Nancy Kress - Испанские нищие (Beggars of Spain)
– Какое? – Кэмден достал сигарету, взглянул на жену и положил сигарету обратно.
– Миссис Кэмден, по чистой случайности в ваших яичниках в прошлом месяце развились яйцеклетки. Мы взяли одну для генной хирургии. Вторая яйцеклетка тоже была оплодотворена. Вы носите в себе два зародыша.
Элизабет Кэмден застыла:
– Близнецы?
– Нет, – ответила Сьюзан и тут же поправилась: – Я хочу сказать, да. Они близнецы, но генетическим изменениям подвергся один. Другой будет так называемый нормальный ребенок. А я знаю, что вы не хотели такого.
– Да. Я не хотел, – сказал Кэмден.
– А я хотела, – выговорила Элизабет. Кэмден бросил на нее яростный взгляд и на сей раз закурил. Сьюзан подозревала, что Кэмден затягивается чисто машинально.
– Влияет ли на зародыш присутствие другого плода?
– Нет, – уверила Сьюзан. – Конечно, не влияет. Они просто... сосуществуют.
– Вы можете сделать аборт?
– Придется изъять оба зародыша. Удаление немодифицированного эмбриона вызовет изменения в плаценте и, возможно, спонтанный выкидыш второго. – Она глубоко вдохнула. – Разумеется, есть и другой путь – начать все с начала. Но, как я уже говорила, вам очень повезло, что искусственное оплодотворение произошло всего лишь со второй попытки. Некоторым парам требуется восемь или десять попыток. Если придется все повторить, процесс может весьма затянуться.
– Повредит ли присутствие второго зародыша моей дочери? – спросил Кэмден. – Она будет полноценно развиваться? Или что—либо изменится на поздней стадии беременности?
– Нет. Я вижу только одну реальную угрозу – преждевременные роды.
– Насколько раньше? Это опасно для матери?
– Почти наверняка нет.
Кэмден продолжал курить. В дверях появился слуга:
– Сэр, звонят из Лондона. Джеймс Кендалл от мистера Иагаи.
– Я отвечу. – Кэмден встал, не сводя глаз с жены. – Все будет в порядке, Элизабет. Не волнуйся.
Целую минуту женщины сидели молча. Сьюзан чувствовала разочарование – не такого Кэмдена она ожидала увидеть. Она вдруг ощутила, что Элизабет Кэмден усмехается.
– О да, доктор. Он такой. Властный. Но ребенок слишком много для него значит. – Она тихо, взволнованно рассмеялась. – Двое. Вы... вы знаете, какого пола другой?
– Оба эмбриона женского пола.
– Я хотела девочку. И теперь она у меня будет.
– Так вы не станете прерывать беременность?
– О нет. Спасибо за то, что приехали, доктор. – Сьюзан явно давали понять, что визит окончен. Никто не провожал ее. Но когда она уже садилась в машину, Кэмден выбежал из дома.
– Сьюзан! Я хотел поблагодарить вас. Вы проделали такой путь, чтобы сообщить лично.
– Вы уже поблагодарили.
– Да. Хорошо. Вы уверены, что второй зародыш не повредит моей дочери?
– Зародыши абсолютно безопасны друг для друга, – сказала Сьюзан.
Он улыбнулся. И промолвил тихо и грустно:
– И вы считаете, что оба должны быть одинаково важны для меня. Чушь. Почему я должен притворяться? Особенно перед вами.
Сьюзан открыла дверцу машины. Нет, к этому она не готова... Кэмден нагнулся, чтобы закрыть дверцу, в его поведении не было и намека на флирт.
– Мне следует заказать второй манеж.
– Да.
– И второе детское сиденье для машины.
– Да.
– Но не вторую ночную няню.
– Это вам решать.
– И вам. – Внезапно он резко наклонился и поцеловал ее. Вежливый и преисполненный уважения поцелуй потряс Сьюзан. Даже похоть и властность оставили бы ее равнодушной, но это... Кэмден опередил ее реакцию: он захлопнул дверцу машины и пошел к дому. Сьюзан дрожащими руками держалась за руль, пока шок не сменился веселым удивлением – это был нарочито остраненный поцелуй, специально придуманная загадка. И похоже, продолжение не заставит себя ждать.
Интересно, как Кэмден назовет своих дочерей?
Доктор Онг шел по полуосвещенному больничному коридору. Сестра, дежурившая у входа в родильное отделение, шагнула вперед, намереваясь остановить его – была полночь, часы посещений давно истекли, – но, узнав, отступила на свой пост. За углом было вмонтировано обзорное стекло в детскую. К немалому раздражению Онга, Сьюзан Меллинг стояла здесь, прижавшись к стеклу, и плакала.
Онг никогда не любил женщин. Даже самые выдающиеся из них не способны, очевидно, сдерживать свои эмоции и не выставлять себя в чертовски идиотском виде.
– Посмотрите. – Сьюзан с легким смешком вытерла глаза. – Доктор, вы только взгляните.
