный дюйм земли, заросли распространялись в обе стороны насколько хватал глаз. Триффиды толпились у самой кромки, а один из них даже вошел в воду и стал похож на какого-то зловещего представителя мангровых лесов. Я прекрасно понимал, почему они столпились именно здесь. От поля, которое без преувеличения можно назвать хлебной корзиной более чем трехсот тысяч человек, их отделяла лишь узкая водная преграда. Их влек сюда шум города, манило присутствие множества людей, служивших вкусной пищей… Я содрогнулся, представив последствия вторжения такого количества триффидов. Казалось, я вижу, как их отряды бредут и растекаются по улицам Манхэттена.

– Да, теперь я понял, что недостаток сырья вам не угрожает, – после довольно продолжительного молчания заметил я.

– Именно, – согласилась Керрис. – И так повсюду. – Она сжала мне руку (естественный жест человека, ищущего поддержки перед лицом врага) и со слабой улыбкой закончила: – Да, мы находимся в осаде. В тот же вечер мы с Керрис отправились в ресторан, расположенный рядом с моим отелем. Она сразу взяла меня под руку, что, надо признаться, доставило мне удовольствие. На улице мы нос к носу столкнулись с Гэбриэлом. Судя по реакции, гигант был искренне рад встрече.

– Мы собираемся поужинать, – сказал я, кивая в сторону ярко освещенного ресторана. – Не хотите составить нам компанию? Он посмотрел на Керрис. Когда их взгляды встретились, мне показалось, что я совершил какую-то вопиющую бестактность. Возникшая неловкость была почти физически ощутима.

– Увы, мне надо бежать. Тем не менее спасибо. Я заскакивал в ваш отель взглянуть, как вы устроились.

– Благодарю, Гэбриэл, очень мило с вашей стороны. Не могли бы вы дать мне ваш телефон? Пора хорошенько вздуть вас за теннисным столом.

– Полагаете, я недостаточно вас колотил? – рассмеялся он. – Вот моя визитка. Не обращайте внимания на телефонный номер в верхней части. Это рабочий. Домашний – внизу. – Он поднял воротник, чтобы защититься от холодного ветра, и заторопился прочь.

– Пошли, Дэвид. Ноги у меня просто заледенели. Мы поспешили в гостеприимное тепло ресторана. Интересно, почему между Керрис и Гэбриэлом возникло чувство неловкости, когда я пригласил его присоединиться к нашему ужину? Может быть, когда-то в прошлом у них были романтические отношения? Но мои размышления на эту тему оказались очень недолгими. На дверях заведения я увидел надпись: “Только для белых и зрячих”. Заскрипев зубами, я прошел следом за Керрис в ресторан. Эта запретительная надпись совершенно убила мой аппетит, и я лениво ковырял вилкой в тарелке с прекрасной на вид и на вкус пищей. Керрис ничем не показала, что заметила мою реакцию на расистское объявление. Она совершенно спокойно отрезала себе кусок телятины и положила в центр тарелки, так чтобы он со всех сторон был окружен соусом. Мы говорили об окружающих Манхэттен триффидах. Керрис заверила меня, что они не настолько опасны, как мне показалось.

– Простите меня за то, что я позволю себе маленькую игру с пищей, – начала она. – Представьте, что вот этот серебристый кусочек телятины – остров Манхэттен. От континентальной Америки его отделяют три реки. Гарлем-ривер, противоположный берег которой вы видели этим утром. Это самая узкая преграда, и триффидов там видно лучше всего. Но триффиды концентрируются также по берегам Гудзона и Ист-ривер. По имеющимся приблизительным оценкам, вокруг острова, в местах, именовавшихся ранее Квинсом, Бруклином, Бронксом и Нью-Джерси, собралось не менее семидесяти миллионов триффидов. По счастью, между нами и ими имеются водные преграды. Думаю, нет необходимости говорить о том, что во всех тоннелях и на мостах, соединяющих нас с континентом, возведены прочные заслоны.

– Да… И это не считая тех сотен миллионов триффидов, которые заполонили другие районы страны?

– Именно. То, что раньше было Соединенными Штатами Америки, для посещения людьми закрыто.

– Сколько человеческих поселений, по вашим сведениям, имеется на этой стороне Атлантики?

– Очень немного. А в континентальной части, насколько нам известно, ни одного. Большая часть колоний расположена на островах дальше к югу. И еще несколько поселений на островах Великих озер.

– Вам удалось установить с ними контакты? – Практически нет. За последние тридцать лет самоизоляция поселений только усилилась. – Где и как вы берете дерево для переработки в спирт?

– Выше по Гудзону работают бригады лесорубов. Их, естественно, очень хорошо охраняют на случай нападения триффидов. Лес сплавляется по реке к установкам промышленной перегонки. Винокуренный завод расположен на северной оконечности острова.

