Алексей Лютый - Х-ассенизаторы: Ответный плевок

– Шо, товарищ майор? – удивлению Пацука, казалось, не было предела. Есаул осмотрелся по сторонам. – А, уже прибыли? Ну, тогда затихаю, – и Микола скрылся в палатке, заменяющей столовую…

С момента последнего собрания на базе “икс-ассенизаторов” прошло около недели. Раимов действительно в точности выполнил свое обещание. И не только отправил бойцов в лес, но и сам пошел с ними. Дабы агенты окончательно не распустились на вольных хлебах. Впрочем, так действовал майор не из садистских побуждений или извращенной, неприемлемой для любого профессионального военного любви к дикой природе. Загнать бойцов в первобытные условия ему предписывало распоряжение Президента, в котором черным по секретному бланку было написано, что “ни в коем случае нельзя допустить обнародования имен секретных агентов”. Вот Раимов и подстраховался, уведя бойцов с базы. Уж он-то про папарацци немало слышал. С них станется и стройбатовцем прикинуться, и общественным туалетом, лишь бы новую сенсацию в газеты пропихнуть!

На сборы агентам Раимов дал два часа, а сам в это время занялся обустройством ученых, занятых в осуществлении проекта. Их личности раскрывать также не рекомендовалось, но выгнать гениев в лес майор просто не мог. Во-первых, потому что сомневался в том, выходил ли кто-нибудь из ученых хотя бы в ближайший к прежнему месту жительства парк. Во-вторых, Раимов был человеком в меру дальновидным и мог себе представить, что будет, когда ученые обнаружат в своих палатках полное отсутствие исследовательского оборудования. А в-третьих, майор просто опасался за здоровье научного персонала базы. И вполне справедливо! Поскольку никто из спецназовцев после нескольких дней, проведенных в обществе ученых, не удержался бы от того, чтобы не утопить Гобе в болоте или не завести Зубова в бурелом и не оставить там доказывать теорему Ферма первому попавшемуся бурому медведю.

Именно во избежание всех этих неприятностей и неудобств ученых следовало оставить на базе, но сделать так, чтобы те ни в коем случае не могли встретиться с солдатами, занятыми в восстановлении разгромленных отсеков и укреплении всех прочих. Задача оказалась крайне сложной. И потому, что приучить светил науки к элементарной дисциплине за пару часов было просто невозможно, и от того, что укреплять стены лабораторий стройбатовцам тоже нужно было. И в этом деле без присутствия хозяев помещений обойтись бы никак не удалось!

Раимов ломал голову над этой проблемой очень долго, но решить ее никак не мог. Майор уже начал подумывать об экстренной связи с Центром и консультациях с вышестоящим начальством, но выход нашелся внезапно. И был он прост, как все гениальное. Замученный раздумьями, Раимов уже потянулся к телефону, как вдруг заметил Пацука, уже полчаса прыгающего перед видеокамерой наблюдения для того, чтобы привлечь внимание начальства.

– Что тебе еще надо? – раздраженно поинтересовался майор. – Сразу предупреждаю, что сала в лесу не будет. Ни как пищевого продукта, ни в качестве жировых прослоек ваших организмов.

– И вы туда же? А я-то думал, что вы татарин, а не москаль, – горестно вздохнул есаул, поправляя на голове оселедец. – А я, между прочим, о деле радею, а не о чьем-нибудь животе. Спросить хотел, нужно ли вязаные маски с собой брать, да, видимо, теперь не буду спрашивать. А то воно ж как получается?..

– Маски?.. А это мысль! – майор радостно хлопнул в ладоши. – Объявляю благодарность, агент Пацук. – И, не ответив есаулу, помчался в научный отсек.

Гобе идею о масках принял скептически, заявив, что он может так заговорить солдат, что те не только его лицо, но и свое имя забудут. Однако Раимов пойти на такие крайние меры не разрешил, и доктору пришлось согласиться с тем, что он должен надевать маску каждый раз, когда не будет находиться в одиночестве. Хиро Харакири пожал плечами и, померив шапочку с прорезями для глаз и рта, пришел к выводу, что работать она не мешает, и поэтому возражать в ответ на распоряжение майора не стал. А с Зубовым получилось и того проще. Едва Раимову удалось натянуть на голову гения маску спецназовцев, как профессор тут же о ней позабыл. И майор сомневался, вспомнит ли Зубов о том, что находится в шапке хотя бы к моменту возвращения группы из леса.