Роджер Кэмден в халате и маске держал младенца в белой распашонке и светлом одеяльце. Синие глаза Кэмдена – театрально синие, в жизни у мужчины не должно быть таких ярких глаз – сияли. Головку новорожденной покрывал светлый пушок; у нее были широко расставленные глаза и розовая кожа. Всем своим видом Кэмден словно показывал, что ни один ребенок на свете не обладал такими достоинствами.
– Роды без осложнений? – спросил Онг.
– Да, – всхлипнула Сьюзан Меллинг. – Идеальные. Элизабет чувствует себя хорошо. Она спит. Разве он не прекрасен? Самый предприимчивый из всех, кого я знала в жизни. – Она вытерла нос рукавом. Онг понял, что Сьюзан пьяна. – Я когда—нибудь говорила вам, что была обручена? Пятнадцать лет назад, еще в колледже. Я разорвала помолвку, потому что он стал казаться мне таким скучным. О Боже, зачем я все это рассказываю? Извините.
Роджер Кэмден положил младенца в маленькую колыбельку на колесиках. Табличка над ней гласила: НОВОРОЖДЕННАЯ КЭМДЕН, ДЕВОЧКА, 1. 5,9 фунта. Ночная дежурная снисходительно наблюдала за ним.
Онг отправился писать отчет. В этих обстоятельствах докладу Меллинг нельзя доверять. Беспрецедентный шанс зафиксировать все подробности генных изменений при наличии контрольного ребенка, а Меллинг больше интересуют собственные сентиментальные бредни. Стало быть, придетсяотдуваться самому. Ему не терпелось узнать подробности. И не только о румяной малютке на руках у Кэмдена. Он желал знать все о рождении ребенка, лежащего в другой колыбельке, где было написано: НОВОРОЖДЕННАЯ КЭМДЕН, ДЕВОЧКА, 2. 5,1 фунта.
Глава 2.
Самое раннее воспоминание Лейши – по комнате текут полосы, а протянешь руку, чтобы потрогать, кулачок оказывается пустым. Позже она поняла, что эти переменчивые полоски – свет, солнечные лучи, косо падающие сквозь шторы ее комнаты, сквозь деревянные ставни столовой, сквозь решетчатые жалюзи оранжереи. В тот день, когда она сделала это чудесное открытие, девочка громко рассмеялась, и папа, сажавший цветы в горшочки, обернулся и улыбнулся ей.
Весь дом был наполнен светом. Он отражался от озера, струился по высоким белым потолкам, собирался в лужицы на блестящих деревянных полах. Они с Алисой постоянно двигались сквозь эти потоки, и иногда Лейша останавливалась, запрокидывала голову и позволяла им заливать лицо. Она чувствовала его, как воду.
Лучше всего, конечно, было в оранжерее. Именно там любил проводить время папа, бывая дома. Папа поливал деревья, напевая под нос, а Лейша и Алиса перебегали с теневой стороны, где росли крупные пурпурные цветы, на солнечную сторону – носились без устали взад—вперед.
– Растения, – говорил папа, всегда выполняют свои обещания. Алиса, осторожно! Ты чуть не опрокинула эту орхидею! – И Алиса послушно прекращала беготню. Лейше папа никогда не говорил ничего подобного.
Какое—то время спустя свет уходил. Сестрички принимали ванну, а после Алиса становилась—тихой или, наоборот, капризной. И няня укладывала Алису в постель, а Лейша оставалась с папой, пока он не уходил поработать в кабинете с бумагами, которые делают деньги. Лейше на мгновение становилось жаль, но почти сразу же приходила Мамзель и начинала заниматься с Лейшей. Узнавать новое было так интересно! Она уже умела петь двадцать песенок, писать все буквы алфавита и считать до пятидесяти. А когда уроки кончались, свет возвращался обратно и наступало утро.
Завтрак был единственным временем суток, которое Лейша не любила. Папа уже успевал уехать на работу, и девочки трапезничали с мамой в большой столовой. Мама сидела в красном халате, который Лейше нравился, и от нее еще не исходил странный запах, и она произносила нормальные слова, но все равно было скучно. Мама всегда начинала с вопроса:
– Алиса, милая, как ты спала?
– Хорошо, мама.
– Тебе снились хорошие сны?
Долгое время Алиса отвечала: нет. А однажды сказала: "Я каталась во сне на лошади". Мама захлопала в ладоши и поцеловала Алису, и с тех пор у сестры всегда был наготове сон для мамы. Тогда Лейша решилась:
– Я тоже видела сон. Свет проник в комнату и закутал меня, как в одеяло, а потом поцеловал меня в глаза.
Мама поставила чашку так резко, что кофе выплеснулся на стол.
– Не лги мне, Лейша. Тебе ничего не снилось.
– Нет, снилось, – настаивала Лейша.
– Только у тех детей, которые спят, бывают сны. Ты не видела никакого сна.
– Нет, видела! Видела! – закричала Лейша. Она видела сейчас это золотое солнечное покрывало.