– Вы сказали, что население острова насчитывает триста тысяч человек?

– Да. И очень быстро возрастает.

– Но как вам удается всех прокормить? – Я оглядел посетителей ресторана. – Телятина, свинина, устрицы, сыры. Полный ассортимент овощей, не говоря о кофе и табаке. Как вы ухитряетесь производить всю эту роскошь в местах, на девяносто процентов состоящих из бетона?

– Ответ прост. Мы этого не производим. Большую часть продовольствия мы импортируем с островов Карибского моря.

– Вот как?

– Да. Несколько островов мы смогли очистить от триффидов.

– Для этого, видимо, потребовались колоссальные людские ресурсы?

– Как это звучит по-латыни? – Она немного подумала и сказала: – Labor ominia vincit.

– Терпение и труд все перетрут, – осмелился я на вольный перевод.

– Именно. “Труд победит все”, если быть более точным. Мы непринужденно болтали, хотя, должен признаться, объявление “Только для белых и зрячих” повергло меня в шок. Ничего подобного я раньше не видел. Здесь существовал искусственный барьер между белыми и черными, зрячими и слепыми. Когда я прибыл в Нью-Йорк, у меня создалось впечатление, что мне преподнесли необыкновенно красивый и сладкий торт. На деле получилось так, что, откусив пару кусков, я обнаружил под слоем прекрасного крема отвратительную начинку. Я пытался убедить себя, что это совсем иная земля с другими порядками и обычаями. И не обязательно все они должны отвечать моим взглядам и вкусам. Я не гожусь в судьи хотя бы потому, что нравы моей страны могут казаться другим столь же странными, как мне – нравы обитателей Нью-Йорка. Однако мое мнение об этом сверкающем мегаполисе, так же как, впрочем, и те планы, что я строил на будущее, не играли никакой роли, ибо когда я, весело болтая, ужинал с Керрис, на меня обратило внимание существо, наделенное острым и холодным разумом. Это существо взглянуло на меня так, как опытный шахматист смотрит на доску, чтобы найти в позиции неожиданные и ранее не замеченные им варианты усиления игры. Оно увидело во мне важный элемент будущей стратегии. Ничего не зная, я стал тяжелой фигурой в его хитроумной партии. Возможно, как раз в тот момент, когда я, обмениваясь шутками с Керрис, заказывал кофе, этот человек принял окончательное решение и отдал необходимые приказы. Затем он откинулся на спинку кресла и стал ждать развития событий.

Глава 16

РИТМЫ НОЧИ

Керрис предложила после ресторана заглянуть в бар, где играла живая музыка. Я ожидал, что мы проглотим там пару коктейлей под негромкие звуки приютившегося где-то в углу фортепьяно. Но ожидания не оправдались, и мне пришлось познакомиться с еще одной стороной местной культуры. В дальнем конце помещения на возвышении находился оркестр, состоящий из электрогитар и работающих через усилитель ударных инструментов. Шум они производили просто феноменальный. Как только я переступил порог, на меня обрушилась лавина звуков. На танцевальной площадке в бешеном ритме, не обращая ни на кого внимания, тряслись несколько человек. Керрис что-то прокричала мне в ухо. Кричала она, видимо, громко, поскольку моя барабанная перепонка едва не лопнула. Но слов я все-таки не разобрал. Широко ухмыляясь, я жестом показал, что ни черта не слышал. Она прокричала еще раз и теперь с такого близкого расстояния, что ее губы защекотали мне ухо. – Манхэттен-блюз! Я не знал, что это должно означать: название песни, наименование оркестра или манеру исполнения. Но эта громогласная музыка никого не могла оставить равнодушным. Ударные ритмично сотрясали воздух, а гитары выводили мелодию, имитируя рыдающий человеческий голос. В одном из гитаристов я, к своему величайшему изумлению, узнал Гэбриэла Дидса. Я словно зачарованный следил за танцорами. В помещении было жарко, как в топке, а многочисленные любители выпить, истекая потом, непроизвольно дергались в такт оглушительным ритмам. Музыка играла минут двадцать, и гитара Гэбриэла без пауз переходила от лирической мягкости звучания к тревожным воплям и вою, более всего напоминающим рев пролетающего над самой головой реактивного истребителя. Когда Гэбриэл играл, его взгляд был устремлен над нашими головами куда-то вдаль, словно стены бара распахнулись и перед ним открылись картины рая. Чем больше я вслушивался в звуки гитары, тем сильнее мне слышались пронизывающие музыку боль и тоска. Как только музыка умолкла, Керрис взяла меня за руку и подвела сквозь толпу к сцене. Гэбриэл, прислонив гитару к большому, как чайный буфет, усилителю, вытер полотенцем шею и смахнул капли пота со лба.