Четверо агентов во главе с Раимовым двигались от базы ровно двенадцать часов, придерживаясь северного направления. И только встретившись с грибниками, заблудившимися под Москвой три года назад, майор решил, что группа уже достаточно удалилась от базы и теперь может остановиться. Грибникам дали компас, пинков в дорогу и отправили на родину, а сами начали обустраивать временный лагерь, каковой должен был стать бойцам родным домом ровно на неделю.

А дальше пошли армейские будни в экстремальных условиях – сухпаек, жесткая постель, постоянные боевые учения и наряды по кухне, которые, впрочем, почти одному Пацуку и доставались. Один раз Раимов вызывал по рации с базы самолет для подвоза боеприпасов и продовольствия, а все остальное время единственными новыми лицами в лагере были те, которые от скуки рисовал Зибцих. Выяснилось, что снайпер не только обладает отличной наблюдательностью, но еще и умеет художественным образом свои наблюдения оформлять.

В результате этого разоблачения каждый член группы, не исключая и майора, обзавелся своим персональным портретом. Причем во время написания портрета Раимова у немца вдруг прорезалась удивительная рассеянность, и он, исключительно по ошибке, нарисовал на погонах начальника две лишние звезды. А когда это обнаружилось, то оказалось, что исправить ничего нельзя! Карандаш куда-то потерялся, стирательной резинки не было, а обычным углем такой дефект устранить невозможно. Пришлось Раимову смириться и временно стать полковником. При этом Шныгин заметил, что командир как-то странно на свой портрет смотрит. Будто прикидывает, пойдут ли ему полковничьи погоны…

Так продолжалось до сего момента, и не было никакой тенденции к тому, что до конца вынужденного пребывания вдали от благ цивилизации что-нибудь изменится. Шныгин позавтракал, чем ООН послал, и вышел из палатки на свежий воздух. После утреннего приема пищи всем бойцам, за исключением Пацука, полагался часовой отдых, как сказано в уставе, “для правильного усвоения пищи”. Есаулу же полагалось мытье посуды, как сказано Раимовым, “для лучшего усвоения устава”. А вот как раз Пацук и нужен был старшине. Шныгин дождался, пока все уйдут из столовой и, отмахнувшись от предложения Кедмана побросать мячик в самодельную баскетбольную корзину, устроенную на ближайшей сосне, нырнул в палатку.

– Уйди, Репа. Без тебя тошно, – не оборачиваясь, буркнул есаул.

– Гляди какой догадливый! – усмехнулся старшина. – Тошно, говоришь? Сейчас полегчает. Ко-мон в кусты, еври бади, блин! Поговорить нужно.

Есаул удивленно посмотрел на Шныгина, задумчиво повертел тарелку в руках, а затем с чистой совестью утопив ее в бачке, вышел из палатки на улицу. Белка, завидев с сосны ненавистного барабанщика, швырнула в есаула несколько шишек, но, получив в ответ пустой консервной банкой по лбу, спикировала с ветки на мох у корней и, полежав в коме пару минут, стремительно взбежала обратно, жалуясь на “царя природы” и стеная над своими ранами. Пацук довольно фыркнул и нырнул в кусты, даже не шелохнувшиеся после того, как через них прошел старшина.

– Лезешь через бурелом, как медведь, – придрался к сослуживцу есаул. – Веточку почти у вершины сломал, и трава у корней примята. Перешагнуть не мог?

– Не стони. Мы не в разведке, – вполголоса произнес Шныгин. – Лучше скажи, самогонку будешь?

Пацук оторопел. Пару секунд он внимательно смотрел на старшину, пытаясь понять, издевается тот, просто шутит или в морду за такие садистские замашки получить хочет, а затем покачал головой. Судя по физиономии Шныгина, тот говорил совершенно серьезно, и Микола, сглотнув слюну, коротко кивнул головой. Сергей, и не ожидавший другого ответа, широко улыбнулся и хлопнул украинца по плечу:

– Тогда слушай сюда, что нужно сделать!..

Минут пять два славянина корректировали план дальнейших действий, а потом Пацук ушел той же дорогой, какой и приходил на тайную встречу. Старшина подождал еще пару минут, а затем отправился в противоположном направлении. Обогнув лагерь по широкой дуге, Шныгин выбрался к палаткам рядом с тем местом, где Кедман с упоением играл в баскетбол в гордом одиночестве, а Зибцих, напевая что-то себе под нос, чистил оружие. Старшина перехватил у американца мячик, бросил пару раз по кольцу, ни единожды не попав, и, махнув с досады рукой, потопал к палатке Раимова.

– Товарищ майор, разрешите обратиться? – поинтересовался Шныгин, застывая перед входом.

– Что еще? – устало произнес Раимов, выбираясь из полумрака палатки на свет божий. – На базу захотелось? Можешь всем сказать, что завтра утром возвращаемся.